Столица - Эптон Синклер

И действительно, возможность нашлась. На прошлой встрече мистер Хэсбрук сказал, что очень много для процесса им уже сделано и что он перешлет Монтэгю имеющиеся у него бумаги. Приехав утром в контору, тот нашел их у себя на столе. Это была целая кипа в несколько тысяч страниц, проглядев которые, Монтэгю к величайшему своему огорчению увидел, что они содержат не только исчерпывающий судебный иск со всеми необходимыми ссылками и цитатами, но и краткий предварительный набросок его речи,— словом, весь подготовительный материал, собранный самым основательным и добросовестным образом. Проделанная уже работа стоила никак не менее, чем десять или пятнадцать тысяч долларов, и Монтэгю сидел смущенный, перелистывая аккуратно отпечатанные на машинке страницы. Да, если все клиенты будут поступать с ним, как мистер Хэсбрук, он сможет позволить себе проводить рождественские праздники в гостях!

Монтэгю ощутил даже некоторую досаду, ибо кое-какие из пунктов он уже отметил про себя и намеревался щегольнуть ими на суде. Но, видимо, в данном процессе ему предстояло играть лишь роль подставного лица. Он взял телефонную трубку, вызвал мистера Хэсбрука и спросил, как он предлагает ему поступить с. этими бумагами. Ведь в них изложено подробнейшим образом все дело, и не надлежит ли ему просто использовать их в том виде, как они есть?

Никто не сумел бы ответить деликатнее, чем ответил ему мистер Хэсбрук. Бумаги переданы в полное распоряжение Монтэгю — он может поступать с ними по своему усмотрению: может использовать их в том виде, как они есть, может полностью их отбросить, может положить их в основу собственной работы — словом, как ему будет угодно; и любое его решение вполне удовлетворит мистера Хэсбрука. После этого разговора Монтэгю с легким сердцем написал Элдридж-Дэвонам, что с удовольствием принимает полученное от них официальное приглашение.

А среди дня ему позвонил Оливер и сказал, что обед, на котором должен присутствовать Монтэгю, будет завтра и что он заедет за ним в восемь часов вечера.

— Обед у Ивэнсов,— добавил Оливер.—Ты их знаешь?

Монтэгю слышал о Джеке Ивэнсе — председателе правления западных железных дорог.

— Это тот самый Ивэнс? — спросил он.

— Тот самый,— ответил Оливер.— Большой чудак, но с деньгами. Я приеду заблаговременно и все тебе объясню.

Однако объяснение последовало раньше, чем приехал Оливер. На следующий день Монтэгю посетила дама — и не кто иная, как сама миссис Уинни Дюваль. Она объяснила, что кто-то ей оставил наследство, получение которого сопряжено с некоторыми формальностями, и ей хотелось бы поручить это дело новоиспеченному юристу. При этом она надеется, что в виде самопоощрения он потребует с нее возможно более крупный гонорар. А впрочем, все это сущие пустяки: какая-то сотня тысяч от давно забытой тетки, умершей где-то там на Западе.

Когда с деловым разговором было покончено, миссис Уинни спросила, где сегодня Монтэгю обедает; этот-то вопрос и дал ему повод упомянуть Джека Ивэнса.

— Бог ты мой! — воскликнула, рассмеявшись, миссис Уинни.— Неужели Олли потащит вас к ним? Вот будет потеха!

— Вы с ними знакомы?— спросил Монтэгю.

— Избави боже! — ответила она.— С ними никто не знаком, но все о них знают. Конечно, муж встречается со старым Ивэнсом в деловых сферах и даже считает его добрым малым, но семейство — это сплошной кошмар!

— Семья большая?

— Нет, только старая леди, две взрослых дочери и сын. Сын, говорят, славный парень, но папаша крепко прибрал его к рукам и послал работать на свой завод. А управиться с дочерьми ему, должно быть, показалось непосильной задачей, и он отдал их в пансион, где обучают изысканным манерам; поверьте, более утонченных особ вы, наверное, не встречали никогда в жизни!

Подобное предисловие сулило Монтэгю много забавного.

— Но для чего все-таки они понадобились Оливеру, хотел бы я знать?— спросил он с недоумением.

— Не они ему понадобились, а он им. Дело в том, что их заедает честолюбие — это у них настоящая мания. Они и в Нью-Йорк приехали только для того, чтобы попасть в общество.

— Вы, по-видимому, хотите сказать, что они платят Оливеру?— спросил Монтэгю.

— Ну этого я не знаю,— ответила она со смехом.-Спросите у Олли. Они богаты, и возле них вечно вертится куча любителей подцепить шальной кусочек.

По лицу Монтэгю скользнула тень неудовольствия; миссис Уинни заметила это и порывисто протянула ему руку.

— О, я обидела вас! — воскликнула она.

— Нет,— сказал он.— Что мне обижаться? Но мой брат тревожит меня.

— В каком отношении?

— У него завелись большие деньги, и я не знаю их источника.

Женщина сидела минуту молча, не сводя с него задумчивого взгляда.

— А разве у него не было денег, когда он приехал сюда?

— Не очень-то много,— ответил он.

— Я потому спрашиваю,—продолжала она,— что если у него их не было, то он очень ловко сумел себя повести — мы все думали, что он богач.

Оба снова примолкли; потом миссис Уинни вдруг сказала:

— Знаете, вы совсем иначе смотрите на деньги, чем мы тут. в Нью-Йорке. Верно?

— Не знаю, право,— сказал он.— В каком смысле?

— У вас на них какой-то старомодный взгляд. По-вашему, человек должен их зарабатывать, для вас наличие денег это знак того, что он сам чего-то достиг. Я только сейчас это поняла —меня словно осенило! А мы к деньгам не так относимся. Никто из нас не зарабатывал их— мы просто их получили. И нам и в голову не приходит требовать, чтобы другие их зарабатывали, нам вполне достаточно знать, что они существуют.

Монтэгю не сказал своей приятельнице, что ее замечание весьма тонко: ведь, согласившись с ней, он бы совершил бестактность. Ему припомнилась история про негра, который, сидя на «скамье исповедников», усердно каялся в своих грехах, однако ужасно вознегодовал, когда остальные прихожане слишком горячо ответили ему «аминь!»

— Раньше Ивэнсы были еще забавнее, чем сейчас,— сказала, помолчав, миссис Уинни.— Когда они здесь появились в прошлом году, они были просто невозможны. У них состоял секретарем некий молодой англичанин — младший отпрыск разорившейся старинной фамилии, он обучал их хорошему тону. У моего брата есть один знакомый, который часто бывал у них на Западе, так он говорит, что просто жалко было смотреть, как этот молодчик командовал ими за столом: «Вилочку для мороженого надо держать в правой руке, мисс Мэри.— Никогда не просите второй порции супа, мастер Роберт.— А вы, мисс Анна, когда кушаете суп, двигайте ложку от себя, а не к себе,— так изящнее!»

— Я, кажется, начинаю им сочувствовать,— улыбнулся Монтэгю.

— О, это лишнее,— ответила она живо.— Эти люди добьются своего.

— Вы думаете?

— Конечно добьются. Деньги у них есть; за границей они побывали и понемногу обучаются обращению в свете. Теперь это их главное занятие, а при таком упорстве успех обеспечен. Муж говорит, что старый Ивэнс становится у нас на Востоке силой и что очень скоро его уже нельзя будет оскорблять безнаказанно.

— Это здесь тоже учитывается? — спросил Монтэгю.

— Еще бы,— рассмеялась миссис Уинни,— а особенно с недавних пор.— И в пояснение она рассказала, как одна высокопоставленная дама оскорбила дочерей крупного промышленного магната и как этот магнат в отместку согнал ее мужа с какого-то важного поста. В деловом мире часто случаются подобные казусы; принято думать, что борьба — дело чисто мужское, однако толчком к ней нередко является женская интрига. Бывает, например, что на бирже внезапно поднимется целая буря, а потом выплывает наружу, что это двое каких-нибудь воротил отбивали друг у друга любовницу; или вдруг кто-то начинает быстро идти в гору, а причина оказывается та, что жена этого человека продалась ради карьеры мужа.

Миссис Уинни подвезла Монтэгю в своем автомобиле. Пока он одевался к обеду, пришел Оливер. Монтэгю спросил его:

— Правда, что ты взялся ввести Ивэнсов в свет?

— Кто тебе об этом сказал?— полюбопытствовал Оливер.

— Миссис Уинни,— ответил Монтэгю.

— Что же она про них говорила?

Монтэгю передал ее рассказ, и Оливер, видимо, не нашел его преувеличенным.

— Только все это гораздо проще,— ответил он.— Время от времени я им кое в чем помогаю— вот и все.

— Например?

— Да так, пустяки; чаще всего советы даю: куда им пойти или что надеть. Ведь они, когда приехали в Нью-Йорк, одевались, как попугаи. А главное,— тут Оливер расхохотался,— я воздерживаюсь от насмешек на их счет. А если слышу, что кто-нибудь позволяет себе в этом отношении лишнее, то ставлю на вид, что в скором будущем они безусловно свое возьмут и станут опасными врагами. Раза два я уже кое-где нажал и расчистил им дорогу.

— Они тебе платят за это?

— Ты это, наверное, назвал бы платой, но разве это плата? Просто старик дает мне иногда перехватить на бирже малую толику,— ответил Оливер.

— Перехватить на бирже? — удивленно переспросил Монтэгю, и Оливер ему растолковал, что под этим подразумевается; в обществе, где людям не приходится зарабатывать, такие сделки вошли в обычай. Принимающий подобную услугу сам ничего не вкладывает и ничем не рискует; предполагается, что приятель покупает для него акции и, когда они повышаются, посылает ему чек на выигрыш. Очень многие, стесняясь брать прямо деньгами, с удовольствием принимают предложение какого-нибудь могущественного друга «отхватить для них сотенку акций». Такой способ давать на чай распространен в высшем свете. Это очень удобно, например, в отношении газетчиков, когда надо, чтобы они высказались положительно о надежности тех или иных акций; удобно это и с политическими и финансовыми деятелями, голос которых может оказать решающее влияние на судьбу курса. Если человек ставит себе целью попасть в свет, он должен быть готов к тому, что придется направо и налево раздавать такого рода чаевые.