Песнь торжествующего плебея (сборник) - Михаил Веллер

Скажем, была советская эпоха, когда на экране господствовал «производственный фильм» – борьба новатора с консерватором на фоне удоев прокатного стана. Писатели, сценаристы и режиссеры знали, что этот жанр – верняк: максимальные шансы на успех, то есть на то, что вообще пропустят, поставят и прокатят. Сменилась эпоха – и в 2002 году они же знают, что криминальный телесериал – это верняк: максимальные шансы заиметь спонсора, инвестора, продажу, прокат. Партбилет заменяем на волыну, советский новояз – постсоветским новоязом, приблатненной полуфеней, прокатный стан – на чемодан с долларами, целомудренный поцелуй – на откровенный трах. Остальное то же самое. То есть: рутина остается – меняется знак.

И плач остается тот же самый. Когда-то плакались на тупую упертость партначальства – теперь на примитивность зрителя, который не станет смотреть искусство, а кушать-то художнику надо.

Советский редактор был первейший сторонник высокого и настоящего искусства. Он хотел издавать подлинную литературу, не штампованную, не примитивно-верноподданническую, не убогие цыдули литературного начальства. Но – утирал слезу и разводил руками: вы же знаете, чего от нас требуют и как давят, мы же подневольны… желаем успеха вам!

Смена эпохи – смена знака. Редактор подневолен. Бесправный наемный работник. Загрузки выше ноздрей, зарплата маленькая, хозяин хам и невежда. Издателя интересует только прибыль! И поэтому мы издаем всякую макулатуру, все эти кровавые бреды, триллеры и сексы, примитивы и порнухи – массовый читатель иного покупать не станет.

Энергичный, высокопотентный человек редко идет в редакторы и еще реже им остается. Исключения единичны. Чаще редактор малосилен характером и умом. Социальная роль такая, подневольная. Редактор боязлив, осмотрителен, не боец. Он не идет вразрез волне – он вынюхивает ветер, чтобы удачнее держать по ветру. Но вынюхать непросто – а проще смотреть, как плывут другие, преуспевающие.

Идет фантастика? – вот вы бы принесли нам фантастику. Идет американский боевик? – а вы бы вот не могли американский боевик перевести? мы возьмем, заплатим. Русский детектив пошел? – милый, читатель хочет детективы, серьезную литературу наш хозяин издавать не хочет, ему бы только тираж… вот и тошнит нас от той дряни, что мы сами издаем, а что делать?.. Приходится!..

Человек двух встречал я из редакторского сословия, которые способны были взять рукопись и идти ругаться с издателем до хрипоты, ломить грудью и пробивать стенку головой. А если перебинтованная голова свою таранную функцию не выполнила – сказать автору: нашего козла пушкой не пробить, идите-ка вы в такое и вот такое издательство, они могут взять; и не сомневайтесь, книга пойдет на ура.

А нет ничего обычнее в издательской истории, как многократные отказы книге, которая потом летит бестселлером и даже входит в хрестоматии. Ну – типа того, что новое утверждает себя в борьбе со старым и преодолевает сопротивление консерваторов.

Обычный издатель и обычный редактор выцеливают в кильватер господствующему успеху жанра и вида. Верняк – это то, что уже апробировано другими. Редко-редко находится умный, расчетливый и рисковый, умеющий понимать на несколько шагов вперед и предусматривать грядущий успех нетипичного продукта.

Поэтому при звуках доброго редакторского плача я воображаю голубой водопад между ним и собой, чтоб аура моя им не рвалась и энергия не отсасывалась. И думаю о своем, наслаждаясь прохладными брызгами.

Если человек органически не способен быть свободным, и с приходом свободы выдумывает себе новое рабство и погружается в него – так ему и привычнее, и спокойнее, и понятнее, – то там ему и место, и жалеть его не надо. И слушать незачем, и верить нельзя.

Если редактор не хочет делать то, что он может, и не может то, чего хочет – разговаривать ему надо не с автором, а с психоаналитиком. Трудность в том, что психоаналитиков у нас практически нет, зато авторов – до фига.

Укуситель и укусомый

Укуситель и укусомый

Из «Записок лейтенанта Беспятых»

Оригинальное название текста – «Параллельные миры». Поскольку предыдущая антилитературная эскапада флотского лейтенанта опубликована, естественно, не была, его авторское самолюбие оказалось уязвлено. Сдержанно-критическую форму редакционного отказа легко можно себе представить.

Творческим натурам свойственны спонтанные умственные затмения. Только этим можно объяснить наивную и нелогичную попытку молодого автора напечатать «свою критику критиков» в таком органе, как «Новое литературное обозрение». Ягненок подал в совет стаи жалобу на волков, смеялся позднее сам Беспятых.

Самое забавное, что заметка была принята отделом писем и спланирована в рубрику «Письма наших читателей», будучи уже отредактированной и снабженной заголовком «О критике». Однако при сдаче номера на редколлегии ее постигла та же воинская участь: зарубили.

Поблагодарить за данную публикацию следует бывшего главного редактора журнала «Новое литературное обозрение» доктора филологических наук Валентина Оскоцкого, любезно предоставившего возможность провести поиск в редакционном компьютерном архиве.

Поскольку литературная критика, как и профессиональная критика вообще, есть занятие по исходному определению бесплодное; поскольку в мировой литературе невозможно назвать писателя, испытавшего на себе благотворное и позитивное влияние критики, но множество, кому критика в той или иной мере портила жизнь и нервы; поскольку критик исходит из той или иной степени разрушительного осознания своей бесплодности и несостоятельности в каких-либо позитивных, созидательных областях деятельности и делает себе профессией оценку деятельности других, – я искренне рад поводу выразить Вам сердечное сочувствие и засвидетельствовать свое глубокое уважение той стойкости и мужеству, с которыми Вы превозмогаете свой недуг, стараясь заработать на жизнь умственным трудом.

Критик не может помочь писателю написать хорошую книгу или помешать написать плохую, зато может вовсе отбить писателю вкус к жизни и тем затруднить появление следующей книги, какова бы она ни была. Критик – это тот сосед, который рвется подержать свечку в чужой спальне, отстаивая свое право на свободу информации. Это очень приветствуют те, кому не с кем спать или не получается.

Критик не имеет задачей понять или верно истолковать книгу; задача его заключается в том, чтобы, отталкиваясь от критикуемой книги, явить максимальный блеск собственного ума, эрудиции и таланта. Книга – не предмет критического анализа: книга есть сырье и материал для создаваемого критиком собственного произведения – статьи, рецензии, эссе; и критик естественно стремится явить себя в блеске своего произведения.

Что такое критика?

Критика – это литература второго рода. Если литература так или иначе питается реальностью, то критика – уже литературой. (Никому не сметь думать о клопах и пиявках!) Это производная от литературы.

Писатель дает свое видение мира.

Критик дает свое видение литературы.

Через свое видение мира – писатель выражает свое понимание жизни и отношение к ней.

Через свое видение литературы – критик выражает свое понимание литературы и отношение к ней.

Стоп! Уж вот-то ни фига подобного. Читай выше.

Кто главнее?

– Ты проживешь без королей?Солдат сказал: – Изволь.А ты без армии своей?– Ну, нет… – сказал король.

Английская народная поэзия в переводах Маршака.

Литература возможна без критики, но критика невозможна без литературы. (Оценить свежесть мысли!)

Литература создает свой собственный мир, а критика нет.

Да этот критик просто питается мною, как червь яблоком! И где жрет – там и гадит. Ты кто такой?!

Критика – это когда критик учит писателя, как он, критик, написал бы то, что написал он, писатель, если бы он, критик, умел писать.

Чем отличается командир авиаполка от замполита? Командир говорит: «Делай как я», а замполит: «Делай, как я говорю».

Иногда сдерживаемые в организме жидкости ударяют критику в думательный орган и возбуждают – и он созидает сам в литературном жанре. Тогда собратья по цеху выносят святых. Тяжелое тактичное молчанье есть наилучший результат.

Необыкновенно болезненно реагирует критик на критику в собственный адрес: он воспринимает это как запрещенный прием. Хотя и льстит возвышение фактом критики до уровня критикуемых, к чему он стремится!

Это писатель все придумал!!! – негодует писатель. Это он останется в веках (по крайней мере, некоторым удавалось). Это его переводят на все языки от американского до бумбара. Это к нему не зарастет народная тропа! как ни загадили, ни перекопали ее тупые и завистливые современники.