Возмущение праха - Наль Подольский

32. ПРОКОПИЙ

Хотя первый воскрешенный будет, по всей вероятности, воскрешен почти тотчас после смерти, едва успев умереть, а за ним последуют те, которые меньше отдались тлению, но каждый новый опыт в этом деле будет облегчать дальнейшие шаги.

Позабыв накануне задернуть на окне занавески, мы были разбужены ранними, еще не жаркими лучами солнца и, предоставив друг другу в их мягком тепле исчерпывающие доказательства неизменности взаимного влечения, обнаружили, что до назначенного нам срока остается еще запас времени.

Я предложил, объединяя приятное с полезным, совершить пешую прогулку к Институту, и Полина сначала с удовольствием согласилась, затем выразила нежелание вообще выходить из дома, а в конечном итоге отправилась со мной, при этом ворча и хмурясь. По пути она несколько раз начинала препираться из-за пустяков, но, не находя во мне партнерской поддержки, умолкала. Я же ощущал удивительную внутреннюю ясность и видел причины ее раздражительности, но не спешил вмешиваться, чтобы дать ей возможность утомиться собственным дурным настроением.

Она предприняла очередной выпад, когда мы уже добрели до Каменного острова:

— Ты сегодня подобен тюфяку: тебя можно молотить кулаками и ногами, но не добьешься ничего, кроме пыли.

— А ты сегодня ведешь себя по-детски, и мотивы твоего поведения — детские. Тебе не нравится, что и вчерашнее приглашение, и теперешняя прогулка выглядят по-семейному, и ты стараешься разрушить эту хотя и эфемерную, но все же иллюзию семейного состояния…

— Чихала я на твои иззюлии! — перебила она резко.

— Но самое-то смешное, — продолжал я невозмутимо, — что твоя сварливость носит ярко выраженный семейный характер. Уверяю тебя, именно во время ссор и размолвок мы выглядим несомненной семейной парой.

— Вот черт, действительно… об этом я не подумала.

— Не расходуйся на пустяки: я ведь не претендую на семейные отношения.

— То есть как не претендуешь? — Она попыталась изобразить возмущение, однако в интонациях прозвучала усталость. — И правильно делаешь… Нам с тобой изображать семью даже в шутку — абсурдно.

Она отстранилась с несколько наигранной враждебностью, готовя себя к новой агрессии, но на это у нее не хватило пороху, и она ограничилась тем, что просто замолчала, сосредоточенно глядя себе под ноги.

Я же удивлялся такому активному приступу раздражительности с ее стороны, — должно быть, последние дни в лаборатории изрядно ее вымотали.

Внезапно она улыбнулась и посмотрела на меня с любопытством:

— Если ты сегодня такой догадливый, то, может быть, знаешь, зачем тебя пригласили?

— Знаю, я ждал этого приглашения. Полагаю, мне предстоит встреча со старым знакомым.

— Недурно… Но странно: ты ведь ох до чего не прост, а порой так натурально прикидываешься простаком. Как тебе это удается?

— Самым примитивным образом: я не прикидываюсь, я именно бываю простаком. И в данный момент тоже, берусь доказать.

— Ну-ну… это как же?

— Простодушным вопросом. Раз уж секрет больше не секрет, сделай милость, разъясни мне коллизию с сундуком и бубликами, что это за притча такая? Я опасаюсь, что обстановка на приеме будет торжественная и подобные вопроса сочтут бестактными.

— Ничего себе, доказал… Змей же был хитрее всех зверей полевых… — Она не смогла удержаться от смеха. — Впрочем, секрет действительно уже не секрет, и думаю, могу тебя просветить без ущерба для дела. Но это не так занятно, как тебе, наверное, кажется… смысл вкратце вот в чем. Ты и сам успел обратить внимание, что теория Общего дела не дает ответа на все вопросы, когда речь идет о практике, на то она, собственно, и теория. Это совершенная философская концепция, но, если ее рассматривать как руководство к действию, в ней обнаруживаются прорехи. Вся наша команда прекрасно отдает себе в этом отчет, но мы надеемся, что по мере воскрешения выдающихся мыслителей будет оставаться все меньше нерешенных проблем. Потому первым делом следует реставрировать мощные и благородные умы, тех, кто не будет спрашивать: а какое вы имели право? Это ведь сложная этическая проблема, и тоже пока не решенная… И тебе, конечно, понятно, насколько важно возвращение в мир основателя философии Общего дела, он умер почти сто лет назад.

Мы его так и называем: Основатель… А в наше теперешнее время твой старый знакомый, с кем тебе предстоит встреча, самостоятельно пришел ко многим идеям Общего дела, и поэтому, и еще по ряду признаков, все наши единодушно решили, что именно он должен играть главную роль в самом ответственном акте реставрации — при воскрешении Основателя… Так вот, представь себе, Основатель тоже спал на сундуке и питался в основном чаем с баранками!

— С точки зрения диетологии никуда не годится… И вы считаете, что такое совпадение повышает шансы удачи?

— Совпадение! — Она возмущенно вздернула плечи. — Теперь ты вдруг стал непонятлив. Прикидываешься, что ли?.. Родство моральное, интеллектуальное, сходство бытовых мелочей и вкусов в еде означает биологическую толерантность двух особей, Похожесть их психо-химической организации. Значит, снижается вероятность отторжения отдельных блоков биологической информации в восстановительном процессе.

— Сложновато… но тем более звучит убедительно, — заметил я благодушным тоном, хотя эти общие рассуждения меня ни в чем не убеждали.

В лаборатории, у входа, с ужимками обезьяньего церемониймейстера нас встретил Мафусаил и, почесываясь на ходу, повел в аудиторию, именовавшуюся конференц-залом, поскольку в ней имелись классная доска, мел и полтора десятка стульев.

За столом, в председательском кресле, здесь единственном, восседал Философ, все остальные вокруг него расположились на стульях. Кроме Порфирия, Крота и Мафусаила присутствовали еще четыре человека, судя по возрасту и внешнему виду — тоже из генералов Ордена.

Ободряюще пожав мои пальцы, Полина скользнула в сторону и заняла место на одном из стульев. Меня не стали представлять незнакомым четверым персонажам, и я понял, что сейчас, в смысле этикета, в расчет принимается исключительно Философ. Все они с нескрываемым любопытством поглядывали то на меня, то на него, ожидая, как он примет прежнего знакомца и, по-видимому в конечном итоге, — одобрит или не одобрит мою кооптацию в систему. «Общего дела». Я же молча разглядывал Философа, не зная, как полагается приветствовать человека, который в течение года был натуральным мертвецом.

Конечно, он изменился. Прежде всего, стал массивнее и выше ростом — раньше его макушка была вровень с моим подбородком, а теперь, казалось, он выше меня. И в лице его, вместо рассеянной задумчивости, преобладало выражение довольства. Впрочем, отчего бы только что воскресшему человеку и не быть довольным, успел я подумать, когда он, утомившись ожиданием приветствий, обратился ко мне первым:

— Здорово, Сыщик.

Это прозвучало по-приятельски, но и чуть снисходительно, что было вообще-то для него не характерно.

— Привет, Философ. — Я постарался попасть ему в тон.

Моя реплика не понравилась адептам «Общего дела», они, похоже, сочли ее фамильярной и состроили такие мины, будто я вылепил нечто совершенно неподобное.

— Да ты подойди поближе, не бойся, — продолжил Философ уже даже не по-приятельски, а, пожалуй, развязно, — от меня трупным запахом не несет.

Опасаясь, что он может комплексовать по поводу своего недавнего бытия в ипостаси трупа, я поспешно к нему подошел и добросовестно потряс ему руку:

— Не знаю, принято ли поздравлять в таких случаях, но я тебя от души поздравляю. Я очень рад.

Философу моя речь пришлась по вкусу, он удовлетворенно хмыкнул и хлопнул меня по бедру, а физиономии остальных вытянулись еще более.

Первым оправился от неловкости Крот, весьма успешно соорудивший на своем лице елейную улыбку:

— Надеюсь, никто не сочтет бестактным, если я позволю себе напомнить, что мы предполагали нашему вновь обретенному другу и единомышленнику присвоить почетный псевдоним «Первый». Что же касается глубокоуважаемого главы нашего специального ведомства, то у него уже имеется орденский псевдоним «Крокодил», как и надлежит к нему обращаться.

— Вот еще, — заявил безапелляционно Философ, — в психушке меня звали Философом, и это меня устраивает. Что значит «Первый» — ерунда какая-то. А насчет Сыщика — пусть он будет для вас Крокодил, я же буду по старой памяти называть его Сыщиком.

У Крота отвисла челюсть, и мне его стало жалко. Молчание нарушил один из незнакомых мне людей, огромного роста и с виду — личность угрюмая:

— Не будем же мы, в самом деле, спорить из-за такой чепухи. Пусть зовется как хочет. А Крокодила лучше оставить Крокодилом, «Сыщик» слишком явно указывает профессию.