Граф Платон Зубов - Нина Молева

— Какой труд! Поздравляю вас с назначением, Платон Александрович, от души поздравляю. Дальнейшие ваши успехи служебные в ваших руках. Не обманите ожиданий императрицы.

— Ваше императорское величество, не нахожу слов благодарности. И полнейшей моей преданности. Я готов с радостью положить за вас жизнь мою.

— А вот уж это лишнее. Совсем лишнее. Мне нужна ваша жизнь, полковник, и вы должны об этом всегда помнить.

— Как прикажете, государыня. Отныне моя жизнь в полном вашем распоряжении. У меня нет никаких своих дел или своих желаний…

— Так-таки никаких своих желаний? Полковник! Я не ошибаюсь, вы залились краской? Это невероятно! Теперь тем более вы должны признаться мне, в чем же заключаются желания, от которых ради своей императрицы вы готовы отказаться?

— Государыня, простите меня, даже ради моей императрицы я не откажусь в душе от одного заветного желания. Оно родилось в моей душе, когда я впервые оказался во дворце. Но оно всегда было таким невероятным, что признаться в нем…

— Вы испытываете терпение вашей императрицы, полковник. Я приказываю вам говорить.

— Это совершенно невозможно.

— Я продолжаю настаивать!

— Государыня, вы лишите меня моего чина и отправите из дворца — ничего другого не последует за моим признанием.

— Теперь вы вызвали любопытство женщины, а это особенно опасно, поверьте мне.

— Но именно о женщине и идет разговор.

— Так в чем же дело?

— Государыня, только на коленях я могу признаться в том, что все это время видел в императрице… женщину. Самую красивую. Самую обольстительную. Самую… желанную. Казните меня, ваше величество?

— За что же, полковник?

— За святотатство! Ах, если бы вы были не императрицей. С каким бы упорством и отчаянием я бы добивался чести быть замеченным такой ослепительной женщиной.

— Нас разделяют годы, полковник.

— Годы? Для небожительниц не существует лет! У меня же есть глаза и в рое обольстительнейших сирен, которыми, как мне довелось слышать, так славится русский двор, нет ни одной, способной сравниться с вами. Ни одной! И разве я один говорю это? Мне передавали слова польского короля, который слывет дамским любезником и славится бесчисленными любовными похождениями, — он не встречал равной вам.

— Я должна вам верить, полковник?

— Вы можете не верить, ваше величество. Вы уверены в этом, не сомневаюсь. И сейчас я только молю Бога, чтобы ваш справедливый гнев не лишил меня счастья вас по-прежнему, хотя бы издалека, видеть.

— Но никакого гнева и нет, Платон Александрович!

— Вы… вы… прощаете мою дерзость? Вы не только прекрасны, ваше величество, вы еще и милосердны. Но тогда в знак прощения, может быть, вы пожалуете мне руку. Прикоснуться к вашей руке… Если бы это мгновение могло длиться!

— Оно будет продлено, полковник. Сегодня вечером. А пока займите ваше обычное место в моем кабинете. Дела не ждут.

— Сию минуту, ваше императорское величество.

Зимний дворец. Комната фрейлины А. С. Протасовой. А. С. Протасова, П. А. Зубов.

— Совета, говоришь, просить у меня хочешь, Платон Александрович. Что ж, в совете не откажу.

— Кроме вас, мне и посоветоваться не с кем, Анна Степановна. Дело деликатное. Боюсь, как бы государыню не прогневать. Только и семейство свое обижать мне никак нельзя.

— Семейство? О чем это ты?

— Вам ли не знать, Анна Степановна, состояния у родителей большого не было…

— Ах, вот ты о чем. Тогда мой тебе совет, о себе пока думай. Каждому овощу свое время. Сам едва в апартаментах устроился.

— Вот это меня и смущает, Анна Степановна. Только, с другой стороны, коли появилась моя родня в столице, выглядеть должна она достойно, а средств взять негде. Не один я сын у батюшки.

— Жениться братьям надобно.

— Сам так думаю, да ведь пока состояния не приобретут, кто за них пойдет?

— Плохо ты людей наших знаешь, Платон Александрович, совсем плохо. В столице связи-то куда дороже иного состояния. С ними, знаешь, горы ворочать можно.

— Может, подскажете что, Анна Степановна.

— И подскажу. Каких мыслей твой братец Дмитрий Александрович насчет женитьбы?

— Дмитрий? Не говорил с ним, но полагаю…

— Вот и ладно.

— А почему он?

— Причины, Платон Александрович, две. Одна, что в армию он, по моему разумению, не стремится. Чин камер-юнкерский получил и ничего больше не ищет.

— Это так. Сам говорил, больше дома сидеть любит.

— В самую точку, значит.

— А вторая причина?

— Девица тут одна не то что глаз на него положила, а вроде бы оглянулась, и сватать ту девицу сама государыня готова. Так я ее величество поняла.

— Кто же это?

— Княжна Вяземская. Прасковья Александровна.

— Это генерал-прокурора Сената дочка?

— Она и есть.

— А родитель-то ее согласится ли? И матушка у нее, сколько мне известно, из знатных.

— Верно тебе известно: урожденная княжна Трубецкая. И тебе не о родителе, а о родительнице говорить следует.

— Значит, она в их семействе главная.

— И в семействе, и во всем. Секрет тебе один открою. Тридцать лет князь всеми денежными делами в государстве нашем управляет. Государыня его как самого доверенного держит — честности его надивиться не может.

— Так богат по родителям, что и заработков не ищет?

— Ищет не ищет, что от родителей, что как иначе имеет — не наша с тобой печаль. Дорог человек императрице, и весь разговор. Ведь не как-нибудь — контроль за канцелярией всех департаментов Сената имеет! Тут и грешить не станешь, а все равно богатеть будешь.

— Тридцать лет!

— Знаю, что говорю. Вот только остроты ума никогда у князя не бывало, а тут и вовсе паралич его разбил. Совсем в негодность старик пришел, хуже Ивана Ивановича Бецкого.

— Менять его государыня станет.

— Да не спеши ты, Платон Александрович, дай толком все обговорить. Всю жизнь за князя дела его супруга решала, а теперь и Васильев, тоже не чужой человек. Княгиня Елена Никитишна его за собственную сестру двоюродную сосватала. Здоров ли князь, болен ли — в семейном кругу не дознаешься. Одна для них опасность — воля государыни. Захочет — заметит княжеский недуг, не захочет — сквозь пальцы посмотрит. Если государыня твоего Дмитрия Александровича посватать решит, княгиня и минуты думать не будет — на все согласится.

— Вашими устами бы да мед пить, Анна Степановна.

— Вот и пей, голубчик, времени не теряй. Тут и тебе прямой расчет — государыня увидит, что семейство твое самостоятельно устраиваться начинает. Ей же расходов меньше.

— Да разве государыня расходы считает!

— Еще как считает. Все от дня да настроения зависит. Прогневается, не приведи, не дай, Господи, каждое лыко в строку поставит. А так, ты уж мне поверь, только порадуется. Чины да награды — одно, деньги да недвижимость — совсем другое.

— А за княжной-то что дадут?

— Уж, поди, больше, чем за любой другой здешней невестой. А после государыниного сватовства тем более.

— А все-таки, Анна Степановна, как брату сказать?

— А так и скажи: пусть твой камер-юнкер на балах около девицы покрутится для порядку, а там честным пирком да за свадебку. Больше того тебе скажу. При помолвке, надо полагать, государыня пожалует Прасковью Александровну в фрейлины.

— Откуда ж вам знать, Анна Степановна, о милости такой?

— Поживи с мое при дворе — всему научишься.

Малый двор. Великий князь Павел Петрович, Е. И. Нелидова.

— У вас есть час свободного времени, чтобы посвятить его мне, Екатерина Ивановна?

— Вы смеетесь надо мной, ваше высочество! По сравнению с возможностью видеть вас, говорить с вами любые дела перестают для меня существовать — тем более я не рассчитывала сегодня на разговор с вашим высочеством.

— Так дурно говорить, но меня подстерегла удача: великая княгиня почувствовала себя нездоровой и решила не выходить со своей половины.

— Что-нибудь серьезное, ваше величество?

— Полноте, Катишь, обычные фантазии, которыми она старается обратить на себя общее внимание.

— Но, может быть, это не так.

— Оставьте ваше милосердие, друг мой. Необходимость постоянно чувствовать себя привязанным к Марии Федоровне мне кажется большим злом, чем все козни Большого двора.

— Ваше высочество, но раз этот недуг неизлечим и ничего изменить нельзя, остается стараться о нем по возможности забывать. Мы с вами одни — разве это не чудесно?

— Но повод моего разговора далеко не так приятен, чтобы ему радоваться. Вы видели нового кандидата в флигель-адъютанты императрицы?

— Да, государыня сочла нужным представить нас друг другу, а вернее — показать и назвать меня этому молодому человеку.