Гуманитарный бум - Леонид Евгеньевич Бежин

вздохом улыбнулся Юре, показывая, что вынужден давать подобные отчеты. — Золотце мое, — мягко прервал он жену, — сегодня у меня ученик, ты, будь любезна, зажарь индейку, купи бутылочку сухого и что-нибудь к чаю. Мы будем через час с четвертью.

— Аппаратура! — решил напомнить Юра, заметив, что мэтр уже вешает трубку.

— Не беспокойтесь, я все учел.

Трубка легла на рычаг.

— Итак, прошу внимания, — начал Кирилл Евгеньевич кафедральным голосом. — Современный индустриальный мир выдвинул новые критерии личности. Их сущность в том, что отдельная человеческая личность не является значимым элементом социологии. Современное мышление оперирует такими понятиями, как семья, государство, трудовой коллектив. Личность же как таковая является скорее статистической, чем понятийной единицей. Это понятно?

Юра вежливо пожал плечами, показывая, что оценивает глубину мысли учителя, но еще не проник в ее суть.

— Ну, к примеру, раньше строили дома из кирпичей, а сейчас из готовых блоков.

— Сейчас тоже есть кирпичные дома, — поправил Юра.

— Правильно, правильно! Но я говорю о тенденции. Население земного шара столь велико, что никакой ум не охватит его во всем множестве. Кроме того, мой друг, совершается научно-техническая революция, индустрия развивается невиданными темпами, и порою просто некогда в централизованном порядке решить все те личные проблемы, которые в изобилии возникают у каждого. Каждый решает их самостоятельно, но ведь это подчас не менее трудно, чем уладить межгосударственный конфликт. Поэтому я считаю, что должен был появиться институт частных учителей жизни, ну, скажем, типа меня. Я человек не особенно занятый, и у меня есть время подробно вас выслушать, посоветовать, помочь. Ко мне приходят письма, у меня скопился известный опыт. Я даже пишу книгу, которую озаглавил «Искусство познавать себя».

— Вы необыкновенный человек! — восхищенно воскликнул Юра.

— Без ложной скромности — да. Хотя должен признаться — я не сразу стал тем, что я есть. Я по капле выдавливая из себя раба.

Юра с сомнением задумался.

— Что вас смутило? — спросил Кирилл Евгеньевич.

— Но ведь это слова Чехова.

— Правильно. Я же сказал, что кое-какой опыт дизайна зафиксирован романистикой — и Чеховым, и Флобером, и Бернардом Шоу. Прочтите «Пигмалиона»… А сейчас не будем рассуждать, а приступим к делу. Кстати, вот мой дом.

Они оказались на Сретенке, завернули в старый дворик, взбежали по деревянной лесенке, и Кирилл Евгеньевич пригласил Юру в залатанную мансарду, похожую на голубятню.

— Нас скоро будут ломать, — сказал он. — Здесь что-то предусмотрено по генеральному плану реконструкции.

Кирилл Евгеньевич снял картузик и сунул в гнездо калошницы.

Юра тактично кашлянул.

— Вы думаете, я по рассеянности? О нет! Я просто выключился из бытовых логических связей, чтобы освежить мозг. Я бы назвал это гигиеной абсурда… Мы с вами сейчас проделаем похожее. Идемте…

Кирилл Евгеньевич распахнул перед Юрой дверь, а сам перебросился парой слов с женой.

— Через тридцать минут нас позовут к столу, — сказал он Юре, — а пока для профилактики проведем с вами диалог ни о чем. Я буду подавать вам реплики, а вы говорите любую несуразицу, что в голову придет. Мне необходимо проверить ваше подсознание.

Кирилл Евгеньевич усадил Юру на поджарый, продавленный диван, невыносимо заскрипевший пружинами.

— О, пружины судьбы, ваша сила неведома смертным! — сказал дизайнер и добавил: — Видите, даже стихом…

Юра попробовал ответить, но сразу запнулся.

— Говорите, говорите… Все, что придет на ум!

— О, ленивая кошка, бегущая завтра по краю! — несмело выговорил Юра и застеснялся.

— Прекрасно! — одобрил его Кирилл Евгеньевич. — Но вы заимствовали у меня начальное восклицание «о» и стиховой размер. Давайте дальше… — Он приложил ладонь ко лбу. — Сахар, сахар… безумие белого цвета… вот мелькнула сорочка унылого клерка… шепот листьев… слышу хлопанье крыльев над бездной… зажигает конфорку и чай согревает жена… истребитель растаял в бирюзе бесконечного неба… и грохочет метро, и туман рассекают созвездья… обезьяны в питомнике виснут на мокрых качелях… Ленинград, Петропавловка, галстуки в Доме моделей… виноградные косточки прямо на белой салфетке… поцелуй, эти руки, обвившие шею… и лиловый шнурочек настенного бра…

Кирилл Евгеньевич опустошенно откинулся в кресле.

— Это стихи! — выпалил Юра.

— Ну что вы! Правда, на Западе этим психологическим механизмом пользуются некоторые шарлатаны. Такого рода поэзия чересчур откровенна, и если бы вы владели ключом к тому, что закодировало здесь мое подсознание, я бы счел себя раздетым догола. Однако давайте вы.

— Нет, я не сумею…

— Давайте-давайте, это легко… Раскрепоститесь.

— А вы владеете ключом к коду?

— Я врач, и вас это не должно беспокоить. Ну?

— Самолет, тишина… — робко попробовал Юра.

— Стоп! — Кирилл Евгеньевич хлопнул в ладоши. — «Самолет» вы опять взяли у меня.

— Стадо диких туманов, кочующих в зелени сада.

— Тоже что-то похожее… Не надо в стихах.

— Люблю танцевать… танцы приносят мне удовольствие, — забормотал Юра.

— Отлично. Дальше.

— Хорошо бы, мать купила мне мотоцикл… где взять конспекты?.. духовое ружье бьет недалеко… устал от любви… симфония… — у Юры полилось рекой.

— Еще немного… — Кирилл Евгеньевич держал перед собой секундомер.

— Неприятно оранжевый мотороллер соседа… тир, мелкашка…

— Достаточно. Вы уже повторяетесь, — остановил его Кирилл Евгеньевич. — Кое-что для меня проясняется. Во-первых, вы не умеете танцевать и вас это мучает… Во-вторых, вам бы хотелось влюбиться… В-третьих, вы тяготитесь духовной зависимостью от матери… Еще какое-то неопределенное соперничество с соседом, вы ему завидуете…

— Как вы… как вы догадались?!

Кирилл Евгеньевич строго взглянул на Юру.

— Я же предупреждал, на догадках далеко не уедешь. Я пользуюсь методом научного тестирования.

— И что же теперь?

— А теперь к столу, — сказал Кирилл Евгеньевич.

Стол был накрыт под низким абажуром с кистями. Посреди стола дымился самовар, пузатый чайник, накрытый полотенцем, и купеческие чашки с розанами. Маленькая жена Кирилла Евгеньевича куталась в шаль.

— Наташа, — представилась она Юре.

Мастер дизайна вытащил из тостера поджаренные хлебцы.

— Как у тебя прошел день? — спросила его Наташа.

— Читал в университете лекцию, зашел в «Полуфабрикаты», потом встретился с Юрой. А ты?

— С утра ужасно болела голова, и этот дождь…

— Ну что ты, дорогая, просто ты переволновалась из-за вчерашнего.

— Да, я приняла случившееся вчера слишком близко к сердцу. Не надо было…

— Вот видишь! — Мастер протянул ей через стол руку, и она прижала его ладонь к щеке.

— Укутайся получше, боюсь, у тебя жар, — сказал он.

— Ничего, милый, уже прошло.

— Договоримся, ты никогда не будешь переживать из-за моих неприятностей.

— Хорошо, милый. Я сама себя ругаю.

Он вышел из-за стола, чтобы обнять ее.

Юре показалось, что о нем забыли, и он зашевелился на скрипнувшем стуле.

— Как я ждала тебя, господи! — сказала жена мужу.

— Мне тоже хотелось поскорее вернуться, — ответил муж жене, и Юра подумал, не уйти ли ему.

— Удивительно, что