Первая печать - Наталия Осояну

«Ненавижу вас, – подумала она. – Ненавижу всех!»

Из толпы выбрался широкоплечий мужчина средних лет; каждое его движение таило в себе необыкновенную, почти нечеловеческую силу. Это был Марро, старшина цеха эйламских каменотесов, славившийся своей рассудительностью и любовью к справедливости. «Ты-то зачем пришел сюда? – хотела бы Фиоре спросить его. – Почему не попытался остановить их?..»

– Повтори, что ты сказал.

– У вас есть два пути, – послушно заговорил Теймар. – Вы можете убить меня сейчас, и тогда ничего не изменится в судьбе Эйлама, он будет тонуть в трясине невыполнимых желаний до тех пор, пока не погибнет. Но вы можете отпустить нас, и тогда я уничтожу навь.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

– Уходим! – крикнул Марро, взмахнув рукой. Примерно треть собравшихся его послушалась – люди побросали на землю все, что намеревались использовать для убийства грешника, их лица изменились, просветлели. – Не знаю, парень, получится ли то, что ты задумал. Но твоя уверенность вселяет в меня надежду.

Теймар молча поклонился, и в тот же миг одинокий булыжник пролетел в том месте, где должна была быть его голова. Каменотес ахнул, изумленно огляделся; люди, что еще не успели разойтись, всполошились.

– Это Фарли! – взволнованно проговорила Фиоре. – Больше некому!

Грешник повернулся к ней.

– Да какая разница? – сказал он, смешно сморщив нос. – Нам пора идти…

Пятнадцать лет назад, когда новая граница между морем и сушей пролегла прямо через Эйлам, часть города рухнула вниз и исчезла в бушующих волнах, а уцелевшие кварталы застыли на краю обрыва, за которым простирались владения воды и тумана. Здесь пролегала черта, которую мало кто отваживался пересечь.

– Туман, – пробормотала Фиоре и остановилась. – Ненавижу…

– Не в этот раз, – сказал Теймар. – Сегодня можешь не бояться.

– Не бояться? – переспросила она с улыбкой. – А вот скажи честно, ты испугался там, стоя перед разозленной толпой без оружия? Испугался ведь, я точно знаю.

Вздохнув, грешник наклонился и подобрал камень величиной с куриное яйцо.

– Брось его в меня.

– С ума сошел?

– Бросай!

Он отступил на несколько шагов, и Фиоре послушно исполнила просьбу-приказ – швырнула камень, целясь в голову. «Ты сам напросился! – возникла вдруг мысль, полная злости и раздражения. – Теперь увернись, если сумеешь!»

Грешник резко поднял руку, его ладонь ослепительно сверкнула.

Не долетев совсем чуть-чуть, камень осыпался на землю мелкой крошкой…

– Видела? – золотые глаза насмешливо прищурились. – Мне не нужно оружие.

– Но ты боялся! – упрямо повторила Фиоре. – Я почувствовала!

Теймар молчал, и она уже ощутила нарастающую злость, как вдруг собственная память услужливо напомнила то, о чем не хотел говорить грешник.

Толпа… опасность…

Он, как выяснилось, вполне мог защитить себя.

А она – нет…

– Зачем тебе правда? – негромко спросил Теймар. – А-а, не знаешь ответа. Все-то вам, искателям истины, неймется – правду подавай, и все тут. Ты вроде в нави не первый год живешь… должна бы знать лучше меня, что свои настоящие желания и побуждения люди никому не открывают, потому как ими чаще всего не стоит гордиться.

– Ты как будто читаешь мысли, – проговорила Фиоре, смущенно опустив глаза. – И с толпой ты тоже легко справился, рассказав им о том, что может случиться, если тебя… – Она осеклась, потому что грешник вдруг рассмеялся, и в его смехе послышалось металлическое эхо – дьюс тоже развеселился. Ее смущение достигло предела, словно море во время высокой воды, и подходящих слов для того, чтобы выразить свои чувства, не нашлось.

– Фиоре, – произнес Теймар, перестав смеяться, – ты ведь не можешь не понимать, что совет не доверять грешнику возник не на пустом месте? Он ведь просто обязан иметь под собой какое-то основание.

– Да, но ведь ты сам говорил…

– …говорил, что не лгу. Верно. Но если я солгал?

Она ошеломленно уставилась на своего странного спутника.

– Всегда ли для обмана необходима ложь? – спросил он. – Правильный ответ – нет. Иной раз вполне достаточно истины… Да, мой дьюс, освободившись, разрушит город. Но для этого он должен именно освободиться – вырваться на волю самостоятельно или с помощью того, кто сломает связывающую нас печать. Если же меня убьют, он преспокойно отправится к себе в иномирье! Заметь, я ни разу не сказал, что моя смерть повлечет разрушение Эйлама.

– Теймар, да ты просто…

– Поэтому тебе следует хорошенько запомнить одну несложную вещь, – продолжил грешник, не обратив ни малейшего внимания на ее возмущенный возглас. – Я не могу лгать, но и всей правды никогда не говорю, а люди… Что люди, впрочем? Они склонны обманывать себя без посторонней помощи. – Золотой взгляд вдруг сделался тяжелым. – Уж лучше не верь мне. Поняла?

Фиоре кивнула.

– Вот и славно. Идем!

И они пересекли границу, ступив во владения фаэ.

«Иди к на-ам… к на-а-ам…»

Из-за тумана двое почти не видели друг друга и продвигались вперед – или, точнее, вниз – очень медленно. Теймар шел первым, тщательно выбирая тропинку, ведущую по крутому склону; однажды Фиоре удалось разглядеть, что его правая рука скользит по скале, плотно прилегая к сероватому камню с черными прожилками, и пальцы иной раз делаются длинными и узловатыми, словно корни какого-нибудь из здешних растений. Его рука врастала в скалу.

Фиоре невольно порадовалась, что ее запястье он сжимает левой кистью.

«Сюда-а… скорее…»

Туманные фаэ были тут как тут, но Теймар не солгал: их песни потеряли свое жутковатое очарование, утратили силу, и вскоре она уже обращала на них немногим больше внимания, чем на завывания ветра в невидимых скалах. Гораздо больше ее интересовал другой звук – негромкий, но отчетливый шорох где-то далеко внизу. Там как будто ворочалось что-то огромное, беспокойное…

– Море совсем близко, – сказал Теймар. – Ты, похоже, ни разу его не видела?

– В детстве, когда еще не появился туман… – ответила Фиоре. – Это было давно.

– А я вырос у моря. – Грешник вдруг остановился, прислонился к скале. Его голос казался то близким, то далеким. – В доме с белыми стенами и ярко-зелеными ставнями. Неподалеку росла апельсиновая рощица, а у самого порога чуть ли не весь год цвели алые цветы, которые прежний хозяин дома привез откуда-то с востока. Никто в городе не знал, как они называются, представляешь? Помню их запах – такой сладкий, медовый…

– А море?

– Оно было теплым. Мы жили на берегу лагуны, туда не заходили шторма – так, иной раз небо хмурилось, только и всего. Волны шелестели по золотому песку нежно, словно он был шелковым. По утрам на круглых камнях у самой воды всегда сидели фаэ и пели свои бестолковые песенки. – Фиоре вдруг показалось, что эту историю она уже слышала, и в тот же миг Теймар замолчал. Потом он произнес совсем другим тоном, сухим и жестким: – Впрочем, не верь мне. Я все это выдумал. Нет никакого дома на берегу, и красных цветов нет. У таких, как я, нет ничего… кроме собственной шкуры.