История Хоперского полка Кубанского казачьего войска 1696–1896 гг. - Василий Григорьевич Толстов

Храбрость и мужество не покидали казаков, но ряды их быстро редели. Вот уже отважные бойцы потеряли более половины людей, почти все кони побиты и переранены, а надежды на выручку нет никакой! Тогда казаки решились умереть и дорого продать свою жизнь. Сделав последний залп, сотник Фисенко и его храбрые сподвижники с шашками и кинжалами наголо бросились напролом. Подавляемая массою неприятеля, эта горсть, достойных памяти героев, не сдалась и все почти полегли смертью храбрых в этом неравном бою. Горцы дорого заплатили за свое торжество, насчитывая в своих рядах десятки убитых и раненых. Бой кончился и неприятель удалился с места кровавого побоища, обобрав убитых казаков и их лошадей. Однако двое израненых хоперцев, чудом сохранившие свою жизнь, на заре пришли в память и кое-как дотащились до Зеленчукского поста и там поведали печальную весть о гибели своих товарищеей. Постовые казаки тотчас дали знать на кордон о печальном происшествии, а сами поскакали к месту боя и там, подобрав тела погибших товарищей, предали их земле вблизи Баталпашинского редута. Не охотники вообще прославлять подвиги своих врагов, горцы, однако, еще в шестидесятых годах пели песню, в которой прославлялось имя храбраго сотника и его казаков.

Вообще же озлобленность противников друг к другу в те времена была чрезвычайная. Да оно и понятно, если принять во внимание ненасытную жадность черкесов к добыче и кровавым подвигам и тяжелую ответственность за пограничные происшествия, которая лежала на казаке, как на порубежном поселянине. При успехе победители редко щадили побежденных и жестоко расплачивались за старые счеты: даже мертвых иногда не оставляли в покое.

До половины тридцатых годов у казаков еще водилось обыкновение отсекать у убитых горцев головы и привозить их в свои станицы напоказ, как трофеи. Но в 1833 году наказный атаман, узнав о таком случае, бывшем в станице Наурской, отдал приказ, чтобы «не возить в станицы сии бездушные трофеи и на будущее время убиенным, чтобы неистовств чинимо не было…» 233).

Живя в своих лесных и горных трущобах, вдали от культурных народов, черкесы были совершенно не развиты ни умственно, ни нравственно, признавали только право силы и требования своей физической природы; они были весьма завистливы, корыстолюбивы и жадны к добыче. Труд не был им свойствен, а потому все домашние и полевые работы лежали на женщинах и невольниках из пленных; сами же горцы любили праздность и пустословие. Узнав прелесть легкой наживы и в особенности работорговли, которая могла обеспечить все их нужды и удовлетворить их наклонности к праздному времяпрепровождению, черкесы с первых же годов возникновения русских поселений на Кавказе стали производить набеги в нашу сторону преимущественно ради разбоя, охоты на людей, грабежа и только изредка ради удали и молодечества, чтобы прослыть джигитом.

В наши пределы черкесы предпринимали набеги двух родов: мелкими партиями для хищничества и сильными, многочисленными отрядами, для погрома наших станиц и селений. Набегами на линию особенно отличались абадзехи, у которых постоянно скрывались беглецы от всех народов и преимущественно из Кабарды; от них более всего формировалось партий для грабежа. Для набега обыкновенно собирались небольшие партии, которые, под предводительством какого-либо знакомого с местностью лихого наездника, направлялись к Кубани. Такие партии, конечно, всегда избегали встречи с нашими войсками и пограничными казачьими командами, а нападали на одиночных людей, на малые разъезды и проезжаюших, чтобы захватить кого-либо в плен или отбить скот.

Подойдя ночью к Кубани, черкесы останавливались в каком-либо скрытном мест, высматривали переправу и следили за нашими кордонными постами. Переход через Кубань совершался преимущественно ночью, вброд, а в половодье – при помощи бурдюков, на которые укладывалось оружие, платье, пища и патроны; зимою Кубань переходили по льду. После переправы, черкесы осторожно проскользали нередко через цепь наших постов и секретов, в особенности во время бури, метели, тумана или грозы, когда бдительность казаков ослабевала: при отсутствии же таких благоприятных обстоятельств, партия обыкновенно скрывалась в укрытых местах и терпеливо ожидала удобнаго момента для внезапного и совершенно незаметного прорыва через границу. Последнее было весьма важно, так как бывали случаи, что дурная разведка, оплошность, неосторожность предводителя вела к гибели всю хищническую партию.

Так, в апреле 1834 года 235), партия из 18-ти пеших черкесов задумала переправиться на нашу сторону против поста Донского (между Невинномысскою и Барсуковскою станицами). Стояла темная, мрачная ночь, изредка освещаемая блестящиими полосами молнии. Постовые казаки Хоперского полка, не смотря на ненастье, бодрствовали и как бы по предчувствию удвоили заложенные по берегу секреты и свою осторожность. Было уже заполночь, когда черкесы начали переправляться немного выше нашего секрета из 16-ти казаков, но течением воды их понемногу сносило ниже и под конец переправы они оказались недалеко от ожидавшей их засады. Большая часть партии была уже у нашего берега, когда молния осветила не только хищников, но даже ружья казаков. Раздались одновременно два враждебных залпа и затем казаки с криком «ура!» бросились на неприятеля в шашки. Поражаемые шашками и кинжалами, черкесы погибли все, за исключением четырех, успевших перебраться обратно через Кубань; казакам также досталось: они потеряли 5 человек убитыми и ранеными. Нередко неудачи горцев происходили от их невежества и суеверия и от массы всевозможных примет и признаков, которые вселяли в них страх перед непонятным и сверхъестественным. Следующий случай, имевший место в 1828 году, довольно рельефно характеризует суеверие горцев, стоившее жизни восьми человекам 236).

По дороге из станицы Баталпашинской в станицу Суворовскую, вблизи соляных озер, высится довольно большой курган, на котором, по преданию, было совершено ужасное преступление: воспитанник-горец убил своего аталыка-воспитателя. С тех пор тень убитого изменой аталыка (воспитатель детей у черкесов) ежедневно после захода солнца появлялась на кургане, откуда с криком и воем нападала на всякого проезжего и прохожего, замучивала его до смерти, а с восходом солнца исчезала бесследно. Однажды Хоперского полка, станицы Суворовской, урядник Переверзев ехал по службе в станицу Баталпашинскую, но на р. Тамлыке увлекся охотою за дикими козами, которую прекратил только около кургана, по случаю утомления. Дав стреноженному своему коню возможность отдохнуть, он сам забрался в кусты на кургане и скоро заснул. Солнце скрылось уже за горами, когда Переверзев проснулся и увидел себя на страшном месте; невольный страх запал в душу стараго казака при воспоминании о всаднике-мертвеце. Поймать и взнуздать коня было делом одной минуты, а затем он поспешно стал спускаться с кургана и уже был внизу, когда заметил со