Ярмарка Святого Петра (Хроники брата Кадфаэля - 4) - Эллис Питерс

И монах поведал другу о свершившемся святотатстве и показал ему лепесток розы, который держал за пазухой завернутым в полотняную тряпицу.

- Можешь не сомневаться: я знаю, что говорю, - убеждал он Берингара. Эмма не обронила ни лепестка, когда несла цветок к гробу. Значит, он выпал оттуда позже. Ну а потом племянница убитого купца идет на всяческие ухищрения ради того, чтобы повидаться с перчаточником, а когда наконец приходит к нему, он тоже оказывается убитым. Ясно, что одно связано с другим. Некто предположил, что предмет его поисков спрятали в гробу, чтобы препроводить в Бристоль. Но поскольку и там ничего подобного найти не удалось, неизвестный направился сюда, ведь именно сюда Томас из Бристоля должен был отнести свое послание.

- Но выходит, злоумышленник знал об этом заранее.

- Или же догадался, сопоставив известные ему факты.

- Ты говоришь, - произнес Хью, размышляя вслух, - что гроб был вскрыт и закрыт снова между повечерием и полуночной службой - стало быть, до полуночи. А мог бы ты сказать мне, Кадфаэль, - ты ведь в таких делах смыслишь поболее меня, - когда именно был убит Эан из Шотвика?

- Скорее всего, пару часов спустя после полуночи он был уже мертв. Мне кажется, что после тщетного осмотра гроба неизвестный решил, что, хотя с мастера Томаса не спускали глаз с момента его прибытия в Шрусбери и избавились от него еще до открытия ярмарки, он все же ухитрился проскользнуть сквозь расставленные сети и сам или с чьей-то помощью успел выполнить свое поручение и передать перчаточнику то, что ему предназначалось. Ну а Эан, бедняга, конечно же, открыл ночью дверь только потому, что услышал условное слово. Он ждал посланца, а впустил своего убийцу.

- Получается, что даже теперь, совершив два убийства и взяв двойной грех на душу, злодеи своего не добились. Перчаточник решил, что они принесли ему долгожданное послание, они же думали, что оно находится у него, и все ошибались. - Хью задумался, подперев подбородок загорелым кулаком и насупив брови. - А Эмма пришла сюда... украдкой.

- Вот именно, - сказал Кадфаэль, - не каждый мужчина смотрит на женщин, как ты или я. Большинству и в голову не придет, что женщине может быть доверено что-то ценное и серьезное. А уж молоденькой девице тем паче. Но теперь, после того как все их поиски ничего не дали, они поневоле обратят внимание на Эмму. Поймут, что она-то им и нужна.

- Тем более что она себя выдала, - невесело заметил Хью. - Но что поделаешь - хорошо еще, что нашлось кому проводить ее в странноприимный дом. Сейчас она уже там, в безопасности, - спасибо Корбьеру. Бедняжка до сих пор переживает случившееся - это видно, несмотря на все ее самообладание. Я оставил ее на попечение Элин и заверяю тебя, что сегодня она и шагу не ступит без надзора. Ну ладно, об Эмме мы сумеем позаботиться. А сейчас давай осмотрим тело этого бедолаги, вдруг да углядим что-нибудь важное.

Хью наклонился и стянул грубый мешок, закрывавший наполовину лицо перчаточника - от брови с одной стороны до челюсти с другой. На голове, выше левого виска, виднелся кровоподтек. По всей вероятности, как только Эан открыл дверь, на него обрушился сильный удар справа. По-видимому, его собирались оглушить и связать, как Варина. На сей раз им не пришлось возиться с дверью, но зато и Эан, в отличие от Варина, не спал, а был начеку.

- Действовали они примерно так же, как и в прошлый раз, - промолвил Кадфаэль. - Навряд ли у них было намерение убить купца. Но справиться с ним оказалось не так просто, как с Варином: завязалась драка, а кончилось тем, что перчаточнику сломали шею. На мой взгляд, все происходило так: один из нападавших скользнул Эану за спину и сзади накинул ему на голову этот мешок. Однако перчаточник продолжал сопротивляться и его противник потянул за мешок, чтобы оттащить его назад, да, видать, слишком сильно. Мастер Эан был жилист и проворен, но уже не молод. Кости у него были хрупкие, вот и не выдержали. Но убийство это непреднамеренное. Ежели бы у них все вышло по-задуманному, мы нашли бы здесь этого беднягу связанным, но живым, как Варина. Ну, а когда они поняли, что хозяин палатки мертв, принялись в спешке шарить повсюду, потому здесь все и разбросано.

Берингар сгреб в сторону уздечки, перчатки, поводья и прочие изделия, раскиданные по полу и поверх мертвого тела. Правая рука убитого ниже локтя была прикрыта отвернутой полой его же кафтана. Видимо, когда убийцы обыскивали тело, полу откинули в сторону, чтобы не мешала поискам. Хью вернул полу на место и присвистнул - в руке мертвеца был зажат длинный кинжал. Обнаженный клинок с желобками и золотым узором возле рукоятки. Из-под правого бедра торчали пустые ножны.

- Он был вооружен! И глянь-ка, пометил одного из своих врагов!

Кончик кинжала был окрашен кровью. Алая, еще не успевшая потемнеть кровь стекла по желобкам двумя тоненькими полосками.

"Он нелюдим и никому не доверяет, сам себе носильщик и сторож, с оружием не расстается и умеет им пользоваться", - припомнил Кадфаэль слова Родри ап Хува. Монах опустился на колени возле тела, осмотрел и ощупал его с головы до пят.

- Я думаю, - сказал он Берингару, - его надо перенести в замок или в аббатство и там осмотреть более тщательно. Но и сейчас можно сказать, что, кроме кровоподтека на голове, ран на теле нет. На кинжале не его кровь.

- Если бы мы так же просто могли выяснить чья, - сухо промолвил Хью.

Он сидел на корточках, не испытывая ни малейшего неудобства. Кадфаэль не |без зависти посмотрел на молодого приятеля и поерзал по дощатому полу затекшими коленями, стараясь устроиться поудобнее.

Берингар поднял окоченевшую руку покойного и ощупал скрюченные пальцы.

- Как крепко вцепился! - подивился он.

Хью стоило усилий высвободить зажатый в руке мертвеца кинжал. И тут в падавших из окошка лучах утреннего солнца на кончике клинка что-то сверкнуло, подобно тому, как вспыхивают золотом и тут же пропадают из виду висящие в воздухе пылинки.

- Глянь, снова блестит, - промолвил Кадфаэль, когда Хью повернул в руке кинжал. Что-то присохло к запекшейся на кончике клинка крови. - Никак золотистый волосок... Нет, это не волос, а тоненькая ниточка, - уточнил, приглядевшись, монах. - Желтоватая льняная нить. Удар кинжала вырвал окровавленную полоску ткани. Она пристала к желобку, а потом и присохла. Гляди!

Кадфаэль потянул за кончик нити, и узкий, словно травинка, жгутик, прилепившийся к лезвию, растянулся на пядь. Материя пропиталась кровью, но с одного края лоскуток остался сухим, и можно было разглядеть его цвет красновато-коричневый. А на самом конце лоскутка виднелась длинная и тонкая, закрученная, словно курчавый волос, льняная нить. Она-то и поблескивала, когда на нее падал солнечный свет.