Брат моего жениха - Алекс Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Совесть взыграла? – бросаю заведомо провальные попытки открыть дверь и выбраться наружу. Леша на это ничего не отвечает, только смерив меня колючим взглядом, подхватывает мой чемодан и тащит обратно наверх. На второй этаж.
– Я не буду ночевать в твой спальне! Кто знает, сколько ты на этой кровати баб пере…
– Прекращай! – зло бросает Рысев, оборачиваясь. – Ты первая женщина в этом доме, помимо горничной и личного повара, которые с сегодняшнего дня в отпуске. Так что хватит уже, Лана! – и смотрит так, что я прикусываю язык и мне становится по-настоящему стыдно.
– Ладно. Я задержусь всего на пару дней, не больше, – говорю, сдавшись победителю на милость. – Через пару дней мне нужно будет вернуться за Лясей, – вздыхаю, откидывая снова упавшую на лицо светлую прядку. А перед глазами начинают плясать черные круги. – Мне, наверное, и правда, лучше прилечь, – стягиваю куртку с кроссовками, смирившись с неизбежным.
– Вот и молодец, котенок, – бросает Леша, ухмыляясь, а сжимаю челюсти до скрипа, посылая ему вслед мысленный поток самых нелицеприятных слов.
Иду в гостиную и падаю на огромный мягкий диван перед камином, подминая под себя подушку. Шатает так, что, кажется, крутится весь дом вместе со мной.
Пару дней рядом с Лешей? Рядом с чужим мужчиной, на присутствие которого вполне понятно и однозначно реагирует тело? С которым мы уже упали ниже некуда, изменив? Да и при том, что дома меня ждет жених? На что ты вообще подписалась, Илана!
Но хоть мозгом понимаю, что это неправильно. Что это ужасная ситуация, когда я буду врать. Но тело, ноги и предатель-сердце уезжать отказываются. А дьяволенок на плече так и подзуживает узнать: какой он, Алексей Рысев, сейчас, чем живет, как живет, изменился ли и… есть ли место в его жизни… кому-то?
Зачем знать последнее, абсолютно не понимаю, потому что между нами все равно больше ничего не будет и быть не может.
Глава 30. Лана
Следующие полтора суток, как и предполагал Леша, я валяюсь, как вареный овощ. Потрясающий ужин, который он приготовил, оценить по достоинству не получилось, просто потому, что кусок в горло не лез, а голова не отрывалась от подушки. И нет, я бы, может, и подумала, что забеременела, но, к сожалению, такая акклиматизация для меня не в новинку. И на что я надеялась, когда летела в Штаты, – действительно загадка. Окажись у Рысева и правда травма, помощница из меня была бы весьма посредственная. Потому что все эти долгие часы, что меня крутит-вертит что изнутри, что снаружи, Рысев только и успевает, что таскать мне то градусник, то воду, чередуя все это со сладким чаем.
Вообще переживающий, нежный и заботливый Рысев – это до сих пор видится мне как что-то из разряда фантастики, но факт остается фактом, он со мной это время и правда нянчится, как с ребенком, лишний раз не надоедая и не добивая и так убитую меня разговорами. Словно чувствует, видит, знает, что я все эти часы, что оккупировав диван в его гостиной, валяюсь, ем себя поедом за то, что произошло между нами. То и дело кручу это в голове и корю себя за то, что не устояла.
Более-менее я прихожу в себя только на вторые сутки и утром спускаюсь в гостиную раньше хозяина дома. Ночевать в его спальне я все-таки отказалась, выбрав безопасную – гостевую. Хоть и не с такой большой кроватью, как хозяйская, но тоже достаточно милую и уютную.
Прохожу на кухню, запускаю кофеварку и, прислонившись к кухонному островку, невольно опускаю взгляд на безымянный пальчик, по привычке покручивая кольцо, которого там… нет. Да, я сняла помолвочное кольцо, подаренное Славой. Просто потому, что это все неправильно. Я не знаю, как буду жить дальше. Как буду смотреть в глаза своему мужчине, зная, что обманула его. Предала и переспала с его братом. Все два дня, что я у Рысева, я ведь так ни разу не набрала Славе. Прячусь и молчу. Я ужасный-ужасный человек и совершенно запутавшаяся женщина. Я не понимаю, как быть дальше. Рассказать? Но это значит конец всему. Страшно. Промолчать? Эгоистично. Такой сукой я быть не могу и держать рядом человека просто потому, что мне удобно, я тоже не могу.
– Доброе утро, – слышу за спиной и подпрыгиваю от неожиданности, оборачиваясь. – Как твое самочувствие? – словно ничего не замечая, проходит в кухню Леша и лезет в холодильник за продуктами. Выставляет на гарнитур яйца в плашке и ломтики бекона.
И да, готовит снова он. Завтрак, обед, ужин – все он. Я же здесь у него как простой потребитель: еды, воды, внимания. Пять лет назад я отдавала всю себя ему и его карьере, а сейчас ощущение, что картинка поменялась зеркальным образом.
– Доброе. Получше, – складываю руки на груди, все еще подпирая пятой точкой стол.
– Как спалось?
– Отлично.
Вот и все. И в такой манере прошли полтора суток. Такое ощущение, что Рысев решил поиздеваться над собой и надо мной, задержав у себя. Потому что поговорить мы нормально не можем, между нами висит напряжение. Улыбаться не можем, двигаться тоже, намеренно сковываем свои тела, понимая, что дай только волю – и наше “общение” закончится снова в горизонтальной плоскости. В общем, тихо, мирно, но угрюмо.
– Мне нужно возвращаться в город, – снова начинаю свою тему, доставая из шкафчика разделочную доску и нож. – Мама вчера звонила, спрашивала, когда вернусь.
– И что ты ей сказала?
– Ничего, – признаю, прикусывая губу. Несмотря на все, знал бы он, как я не хочу уезжать! Как ярко и красочно в голове ночами рисую себе образы нашей с ним совместной жизни. Какой мы могли бы быть семьей, и как сильно Леша любил бы Лясю и… меня. Но то сны, а это реальность.
– Ты первый раз в Нью-Йорке? – спрашивает, не оглядываясь, колдуя над плитой, Рысев.
– Да.
– Как тогда ты так быстро уладила вопрос с визой?
– Она была открыта. Собиралась сюда по работе пару месяцев назад. Не сложилось,
