Жертва на замену (СИ) - Анастасия Дронова

ли масляные фонари круглой формы за что-то подвешенные в этой темноте, то ли свободно парящие бумажные фонарики. — К чему мне все эти тряпки?

Я почувствовала, как его мускулы — или мои — напряглись. Прыжок — и он завис прямо над центром озера, при этом стоя на воздухе, как на земле.

Стянув с себя красно-оранжевую накидку, похожую на зимний плащ, почему-то закрывающий только правое плечо, он взмахнул ей так яростно и в то же время грациозно, слово матадор, занимающийся балетом.

И начался танец. Похожий на «Танец Огня», которому меня пытались научить Захра и Амизи. И все же он был другим: естественнее, живее, подобно танцу языков пламени, движению воздуха, завихрениям воды…

Я вернулась в реальность так же быстро, как и вышла в нее. Мелькавшие образы рассеялись, но танец, подсмотренный тайком и прочувствованный до самой крохотной клеточки моего тело, все еще был во мне: извивался в нетерпении, вырываясь на свободу.

Ишум перебрался на мое плечо, цепляясь когтями в широкую лямку из гладкой кожи.

«Покажи им, как надо танцевать…» — впервые голос Птаха-Ишума стал чище, без этих раздражающих стариковских ноток, он даже показался знакомым…

Глубоко вдохнула и выдохнула, позволив бушующей во мне энергии вылиться на свободу.

С первым движением и звяком браслетов, все замерли. Сотни глаз уставились на меня. А я лишь улыбнулась. Дерзко, как тот молодой мужчина, выплясывающий над водной гладью, и сдирающий и себя одежду. Как если бы он овладел мной в эту секунду. Движения, изгибы, повороты сменяли друг друга, выполняясь на автомате: это было даже легче, чем ходить или дышать.

Последним движением был — прыжок с вращением, в котором срывается последний покров — жемчужная ткань, переливающаяся перламутром и символизирующая пятый элемент — бессмертную душу. Завершение стало бы идеальным, если бы меня не сбил мощный порыв ветра.

Удар о землю, выбил из меня дух. Судорожно вздохнула и закашлялась: взметнувшийся песок попал в глаза и рот, и теперь скрипел на зубах, раздражая заслезившиеся глаза.

Проморгавшись, я смогла разглядеть то, что представляло собой мутное белое пятно, заслонившее солнце. Это была огромная крылатая кошка, кадва, такая же, как Нео Лайонела, только ослепительно белая. В седле находилась львица, облаченная в доспехи. Рыжеватые волосы пламенным ореолом окаймляли ее покрытое кремовой шерстью лицо. Закинув правую руку за спину, она стиснула темное древко копья. Я почувствовала волны неприязни и жажды крови, исходившие от ливы и ее питомца — хоть и не видела выражения ее лица: я болезненно щурилась из-за солнца, отражавшегося от начищенных до блеска золотых пластин.

— Афдаузийан! (убить) — прокричала она.

Я чудом успела откатиться к колонне, прежде чем в то место, куда я приземлилась, вонзилось остроконечное копье.

Женщина спрыгнула с кадвы и оказалась всего в двух метрах от меня. С такого расстояния даже слепой попадет.

— К-кто ты? — прокудахтала я: вызова добавить в голос не получилось.

Воительница сморщилась, будто с ней мокрица заговорила, такая же кислючая мина почти каждый раз наплывала на лицо Амнона, при взгляде на меня. Несмотря на явное отвращение, она продолжала пристально наблюдать за мной, передвигаясь, как дикая кошка, готовящаяся к смертельному броску. Стоило мне отодвинуться с траектории копья, лива угрожающе вскинула свое оружие.

— Не дергайся, — процедила сквозь зубы низким, почти мужским голосом. Она подошла на шаг ближе, и я смогла разглядеть ее костюм: крепкая и, в то же время, грациозная и гибкая фигура была обтянута толстой кожей, на которую крепились золотые металлические пластины. — Попаду в сердце — умрешь быстро и безболезненно, чуть промахнусь — и предсмертная агония тебе обеспечена…

— Кейсара! — от толпы отделился хаимец. Он стремительно приближался, обгоняя Гавра, который очнулся после того, как потерял сознание, врезавшись в колонну. Ару готовилась уже метнуть короткий клинок — или что там у нее в руках было. Ветер сорвал капюшон с незнакомца — и я, ахнув, признала в нем Лайонела. Его же не должно было здесь быть… По правилам, он должен провести ночь в молитвах в какой-то там аскетичной пещере до самого рассвета.

Лива обернулась на зов. А я почувствовала, как что-то приземлилось мне на колени.

«Птах?!»

«Ишум», — поправил так, будто из нас сейчас не собирались сделать мясо на вертеле.

— Не смей! — ветер снова принес яростный и обеспокоенный крик моего защитника.

В любом случае он бы не успел…

Закрыла глаза, чтобы не смотреть, как копье летит в меня. Я хотела жить, но шансы выжить уже оценила. Ноль. Эта Кейсара права. Не буду дергаться — хотя бы умру быстро. И может, непостижимым образом очнусь в родном мире.

«Улетай», — не хотелось, чтобы мой друг пострадал потому, что я не умею летать, как птица, и прыгать, как горный козел.

«Дура ты…», — ответил он все тем же спокойным, чуть скрипучим голосом.

Вспыхнул свет, такой сильный, что даже проникал сквозь мои закрытые веки. Зажмурилась сильнее. Было страшно: вдруг это знаменитый «тот свет»?

«Учти, дуреха, сила Фуглис Люихаз не любит дрожащих от страха птенцов. Испугаешься эту облезлую кошку и отступишь — Великий Огонь пожрет тебя…»

40

Обернулась на звук голоса, распахнув глаза, но вместо яркого света, до этого так слепившего глаза сквозь тонкую кожу век, меня окружила тьма — густая и непроглядная. Слабое очертание приближающегося ко мне человека — все, что я видела. Мои неуверенные шаги навстречу были беззвучны, а воздух был неподвижен и бесцветен — ни посторонних запахов, ни порывов ветра: ничего, что помогло бы определить, где я.

Слабая аура позволила рассмотреть незнакомца, еще до того, как мы поравнялись: это был тот самый мужчина из видения, что выплясывал, сбрасывая с себя раздражающие слои одежды. Он был замотан в белую ткань, концы который закалывались на плече массивной булавкой, напоминающей римскую фибулу.

«Кто ты?» — поинтересовалась я вслух, но ни звука не вылетело из моего рта. Попыталась снова — но моя попытка только вызвала улыбку на идеально пропорциональном, вытянутом лице.

«Ишум. Но ты можешь звать меня Ишу»

Голос в моей голове был мелодичным и завораживающим. И в нем было нечто знакомое…

«Моего Птаха зовут так же…», — подумала я, за что получила щелчок по лбу. Но он даже не почувствовался.

«Ишум», — повторил сребровласый мужчина, откинув волосы и задрав нос (На самом деле нос он не задирал, но от него так и веяло высокомерием).

Наклонила голову, рассматривая его от макушки до пят: скользнула взглядом по прямому носу, с ровной спинкой