Мисс Вайоминг - Дуглас Коупленд

– Вы бы видели мою мать – она настоящий локомотив.

Ларри явно хотелось развести женщин.

– Сьюзен, – сказал он, – я хочу, чтобы ты поговорила с продюсером по фамилии Колин. Он англичанин, но может нам пригодиться и здесь. Дженна, позволь мне украсть у тебя Сьюзен.

– У меня нет выбора.

Ларри сверкнул улыбкой и проводил Сьюзен к дверям патио.

– Пока, Дженна, рада была познакомиться, – крикнула Сьюзен, обернувшись.

Ларри завел ее за угол и сказал:

– Боже.

– Ларри, я больше не могу с тобой встречаться, – сказала Сьюзен. У нее было такое чувство, будто ее тело поднимается в воздух, как шар с гелием. Нить была перерезана.

Ларри вытер лоб бумажной салфеткой, лежавшей на столе с минеральной водой.

– Поговорим об этом завтра.

– Ладно, поговорим.

Ларри стоял неподвижно и пристально смотрел на Сьюзен.

– Ты еще молодая. Это пройдет.

– Но я не хочу, чтобы это проходило.

– Это называется взрослеть. Пришлю тебе насчет этого подборку литературы.

– А вон Райан О'Нил, – сказала Сьюзен, чтобы сменить тему.

– Я вас познакомлю.

И дальше вечер пошел своим чередом. Сьюзен отхлебнула немецкой минеральной воды – какой-то «Шпрудель», название почти как у макарон, – подержала во рту и чуть не сожгла пузырьками язык – вкус у воды просто геологический. Она видела, как Ларри извивался и лгал окружавшим его людям, которые, в свою очередь, извивались и лгали ему.

– Сьюзен, это Шер.

– Привет.

– Сьюзен, это Валери Бертинелли.

– Очень приятно.

– Сьюзен, это Джек Клугман.

– Здорово. Привет.

– Сьюзен, это Кристофер Аткинс.

– Приветик.

– Сьюзен, это Ли Радзивилл.

– Привет.

Казалось, что вечеринка растянется на всю ночь, но, подобно большинству киношных мероприятий, она неожиданно закончилась около девяти. Сьюзен тогда не знала, что эта вечеринка окажется высшей точкой, которой ей удастся достичь в социальной структуре мира развлечений.

Наутро после вечеринки с жирафом машина заехала за Сьюзен в половине седьмого. Она устроилась на заднем сиденье и стала вспоминать слова своей сегодняшней роли. Она сыграла роль. Попозировала для рекламных фотографий вместе со своими телевизионными родителями и близкими. Поругалась с Ларри и вышвырнула его из квартиры на Келтон-стрит. Прошли дни. Ее решимость исчезла. Он снова впустила Ларри. Теперь она вызывала у самой себя отвращение. Она так и не завязала никаких крепких дружеских связей за время своего телевизионного блицкрига. У нее было два варианта: вернуться к Ларри или взять курс в открытое море, но это страшило ее. Любые разговоры на тему о Дженне или разводе натыкались на кирпичную стену, и каждый раз Сьюзен заканчивала беседу все более едко произносимой фразой: «Нет уж, это ты меня прости, Ларри. У тебя ведь сейчас на третьей линии Папа Римский».

Сьюзен никогда не была выдающейся актрисой, но в начале сериала ей еще была присуща естественность, которая бросалась в глаза и хорошо смотрелась на фоне игры ее партнеров – актеров с самого детства. Однако со временем естественность поистрепалась, и Сьюзен начала все больше обращать внимание на движения своего тела, на выражение лица, на слова, которые произносила, и на общее впечатление, которое производила на публику. Сейчас она стала глядеть на себя в тысячу раз строже, чем на любом конкурсе красоты. Ее встреча с Дженной на вечеринке с жирафом открыла в сознании некий шлюз, и играть она сразу начала из рук вон плохо. «Это как если бы какая-то часть моего мозга, – говорила она Дриме, – благодаря которой я хорошо играла, вся испортилась. Она сливается с той частью меня, которая врет. Я это чувствую. Допустим, мне нужно произнести какую-нибудь простую реплику, ну вроде: „Мам, я пошла на занятия в волейбольную секцию“, – и это звучит вымученно и неправдоподобно, как будто в словах есть тайный намек. На каждом эпизоде приходится делать безумное количество дублей. На студии думают, что у меня проблемы из-за наркотиков. Актеры считают, что от славы у меня помутилось в голове. А дело в том – и Ларри это знает, – что все это из-за Дженны и из-за того, что мы продолжаем лгать по-прежнему, и это отдаляет его от меня. Я чувствую себя сбитой с толку, и от этого все делается только хуже».

Сьюзен пригласили участвовать в «Корабле Любви». Он сыграла проходную роль в фильме о Джеймсе Бонде. Ее фотография появилась на обложке журнала «Seventeen». Ей удалили зуб мудрости, и она открыла для себя страну болеутоляющих средств. Она немного подлатала забор, отделявший ее от Мэрилин. Дрима тоже переехала в Лос-Анджелес и стала жить в квартире Сьюзен. Сексуальный пыл в отношениях с Ларри значительно поугас, и, как и предсказывал Ларри, Сьюзен повзрослела.

Глава двадцать пятая

Джон сидел рядом со своей спасительницей Бет в офисе охраны, примыкавшем к ангару для частных самолетов во флэгстаффском аэропорте. За затянутыми проволокой окнами, в теплом сером воздухе водонапорные башни и авиационные вышки мигали рубиновыми и бриллиантовыми огнями. На Джоне была одежда, которую Бет подобрала из старья, принадлежавшего ее мужу. Светлая рубашка была свежевыглажена, а кожа Джона была такого коричневого цвета, как будто пеклась изнутри, как у курицы, только что вынутой из духовки. Волосы он подрезал охотничьим ножом несколько недель назад в Лас-Крусесе в штате Нью-Мексико, в туалете бензозаправки. Взгляд его широко открытых глаз был ясным, как у ребенка.

– Мне неловко за Дженни, за то, что она вас снимала. Она неуправляема. Никогда не знала, что с ней делать, – сказала Бет.

– Ерунда, – ответил Джон.

Бет взяла две чашки жиденького кофе из рычащего автомата.

– Вот, – сказала она. – Берите.

– О нет, спасибо.

– Давайте, давайте.

Джон взял кофе так же неуверенно, как в первый раз взял на руки Маккензи – дочку Айвана и Ниллы. За окном проехал бензовоз в октановом мареве.

– Значит, у ваших друзей и правда есть собственный самолет? – спросила Бет.

Джон кивнул.

– Дженни никогда бы такого не сделала, если бы узнала про самолет.

– Да бросьте вы. Правда. Пустяки.

Дочка Бет, Дженни, продала пленку, на которой было заснято, как голый Джон выкарабкивается из канавы, а также события следующего часа, местному филиалу телесети штата. На следующий день это будет главной новостью в скандальном шоу, транслирующемся на всю страну.

– Больше всего меня бесит, – сказала Бет, – что она хочет заплатить за автомобиль своего дружка, даже не за свой. Черт возьми, уж это-то могла бы и не делать. У Ройса уже есть хорошая работа.

– Молодежь…

– Да, верно.

Пронзительный гудящий звук раздался в ночной темноте, и Джон, который все это время сидел уставившись в пол, опознал его так же быстро, как собака узнает тарахтенье цилиндров в машине своего хозяина. Это был Айван на своем Джи-3. Джон слышал, как самолет приземляется и выруливает. Потом он услышал, как открываются тяжелые металлические двери служебного входа, шаги сбегающих по трапу людей и голоса. Это были Айван, Нилла, Дорис и Мелоди.

– Джон?

Джон встал и попытался поднять голову, набрякшие веки были слишком тяжелыми. «Джонни?» Присев на корточки, Айван заглянул Джону в лицо.

«Мы прилетели, Джонни». Но Джон не мог ни говорить, ни поднять глаз. Дешевый пластмассовый стаканчик с кофе выпал из его руки и покатился по полу. Нилла, Дорис и Мелоди поцеловали его в щеку, и Джон почувствовал запах их духов, такой нежный и добропорядочный, что он чуть не поперхнулся.

Айван посмотрел на Бет, которая держала бумажный мешок с выстиранной одеждой Джона.

– Вы и есть?..

– Да, я Бет.

Айван препоручил Джона Мелоди и Нилле.

– Спасибо вам за вашу…

– Не за что. Но ваш друг чувствует себя неважно.

Айван передал Бет конверт, из которого она достала пачку сотенных бумажек.

– Джереми из моего офиса взял ваш адрес и телефон?

– Да.

Теперь оставалось только выйти на площадку, сесть в самолет и лететь на запад. Бет попрощалась и обняла Джона, руки которого болтались, как у тряпичной куклы. Нилла и Мелоди, поддерживая Джона с обеих сторон, помогли ему взойти по трапу, Айван шел сзади, перекинув клетчатый пиджак через левую руку. Скоро они были уже высоко в теплом ночном небе, но Джон все еще не мог взглянуть в глаза своим старым друзьям.

– Джонни, – спросила Мелоди, – ты меня хорошо слышишь?

Джон кивнул.

– Ты что, принял наркотики, Джон? – спросила Дорис.

Джон отрицательно покачал головой.

– Хочешь выпить? – спросила Мелоди. – Айван, где виски? Налей ему.

Она поднесла стеклянный стакан к губам Джона, но от вкуса виски его только судорожно передернуло. Было такое ощущение, будто десять здоровяков сдавливают ему грудь.