Мы вернёмся (Фронт без флангов) - Семён Цвигун

– Как бы там ни было, но если ваша семья действительно схвачена гестапо, надо подумать, как помочь.

– Спасибо, Хасан Алиевич, за участие в моем личном горе, только мы вряд ли можем помочь. Гестаповцы определенно захватили жену и сына для того, чтобы заманить в ловушку не только меня, а главное, наш отряд. Ведь они отлично понимают, что один я ничего не могу сделать. И тут, решая этот вопрос, слишком мало ошибиться нужно, чтобы накликать на отряд непоправимую беду. На мой взгляд, есть лишь одна возможность: обратиться за помощью к подпольщикам, действующим в городе.

Млынский передал в деталях свой разговор с Охримом.

– Так это же здорово! – воскликнул политрук. – Самойлов с товарищами обязательно поможет! Надо подумать, как нам через Охрима связаться с ним. А теперь, Иван Петрович, разрешите доложить результаты разведки. По данным местных жителей и наблюдениям наших людей, охрану железнодорожного моста несет взвод эсэсовцев, личный состав которого размещен в небольшом здании, что в ста пятидесяти – двухстах метрах южнее моста. Взводом командует штурмфюрер Зиберт. В дневное время охранную службу несет парный наряд, которому придана овчарка. Ночью охрану осуществляют два подвижных наряда. Интересующая нас воинская часть оказалась ротой СС. Она охраняет склады с оружием, боеприпасами и продовольствием. В течение недели немцы каждый день завозят на территорию части авиабомбы, снаряды, пользуясь при этом большими крытыми машинами. Во главе роты стоит оберштурмфюрер Мольтке. Строительство аэродрома последние пять-шесть дней ведется весьма интенсивно. Количество занятых на строительстве солдат, в том числе военнопленных, возросло. Отмечено прибытие новых партий автомашин и грейдеров. Вчера на аэродроме впервые приземлилась группа истребителей "мессершмитт". Шесть самолетов. И двенадцать бомбардировщиков. Фридрих не обманул.

Командир отряда и политрук условились: создаются две боевые группы. Одна должна взорвать мост, другая – ликвидировать роту СС и сжечь складские помещения. В ходе операции захватить оружие, боеприпасы и продовольствие.

Только вышел Алиев, зашел Серегин. Присел столу, поправил усы.

– По лицу вижу, с доброй вестью пришли, – обратился к нему майор.

– Вы как в зеркало посмотрели, весть действительно хорошая. Сержант Бондаренко возвратился. Помните, мы его посылали с донесением в штаб армии?

– Помню, как же. Студент Бауманского училища.

– С ним был рядовой Иванов. На самой линии фронта их обнаружили немцы, открыли по ним стрельбу. Бондаренко отстреливался, дав возможность Иванову перейти линию фронта. Самого его тяжело раненного немцы забрали в плен. Освободил его Охрим.

– Это хорошо, что он вернулся, – отлично знает немецкий язык. Только почему немцы ему жизнь даровали? Постойте, постойте! Охрим его освободил? А ну-ка позовите поскорее Бондаренко. В этой истории не должно быть белых пятен.

Бондаренко подробно рассказал, что с ним случилось. Немцы издевались, били. Смерть казалась величайшим благом. Чтобы положить конец мучениям, он заявил на очередном допросе, что сражался в отряде Млынского и гордится этим. Думал, что после такого заявления его тут же расстреляют, но, к его удивлению, гитлеровцы не только прекратили избиения, но даже стали лечить, сносно кормить.

"Если бы мы отпустили тебя, что бы ты делал?" – спросил как-то лейтенант, которого специально приставили ко мне, немец. "Нашел бы отряд Млынского, чтобы продолжать борьбу с вами", – не задумываясь, ответил я, понимая, что живым из плена мне все равно не уйти: гитлеровцы, как я убедился, все равно всех пленных рано или поздно уничтожают. Это мое заявление не только не вызвало ярости, но, как мне показалось, даже понравилось лейтенанту. У меня возникла мысль, что гитлеровцы задумали меня завербовать и послать в отряд как своего агента. Ничего подобного. Даже никаких намеков на сотрудничество. Вскоре мне сказали, что я практически здоров и должен ходить на погрузку леса. Ходил, а сам подумывал, как бы бежать. И такая возможность подвернулась. Благодаря Охриму. Он уложил охранявших нас полицаев, освободил девять человек. Решили уйти к партизанам, но никто не знал, где их искать. Тогда я сказал, что знаю примерное местонахождение нашего отряда, назвал вашу фамилию. Охрим и другие обрадовались. Я и повел.

Млынскому стало ясно, почему гестаповцы сохранили Бондаренко жизнь, почему послали на погрузку леса. Хитро задумано!..

– Отдыхайте, сержант. Вы заслужили отдых. А Иванову удалось перейти линию фронта? Вы уверены в этом?

– Твердой уверенности нет.

Когда Бондаренко ушел, майор спросил Серегина, какого он мнения об Охриме.

Серегин пожал плечами.

– Откровенно говоря, я еще не разобрался в нем. Не знаю, что и сказать. У нас есть пословица: "Черного кобеля не отмоешь добела". Она подходит к Охриму. Все-таки служил в полиции, да еще старшим следователем. Как бы он сейчас ни старался, этот черный период его жизни не выбросишь из его биографии. Наши ребята узнают, у многих, если не у всех, на душе горький осадок останется.

– Это верно, если человек предатель, но Охрим утверждает, что в полицию он поступил по заданию секретаря подпольного горкома партии.

– Сказать все можно, язык без костей.

– Поживем – увидим. – Млынский улыбнулся и протянул Серегину записку Самойлова.

Тот читал, не скрывая своего удивления.

– Товарищ майор, я совсем запутался!

– Записка настоящая. Ей верить можно.

– Значит, Охрим…

– Совершенно верно, Охрим – наш человек. Немцы задумали против нас каверзу. У нас хорошая возможность "поиграть" с гестаповцами. Вы беседовали с теми, кого по указанию гестапо освободил Охрим?

– Да. Бондаренко, конечно, не вызывает никаких сомнений. Давно его знаю, и с наилучшей стороны. Понравился мне Октай, азербайджанец. Говорит, коммунист, партбилет сдал командиру, когда шел на задание. А как сейчас проверишь? Но чувствую, наш человек.

– Охрим его тоже хвалит. Может, подойдет в адъютанты ко мне? Давай посмотрим? Проверим одновременно.

– Хорошо, – ответил Серегин.

– Какое настроение у бойцов? – поинтересовался Млынский.

– Отличное. Люди отдохнули, привели в порядок одежду, оружие. Правда, они хотят знать, что делается на фронте, получать письма от родных, близких.

– Желание естественное. Со временем и эти проблемы решим. Не все сразу… Да, как с радиоприемником?

– Обещают скоро наладить.

– Поторопите, через три дня праздник.

– Будет сделано, – заверил Серегин.

За беседой незаметно прошло время. Стемнело. В комнату вошел Мишутка. Он зажег лампу, поставил на стол котелки с пшенной кашей, налил в кружки кипяток, уселся на топчан, сказал:

– Ешьте, а то все остынет.

– А ты почему не ешь? – спросил Млынский.

– Я во как наелся с матросами, – весело ответил Мишутка и для наглядности провел пальцем по горлу. А потом соскочил с топчана, подошел к столу и тихо спросил: – Папа, почему так долго не приходит тетя Зина? Может, ее немцы убили?

Млынский обнял Мишутку за худенькие плечики.

– Не беспокойся, сынок. Тетя Зина скоро вернется. Сбегай-ка еще за кипятком и ложись спать.

Когда Мишутка выпорхнул из комнаты, тревожно сказал Серегину:

– Может, действительно, что случилось? Может, Зиночку и деда Матвея захватили гитлеровцы? Сейчас же пошлите двух бойцов, как условились с Матвеем Егоровичем, к нему в поселок. Если там не окажется, пусть проберутся к озеру.

Вошел Алиев.

– Товарищ майор! Боевые группы сформированы, обеспечены боеприпасами и готовы идти на задание в любую минуту.

Млынский достал из планшета список личного состава отряда, другие документы, передал политруку.

– До нашего возвращения вы остаетесь за командира отряда. Следите за безопасностью базы. Под своим контролем держите подготовку к празднику.

– Праздник будет хороший, если, разумеется, вы благополучно вернетесь.

– А мы умирать не собираемся. У нас впереди уйма непочатых дел, – шутливо ответил Млынский.

Боевые группы вышли из лагеря на зорьке. К рассвету следующего дня подошли к исходному рубежу. Группа под командованием Серегина пошла в направлении железной дороги – она имела задание взорвать мост. Группа, которую возглавил Млынский, глубоким оврагом незаметно пробралась к огороженному высоким дощатым забором поселку, занятому гитлеровской воинской частью, и залегла поблизости в кустарнике.

Семен Бондаренко в штатской одежде, с повязкой полицая на рукаве, вышел на дорогу и уверенно зашагал к воротам, где стоял часовой.

– Хенде хох!

Семен послушно остановился и по-немецки сказал:

– Я полицейский, несу срочный пакет оберштурмфюреру господину Мольтке! – и показал заклеенный пакет.