Навеки твой. Прощай (СИ) - Резник Юлия

- Тебя это не касается, щенок.

- Черта с два. Она – моя женщина. Беременная моим ребенком. Я никому… ни вам, ни кому-то еще не позволю лезть в нашу семью.

- Да ты со своим отцом сначала разберись! Тоже мне, умник. Не позволит он…

Пот катился по вискам. Ему нужно было вернуться в палату, но Таир не мог заставить себя уйти от неё.

- Что вы имеете в виду?

- То и имею. Старый черт спит и видит, когда вы расстанетесь! Думаешь, я – вселенское зло? А ты у него поинтересуйся. Зачем он мне звонил. Зачем сообщал, что вы продолжаете видеться, м-м-м? Как будто я этого не знал. Как будто от меня вообще что-то можно скрыть.

Таир растер ладонями лицо.

- Господи… Я одного не пойму, если так… зачем вы ее мучали? Всеми этими ультиматумами, – грудь Таира сотряс приступ кашля. Он хватился за бок, опасаясь, как бы не разошлись швы. А Калинин молчал. Может, он и сам не знал, зачем это делал. По привычке. Из маниакальной необходимости вертеть даже самыми близкими и родными людьми, как марионетками. Будто даже не понимая, какую боль этим причиняет.

И отец… Таир моргнул. Что Калинин имел в виду, когда говорил о его отце? Неужели это правда?

Пауза затягивалась. Тревога росла. И не было ей ни конца ни края… Тревоге.

- Эй. Ну, ты что, глухой? Давай. Вали отсюда.

- Я… больше… её… не… оставлю.

- Так вот и займись своим гребаным здоровьем, раз так! – рявкнул Николай Викторович. - А то помрешь здесь еще, а мне потом объясняй ей.

Может быть, ему чудилось… Этого просто не могло быть.

- Я могу считать ваши слова благословлением? – от боли Тиар скатился на подлокотник, но продолжал держать лицо. И то ли задирал Калинина, то ли шутил – непонятно. Николай Викторович стиснул зубы. Дверь открылась – в палату вернулся тот самый доктор на пару с крепким медбратом.

- Леша, давай… Помоги ему.

- Может, кресло?

- Я сам.

- Да он отключается!

Не отключился. Дошел. А уже лежа в своей койке, распорядился:

- Нам одну на двоих палату.

- Одну на двоих им. Ишь, ты!

И уж совсем сквозь туман забытья:

- Ты вообще слышала, что о них в новостях говорят? Санта-Барбара, блин.

А что говорят? Черт! Он ведь даже не знал. Мамаев пытался до него добраться, они даже говорили, но Таир тогда еще не до конца пришел в себя и ничего не запомнил. Впрочем, о том, какая поднялась волна, догадаться было не трудно. Таир еще подумал о том, что нельзя, чтобы эти сплетни дошли до Леры. Но пока не придумал, как заставить журналистов оставить их в покое. И провалился. Теперь уж точно провалился в забытье.

Проснулся от того, что сильно пересохло в горле. Пошевелился. Приподнялся на локтях. Тем не менее, сразу поняв, и где он, и что случилось. В изголовье у его койки в своем кресле сидел отец.

- Как ты?

- Жить буду. О Лере нет новостей? – медленно сел, спустил ноги с кровати.

- Ты чуть не умер, у тебя полон рот проблем, а это все, что тебя волнует?

- А тебя… удивляет… что? - жадно отпил прямо из бутылки, заботливо оставленной на тумбочке кем-то из персонала. - Ты же любил. И мою мать, и Лерину.

- И вот, чем это для меня обернулось. И для тебя.

- Со мной просто случился несчастный случай, папа. А у тебя, насколько я знаю, совсем другая история. В которую я не лезу. Вы уж с Калининым сами разбирайтесь. Взрослые люди.

- И с чем же, по-твоему, я должен разобраться?

- Ты правда считаешь, что сейчас самое время для этого разговора? – Тиар взял костыль и выдохнул через зубы. Отец молчал. – Что ж, ладно. Тогда я отвечу. Чтобы уж закрыть эту тему раз и навсегда. Ты тоже был не прав, отец. Я тебя не сужу. Но и не понимаю.

- И чего же ты не поймешь?

- Почему, если ты так любил ее – не вытащил из того ада?

- Я пытался! Я столько раз это ей предлагал! Но она все равно к нему возвращалась, черт его подери!

- Что ж. Мне жаль, что так вышло. И что ты не сумел оставить за плечами эту историю. Но я ни капли не жалею о том, что мы с Лерой вместе. Мне плевать на то, чья она дочь. То была ваша история, папа. А это – наша. Мы сами напишем её. Поверь, мне хватит на это смелости и решимости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- А ей?

- А ей тем более.

Таир сделал два осторожных шага. Он пока плохо управлялся с костылями, и те здорово врезались в подмышки, но это был такой незначительный дискомфорт на фоне всего остального, что он того даже не замечал.

- Ты всегда был упрямым, как осел.

Костыль чуть соскользнул. Таир покачнулся.

- Ты прав. Очень хорошо, что ты это помнишь, папа. А еще я не прощаю предательства.

Их взгляды со стариком снова встретились. Самообладание подвело. Уваров-старший первый отвел глаза. Прекрасно понимая, на что его сын намекает. Чудом было уже то, что тот не вытолкал его взашей.

- Позвони Мамаеву! Весь штаб на ушах. Пресса требует комментариев, а мы даже не знаем, что говорить.

- Я позвоню. Только узнаю, как там Лера.

- Она в порядке. Уже пришла в себя, - вздохнул Артур.

- И ты молчал?! – Таир дернул головой. Переложил костыли в одну руку и открыл дверь. Как шел по коридору, не помнил. Остановился у Лериной палаты и замер, прислушиваясь к голосам.

- Вам нежелательно вставать.

- Мне нужно кое-кого проведать! К тому же доктор сказал, что мне ничего не угрожает. Разве не так?!

- Мы еще до конца не уверены, что с вами было, Валерия Николаевна, лучше вам вернуться в постель.

- Да! Тебе лучше вернуться! – просипел Таир, протискиваясь в дверь.

- Таир! – Лера застыла в нелепой позе, занеся руку, чтобы поправить волосы над головой, да так и оставшись. – Таир… Господи, – потрясенно осела. – С тобой правда все хорошо. Я думала, они меня успокаивают…

По разбитому, посиневшему лицу градом катились слезы. А он не видел женщины прекраснее.

- Прости меня! Пожалуйста, прости…

- Да за что, господи?!

Палата была не слишком большой. Но путь к Лее Таиру казался вечным. Может, потому, что он измерялся вовсе не шагами по комнате.

Выпрямил сломанную ногу. Неловко сел. Скорей, повалился даже. Плевать. Проводил взглядом тактично удалившуюся медсестру. О которой Лера, кажется, вообще забыла.

- За все! За то, что подгоняла. Это я во всем виновата. Господи… - Лера спрятала разбитое лицо у него на груди и осторожно прошла пальцами по ребрам. Таир напрягся в ожидании новой вспышки боли, но ее касания были легкими… почти невесомыми. Исцеляющими.

- Нет, Лера! Нет… Стоп. Виноват только тот, кто на светофоре вылетел на красный.

- Но если бы я не велела тебе гнать, нас бы не оказалось на том перекрестке! Если бы не отец…

- К черту твоего старика! К черту вообще всех. Понимаешь? Я больше никогда тебя не отпущу.

- Да! К черту! – сверкая глазами, заявила Лера. - Я ему сказала, что он может… может идти со своими угрозами…

- К черту? – мягко, чувствуя, как от нежности чуть дрожат пальцы, предположил Таир.

- Нет! Я сказала гораздо хуже. Почему ты смеешься?! Я не шучу! Я правда его послала. И мне… мне плевать, если он теперь от меня откажется. И если внучку не захочет увидеть – что ж. Так тому и быть. Ей, может, только лучше будет без такого деда.

Голос Леры дрожал. Она была полна решимости и отчаяния. И он знал… Он был уверен, что она выберет его всегда. Но в то же время… люди не бывают абсолютно плохими, правда? Так, может, этим людям просто нужно дать второй шанс? Отпустив детские обиды, хотя бы попробовать начать заново?

- Да почему ты все время смеешься?

- Просто не могу представить тебя ругающейся. Тем более матом.

Лера опустила взгляд вниз. Вздохнула. А потом снова подняла на него заплывшие глаза:

- Я не такая хрупкая и нежная, как ты думаешь. Я могу тебя защитить!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она была нежной и хрупкой. За это Таир ее и любил. А защитить… он себя и сам мог прекрасно. Но от того, как она это сказала, у него напрочь перехватило дыхание. Спазм опоясал широкую грудь обручем и сдавил.

- Что такое? Тебе нехорошо? Таир!