Женщины у колодца - Кнут Гамсун

Маленькая Лидия встала, и, стряхнув песок с платья, опустилась на ступеньку лестницы с такой силой, что та затрещала. Абель опять стал оправдываться, но она ничего не отвечала ему и только бросила на него сердитый взгляд. Однако через несколько минут гнев её прошёл и она даже чуть-чуть улыбнулась.

— Что ты хотел этим доказать, дурачок? — спросила она, смеясь.

— Я не знаю, — отвечал он.

— Отчего ты не садишься, слышишь? — спросила она вдруг и села сама.

Но Абель не сел, а облокотился, возле неё, на перила. Она опять протянула ему складку своего платья, чтобы он держал её, пока она будет шить, и он повиновался.

— Я думаю о том, не лучше ли мне остаться на всё время ученья у кузнеца, — сказал он. — Как ты полагаешь?

— Я не знаю. А долго это продлится?

— Нет, недолго. А тогда я могу получить кузницу за дешёвую цену, говорит Карлсен. Он мне в этом поможет.

— Кузницу? А зачем она тебе? Ах да, ты будешь в ней ковать. Но разве ты хочешь остаться там навсегда?

— Другая какая-нибудь работа тоже будет не лучше. Да и другие люди не кажутся мне лучше.

— Но ты будешь всегда такой чёрный! — сказала маленькая Лидия.

— А когда придёт время и мы женимся...

— Из этого ничего не выйдет! — прервала она его решительным тоном.

— Тогда этого хватит на то, чтобы иметь дом.

— Никогда! — заявила маленькая Лидия.

— Как так? — спросил он с недоумением.

— Я не люблю тебя.

Он посмотрел на её руки, на её лицо, и, подумав с минуту, сказал таким тоном, как будто бы уже всё было решено между ними:

— О, это придёт!

Но маленькая Лидия возмутилась, вырвала у него платье, которое он держал в руках, и сказала:

— Ты должен бы стыдиться!

Однако они опять помирились и заговорили о своих годах.

— Боже, как ты преувеличиваешь! — воскликнула маленькая Лидия. — Ты полное ничтожество! Ты ведь только в позапрошлом году конфирмовался. Ты думаешь, я не знаю, когда ты родился?

Абель рассмеялся.

— Извини, маленькая Лидия. Когда я родился, то о тебе никто ещё и не думал. Что бы ни говорили люди, а всё так, мне уж не так далеко до двадцати лет. Ведь мне же лучше знать!

— Ну! А я буду конфирмоваться весной, — сказала она.

— Это хорошо, — проговорил Абель.

— Хорошо? А почему?

Абель не ответил. Он не решился ей сказать, что это хорошо потому, что тогда она будет свободна и может выйти замуж. Но он боялся рассердить её.

— Ну вот, я кончила работу, — сказала она, вставая.

— Тогда я уйду. Добрый вечер! — проговорил он, но тут же был настолько смел, что попросил у неё воды напиться.

— Пойди туда, в дом, и напейся, — сказала она.

— Нет, уж я лучше пойду домой и напьюсь, — возразил он.

— Ни за что! — воскликнула она. — Я сейчас принесу тебе воды.

Когда он напился, то они ещё поговорили немного, но прежде чем он ушёл, он несколько раз обнял её и поцеловал. И какие у этого помощника кузнеца необыкновенно ловкие и сильные руки! Абель размахивал ими, идя домой. У него точно выросли крылья. Он был избранник девушки и будущий владелец кузницы! Лучше всего ему хотелось побыть одному в эту минуту, но дома он нашёл посетительницу. В комнате сидела Марен Сальт.

Все, кроме студента, были дома и уже успели переговорить о многом. Марен Сальт спешила. Ей надо было сделать в городе кое-какие закупки и тут у неё явилось желание навестить своих старых знакомых. Оливер тоже сказал ей несколько слов, пока она пила кофе и ела печенья.

— Ты можешь, значит, уходить из дома? — спросила Петра. — Мальчик твой спит?

— Нет, я не знаю. С ним Маттис, — ответила она.

— Маттис?

— Да. Я могу совершенно спокойно доверить ему мальчика.

— Ты хочешь сказать, что Маттис нянчится с твоим ребёнком?

— А почему же нет? Как же быть иначе? — возразила Марен Сальт. — Ведь мне нужно было выйти сегодня вечером и кое-что купить для дома, а Маттис остался. Он всегда это делает. Иначе невозможно.

Оливер с важностью проговорил:

— Я думаю, что Маттис возьмёт тебя, Марен, когда наступит такой день, что он захочет жениться.

Марен Сальт было приятно услышать это, но Петра как будто почувствовала некоторую ревность.

— Не думаю, — сказала она. — Впрочем, мне всё равно.

— Ну, это было бы уж далеко не так глупо, — заметил Оливер, стоявший возле Марен. — У него был бы тогда сынок и он мог бы обучить его, когда настанет для этого время и затем передать ему мастерскую.

— Ах, ведь мальчик только что родился! — возразила Марен. — А до тех пор ещё много воды утечёт.

— Я бы хотела посмотреть на него, — сказала Петра, — Что, он уж вырос?

— О да! Доктор говорит, что в нём заметна раса.

Петра пристально взглянула на Марен.

— Доктор сказал это? — спросила она.

— Ну да. Что же тут особенного?

Молчание. Петра немного подумала и потом проговорила:

— Нет, тут нет ничего особенного. Доктор иногда говорит это. О моих детях он тоже сказал, что у них видна раса. Я не знаю, что это означает.

Оливер снова заговорил:

— Насколько я понимаю, доктор хотел только этим сказать, что ребёнок большой, крепкий и здоровый. Да, слава Богу, наши дети, все были крепкими детьми.

— А какие глаза у твоего ребёнка? — спросила Петра.

— Карие, — отвечала Марен.

Петра как-то странно вспыхнула, словно опять её кольнула ревность и, не удержавшись, воскликнула:

— Откуда ты взяла для него карие глаза?

— Хе-хе! Это ты бы могла знать! — возразила Марен, кокетливо рассмеявшись.

— Могу себе представить! — резко и с досадой проговорила Петра. — Он повсюду!

Марен посмотрела на неё:

— Как странно ты говоришь! На кого ты намекаешь?

— Ах, ни на кого! Я ни про кого не говорю! — отвечала Петра.

— И нечего тебе отгадывать. Всё равно ты не угадаешь!

Марен произнесла это с лукавым, таинственным видом и замолчала. Ах, проклятая старая баба!

Она делает вид, как будто сама ещё не решила этого вопроса, как будто у неё есть выбор и она не знает, на ком остановиться.

— В кофейнике есть ещё кофе для Марен? — спросил Оливер.

Налита была четвёртая чашка, и Марен выпила её. Разговор между тем не прерывался. Болтали о том, о сём, и Петра опять пришла в хорошее настроение. Она увидала, что у самой Марен карие глаза. Что ж удивительного, если её ребёнок наследовал их? Однако, у Петры как будто родилось какое-то подозрение, от которого она никак не могла отделаться.

— Это всё-таки он! — сказала она. — Только теперь он был настолько хитёр, что взял женщину с карими глазами, для большей верности.

— Не понимаю твоей глупой болтовни, Петра, — возразила Марен. — Должна прямо сказать тебе, что ты говоришь глупости!

Петра была обозлена и поэтому она уже не в состоянии была соблюдать приличия в отношении гостьи.

— Не думаешь ли ты, что он взял тебя по какой-нибудь другой причине, а не потому, что у тебя карие глаза? Нет, Марен, ты ведь должна понимать что ты уже не молоденькая!

Когда разговор достиг этого пункта, то Оливер решил, что ему надо вмешаться, но, вместо этого, он взял свою шляпу и ушёл, захватив с собой Абеля. И вот пять женщин, старые и молодые, остались одни. Но взволнованная «Петра, конечно, не могла доставить своим присутствием удовольствия своей гостье, и Марен очень хотелось швырнуть чашку с кофе на пол. Но она удержалась и только проговорила глубоко обиженным тоном:

— Я, конечно, уже не молоденькая, о нет! Но и ты, Петра, тоже уж не годовалый зайчик, помни это! И притом, ты ведь уже более, чем достаточно, получила от человека, с которым ты меня связываешь теперь в своих подозрениях.

Но Петра заметила, что её девочки навострили уши, и поэтому она стала смеяться, чтобы выйти из затруднения, и воскликнула:

— Я получила? Да я ни одного гроша не получила ни от кого другого, кроме как от своего собственного мужа, поверь мне! Да и за что же мне будут давать деньги другие мужчины? Слава Богу, нам хватает того, что зарабатывает Оливер.

Конечно, это было сказано лишь для того, чтобы дать другой оборот разговору. Мало-помалу и обе спорящие матери успокоились и позднее заключили мир. Стали говорить о разных городских новостях и принялись за пятую чашку кофе. Женщины перегнулись через стол и, разговаривая, засматривали друг другу в лицо. В городе снова произошёл скандал — у Каспара, который работает на верфи. Он поколотил свою жену. Марен слышала об этом вчера вечером.

Петра возмутилась.

— Что же она сделала, жена Каспара?

— Ах, вероятно это вышло из-за другого рабочего на верфи.

— Посмел бы он тронуть меня рукой! — воскликнула Петра.

— Но, во всяком случае, что за жена у него! — заметила бабушка. Она состарилась и кровь охладела у неё давно. — Что только она выделывала в том году, когда Каспар был в плавании! Она отправилась на иностранном судне и долгое время служила кельнершей11 за границей.