Под сенью короны - Ярослав Коваль

Я представил себе, как будут «счастливы» мои люди, что мною была проявлена инициатива. С другой стороны: не их это забота — обсуждать мои действия. Лучше уж заниматься своим делом и выслеживать вражеские отряды по лесам, чем невольно позволять разменивать себя и бросать в мясорубку обычного боя в узких замковых закоулках. В лесу у моих как-то больше шансов выжить, потому что привычнее и проще сориентироваться.

Что же касается подготовки, то это дело простое. Достаточно поднять Аканша и Ильсмина и растолковать им задачу.

А потом появился вестовой и передал мне свиток с приказом. Чёрные буковки на желтоватой бумаге ясно говорили, что моим бойцам надлежит отправляться на зачистку окрестных лесов от партизан, и заодно провести разведку. И ни слова про поимку благородного семейства.

В недоумении перечитал я приказ. Идти выяснять, в чём дело, и почему моё предложение отвергнуто? Не имею права. А может, дело тут в другом, и идея просто не добралась до отдела планирования? Если Абарех не передал её, значит, имел на то веские основания. Ждать, пришлют ли другой приказ? Нельзя. Значит, остаётся только сохранить этот, чтоб в случае чего всегда смочь предъявить. Мол, я-то в чём виноват? У вас там в штабе бардак, у себя и разбирайтесь, а моё дело маленькое. Вот писулька, которой любой имперский полевой офицер должен повиноваться беспрекословно. Писулька с самого верха.

Так прикрывал зад ещё мой дед, служивший в советской армии, и правильно делал. Его опыт нам наука. В таком деле опыт бывает либо чужой, либо никакой, ибо за малейшую ошибку снимают головы.

Я аккуратно свернул бумагу и убрал в седельную сумку.

Следующие сутки наполнила собой по видимости беспорядочная, но на самом деле вполне продуманная гонка по лесу за крохотными вражескими отрядами. Кстати, может, они и вражескими-то не были — в Атейлере, как и везде сейчас, хватало бандитов и мародёров. Эти не заслужили статуса врага — так, шваль тараканья. Но какая нам разница? Вооружённые группки людей мы не расспрашивали. Не свой — значит, извини, удобришь собой этот лесок.

Сообразив вдруг, что Унег где-то поблизости, я задумался и о возможности между делом слегка пополнить свой отряд.

— Ильсмин, отправь людей в Унег, пусть там попробуют раздобыть средства, нужные нашему лекарю. Раз уж мы поблизости. И заодно пусть заглянут в дом моего знакомого. Его зовут Альшер, он бывший охотник. Пусть твои ребята передадут ему моё предложение присоединиться к императорской армии вместе с теми из охотников, до кого сможет дотянуться. Пусть скажут, что я нынче состою в дружеских отношениях с госпожой Солор, и смогу добиться для них многого, если они согласятся. А уж солдатский паёк и жалованье — как положено.

— Понял. Сделаю, — мой зам повторил адрес, по которому предстояло искать Альшера, и лишь после этого позволил себе уточнить: — Командир полагает, что охотники могут быть полезны в нашем деле?

— Более, чем ты думаешь.

— Едва ли этот охотник сможет быстро собрать и привести большой отряд.

— Сколько бы ни привёл — все пригодятся.

— Что ж. С этим трудно спорить.

Через сутки я уже разглядывал среди вернувшихся разведчиков нескольких не по-уставному одетых мужчин, и среди них — знакомые лица. Альшера я узнал сразу и издалека. Он уже вступил в возраст, когда время для мужчины как бы замирает, он перестаёт меняться и, особенно если не запускает себя, способен даже забыть, сколько же в точности лет он прожил. Своему, по сути, первому наставнику я немедленно раскрыл объятия.

— А ты здорово изменился, — сказал мне Альшер, когда процедура приветствия была оставлена, и бывший охотник получил заверения, что можно и нужно говорить мне «ты». — Не узнал бы, столкнувшись на улице. Большим человеком стал. Очень большим.

— Да-а. Вымахал под два метра ростом.

— Чего?

— Ничего. Типа шучу. Не обращай внимание. Очень рад, что ты приехал. Рад, что решил рискнуть.

— Не прочь на старости лет подняться в воинское сословие. Да и вообще, хотел бы послушать, на что мы под твоим покровительством можем рассчитывать.

— Пока ни в чём наверняка не уверен. Однако — сам видишь, успешно делаю карьеру в армии, в войсках стремительного реагирования.

— И какую карьеру! Твоему взлёту сокол позавидует!

— Благодарю. Ну вот, мне нужны знающие, полезные люди. Мои люди. Понимаешь?

— А как же! Понимаю. Готов, — Альшер рассматривал меня с таким интересом и уважением, что я испугался, сумею ли адекватно ответить его ожиданиям. — И охотников привёл самых лучших. Все ребята стоящие и отлично работают в командах. Пока только двадцать восемь человек, но будут ещё. Я отправил весточки всем знакомцам, о ком идёт хорошая слава.

— И все они захотят делать военную карьеру? Ты в этом уверен?

— Чего спрашиваешь? Твои войска — не строевая какая пехота или конница. Это элита! Прямой путь к достойному положению, почёту и, конечно, хорошим заработкам. И ведь верная надежда выжить на этой войне, даже более верная, чем вне армии. Там сейчас, — он мотнул головой, намекая на пространства, пока не захваченные боевыми действиями, но отнюдь не мирные, — полным-полно всякого сброда. В любой момент может налететь банда. По-тихому. И спалить в доме. Тут хоть опасность встречаешь лицом. Иной раз смотришь — в армии спокойнее.

— Да уж…

— …На одного твоего бойца гибнет с сотню пехотинцев, если не больше. Да ещё говорят, что под твоё начало лично государь отдал своих гладиаторов.

— Это правда.

— Вот. У такого перспективного командира, как ты, в таких войсках любой охотник рад будет служить. Самый лучший вариант для того, чтоб сменить профессию, получше даже, чем работа телохранителя, а она ведь почти никому из нас не светит. Не то сословие, не то прошлое… Знаешь, жизнь любят все, а людей убивать намного проще, чем демонов. Так что… сам понимаешь.

— Понимаю. И ещё как. Рад приветствовать и тебя, и других охотников. Будешь командиром их отряда, и продолжай его формировать по своему усмотрению.

— Слушаю, командир.

В моём воображении тотчас сформировался образ идеального диверсионного отряда — элита в числе элиты, спецназ в спецназе. Охотник ведь — это боец, сумевший уцелеть в запредельно трудных, смертельно опасных условиях, в борьбе с врагом, которому самый ловкий и умелый в военном деле человек и в подмётки не годится. Что толку ставить против бывшего охотника даже суперфехтовальщика? Он приучен противопоставлять нечеловеческим силе, скорости и свойствам свои навыки выживания.

Это для солдата, занимающегося партизанами, засадами, атакующего обозы, войска на марше, пролезающего в потайные ходы или закрывающиеся ворота замков — просто драгоценное искусство. Ничто не может оказаться дороже.