Любовь побеждает все - Мари Клармон

Йен подумал, что, возможно, Еве стоит немного отдохнуть в гостинице. Он открыл рот, чтобы предложить это, как вдруг услышал стук другого экипажа, который с каждой секундой становился все громче. Мысль об остановке сразу исчезла. Сейчас, когда на карту было поставлено так много, времени на сочуствие уже не оставалось. В любой момент их могли нагнать люди миссис Палмер, и бог знает, сколько здоровых мужчин послала за ними эта дьявольская женщина. Несмотря на его военный опыт, он мог и не справиться с ними в одиночку.

— Садись в карету, — скомандовал Йен.

От такой грубости Ева стала еще бледнее. Несмотря на мороз, ее лоб заблестел от пота.

— Йен, я просто хочу походить. Мои ноги…

— Сделаешь это, когда мы доберемся до моего поместья.

Ева стояла, словно лилия посреди замерзшего сада. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы подавить жалость. Нельзя, чтобы ее кто-нибудь видел. Если до этого места доберутся люди миссис Палмер и начнут задавать вопросы, то чем меньше они узнают, тем будет лучше.

Йен наклонился к Еве и спросил:

— Чего ты ждешь? Особого приглашения?

Она медленно вздохнула, отчего тонкая ткань на груди натянулась.

— Йен, ты ведь не можешь…

Не говоря ни слова, он поднял Еву на руки. Времени на разговоры и объяснения не было. Едва ощущая ее вес, Йен повернулся к дверце, думая о том, что такое бесцеремонное помещение Евы в карету скоро станет традицией.

Что ж, необходимость заставляла его делать и не такие вещи.

Ева зарычала и принялась вырываться, словно дикая кошка.

— Отпусти меня! — вскрикнула она. — Ты не можешь так со мной поступать!

Йен ничего ей не ответил и силой усадил на скамью, а потом, не убирая рук, крикнул:

— Дигби!

Слуга выбежал из-за угла гостиницы, на ходу застегивая штаны.

— Да, милорд?

— Мы уезжаем. Сейчас же.

— Да, милорд. Сейчас позову остальных.

Йен коротко кивнул и обратил все свое внимание на Еву, которая продолжала сопротивляться. Она вонзила ногти ему в плечи, но Йен почти не обратил внимание на боль и сильнее прижал ее к сиденью. Несмотря на ужасную худобу, Ева сражалась с силой, достойной крепкого солдата.

Тогда Йен зашел внутрь и сел рядом с ней. Ева стала вырываться еще больше, и с каждым движением ее ягодицы сильнее врезались ему в бедра. Йен сглотнул, схватил Еву за руки, развернул к себе спиной и крепко обнял. Со стороны это выглядело странно — обычно так обнимались после ночи любви, а не для того, чтобы усмирить наполовину обезумевшую женщину.

Наконец Йену надоело терпеть ее сопротивление.

— Хватит драться, — сказал он.

Ева взглянула на него, оскалив зубы.

— Перестану, когда ты прекратишь вести себя, как мерзавец.

В ответ Йен еще крепче прижал ее спину к своей груди, чувствуя мягкую, но упругую грудь под своими ладонями, изгиб тонких ног на своих бедрах.

— Ты ведешь себя, как сумасшедшая, — шепнул он ей на ухо.

Ева тут же затихла. Она повернулась к нему лицом, и у Йена сжалось сердце. Эти холодные голубые глаза смотрели на него так, как будто он был ее главным врагом.

— Я не сумасшедшая, — тихо сказала Ева. Ее голос прозвенел в маленьком пространстве кареты, словно печальный колокольчик.

Эти слова поразили Йена в самое сердце. Но он знал, что Ева просто ответила ударом на удар, пусть даже нанесенный словом, а не кулаком.

Ева отвернулась, и Йен почувствовал, как напряглось ее измученное тело. Словно она изо всех сил пыталась удержать свою истерзанную душу внутри него.

— Ева? — позвал ее Йен. Нет, лучше бы она вырывалась, обзывала его. Все было бы понятнее, чем эта неподвижность. — Я… я не хотел тебя обидеть. Ты ведь веришь мне?

Но Ева ничего не ответила. И продолжала молчать, когда двор огласился ударами лошадиных копыт, звоном упряжи и голосами слуг, которые принялись загружать в карету разные припасы. Ева так и не расслабилась, лежа у него на груди, и не отозвалась на его просьбы поговорить с ним.

Хотя Йен продолжал держать ее в руках, он больше не чувствовал близости с ней. С каждой мучительной секундой, утекавшей в прошлое, Йен все отчетливее понимал, что то доверие, которое она к нему испытывала, пропало. Разбилось от нескольких необдуманных слов, словно стеклянная статуэтка.

Глава 17

Сумасшедшая. От этого слова ей было больнее, чем от самого крепкого кулака надзирателя. Уж лучше Йен бы назвал ее продажной, чем невменяемой.

Ева медленно вздохнула и почувствовала в воздухе запах соли. Скоро они прибудут в замок. До него остались считанные минуты — ведь Йен сказал, что карета уже проехала ворота и домик сторожа. Она ничего не ответила ему, но мысленно обрадовалась. Ей ужасно хотелось поскорей покинуть эту маленькую коробку, в которой они проехали половину Англии.

Миновав последнюю остановку на постоялом дворе, Йен явно занервничал, как будто возвращение к нормальной жизни пугало его так же сильно, как и Еву. Он давно не был в поместье и впервые приехал сюда как хозяин. Радовался ли Йен возвращению? Или волновался, что не справится со своими новыми обязанностями?

В этот момент карета заскрипела по гравию дорожки и остановилась.

— Приехали, — устало сказал Йен. Но сразу выходить не стал, а взялся за ручку двери и выглянул в окно. Его лицо изменилось, и Ева сразу узнала в нем милого испуганного мальчика, который в одиночестве стоял в Керриган-Холле.

Ей захотелось утешить Йена, но она сдержалась. Ее друг детства стал взрослым мужчиной и вряд ли принял бы сейчас поддержку женщины.

Ева тоже не двигалась. Несмотря на то что она очень хотела выйти из кареты, ее останавливал страх неизвестности.

Наконец Йен открыл дверь и шагнул во влажный вечерний сумрак. Потом протянул ей руку и сказал:

— Пойдем, Ева. Нам пора.

Ей ужасно хотелось остаться в карете и подождать, когда реальностью овладеет туман, как это бывало уже много раз. Но, конечно, сейчас такого случиться не могло — ведь настойки у нее не было. Потому Ева с большим трудом, но все-таки заставила свои уставшие мышцы шевелиться. Она медленно подвинулась и коснулась ногами края коляски. Высоко подняв голову, едва касаясь предложенной Йеном руки, Ева спрыгнула вниз.

И замерла. Дюжина слуг стояла на широкой лестнице, ведущей к главному входу в замок. Их идеально выглаженные ливреи черно-белого цвета отлично гармонировали с холодными красками зимнего вечера.

Появление Евы стало для них шоком. Они в едином порыве замерли, но, как и подобает хорошей прислуге, быстро опустили изумленные взгляды к ступеням, разглядывая замысловатые узоры на серо-белой плитке.