Постель и все остальное - Эллина Наумова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арсений предложил остановиться возле ресторана.
– Э нет, я хочу выпить с тобой рюмку, как нормальный москвич в добром расположении духа, – рассмеялся Александр. – Не люблю доверять руль водиле по вызову. Предлагаю обзвонить ребят и созвать ко мне прямо сейчас.
– Я за, – поддержал Арсений.
Друзья поприкалывались над тем, как двум родственным душам одного пола удалось встретиться в ученой толпе, и согласились приехать обмыть. Собрались на удивление быстро, привычно метнули на стол еду из обильного холодильника, расселись. Тут раздался звонок в дверь. Александр пошел открывать и через минуту крикнул из прихожей:
– Моя любимая жена! Моя ненаглядная радость! Я сейчас принесу ей тарелку!
И в комнату вошла чуть встрепанная, заинтригованная неожиданными гостями, улыбающаяся Галка. С безымянного пальца правой руки, которую она подняла в небрежном общем приветствии, тускловато, как и пристало высокой пробы золоту, светило обручальное кольцо. Потом Арсений благодарил судьбу: Александр был в кухне, а у него вмиг так пересохло в горле, что он не мог издать ни звука. На лбу выступила испарина, жених чужой благоверной против воли чуть расслабился и обрел способность кожей чувствовать окружающих. Ему показалось, что еще два мужика запаниковали.
– Арсений, привет! – воскликнула Галка с невероятной естественностью.
– Вы знакомы? А почему мы только сегодня впервые пожали друг другу руки? – спросил Александр, появляясь в дверях с чистым прибором для своей ненаглядной радости.
– Потому что, когда переехали, мусор носила я, а не ты. Арсений джентльмен, если видел меня с тюком, помогал.
– Да я не мог тебя остановить! Просил: жди до вечера, пришлю людей, все уберут, – притворно нахмурился Александр. И повернулся к друзьям с обескураживающе глупой от счастья физиономией: – Но она не терпит беспорядка. Представляете, действительно почти всю упаковочную бумагу и пленку сама выбросила.
– Я еще пару тумбочек собственноручно собрала, так хотелось посмотреть на них в натуре. Знаете, мальчики, если я сейчас с вами выпью и наемся, неделя диеты пропадет. Возьму-ка я апельсины и запрусь в спальне. Музыку послушаю, книжку почитаю. У вас тут дружная компания, не соскучитесь.
Александр запротестовал было, но Галка и слушать не стала.
Они изрядно надрались в тот вечер. Когда выходили курить, Арсений зачем-то достал мобильник. Дисплей бесстрастно сообщал об одном непринятом вызове Галки. Она звонила как раз тогда, когда Александр ставил машину в гараж, а Арсений, как говорится, замечтался и не услышал музыки из кармана. Почему он оглох в тот момент? Сослался бы на форс-мажор, извинился, бросился к себе. Ребята точно так же пили бы, а он ласкал Галку и не знал, что она замужем за Александром. Придя домой под утро, Арсений плакал и разбрасывал подушки и одеяла. Но они не разлетались так, как от их любви. Он решил сложить их на кровать, облить бензином и поджечь прямо в спальне. Хорошо, что перед казнью вещей ему захотелось в туалет, после которого он мыл руки даже в редком пьяном беспамятстве. Присел в ванной на корзину с бельем и заснул. Проснулся, доволокся до кухни, нахлебался холодной минералки из баллона, с горестным стоном улегся на пол и храпел весь день.
Разбудил его грозный клекот дверного звонка. Кто-то давил на кнопку так сильно и упорно, что мертвый встал бы, чтобы убить хулигана. А Арсений был всего лишь пьяный, мятый, с отвратительным привкусом во рту. Едва он повернул ключ, дверь распахнулась и в нее шагнула свежая румяная Галка. Она прильнула к Арсению так, что он воочию увидел страницу школьного учебника физики, где описывалось взаимопроникновение атомов двух тес но прижатых друг к другу кусков металла.
– Уйди от греха, – взмолился он.
– Да что случилось-то? Я молчала про мужа, потому что не хотела тебя расстраивать. Сердце чувствовало, что ты неадекватно себя поведешь, когда узнаешь.
– Как поведу? – С бодуна Арсений узнавал не все иностранные слова.
– Вот так.
– Зачем ты меня обманывала?
– Объяснила уже – берегла, жалела.
– Я люблю тебя!
– И я тебя. Что могло измениться за одну ночь?
– Все, Галка, все. Сашка тоже тебя любит!
– И я его. Но не так, как тебя.
– А что же нам делать?
– Ничего не менять, быть вместе.
– И как я буду смотреть в глаза ему? Тебе? Своему отражению в зеркале?
– Давай потом разберемся в деталях.
– Не надо ни потом, ни сейчас. Уходи, пожалуйста.
– Слушай, Арсений, можно выстраивать треугольник и биться об углы. А можно свернуть все в шар…
– Уходи.
Не на ту нарвался. Она раздевалась, он швырял в нее одежду. Она хрипло шептала непристойности, он затыкал уши. Она подкрадывалась сзади и обнимала, он вырывался. Пах одновременно разносило в клочья и вытягивало в струну. Виски ломило. Сердце норовило вышибить из скелета грудину.
– Дай я хоть зубы почищу, – обреченно сказал он и кое-как прошаркал в ванную.
Там его вывернуло наизнанку. Из последних сил Арсений умылся и выполз в холл. Ему повезло, обнаженная Галка стояла там и прислушивалась.
– Если ты немедленно не уберешься отсюда, я позвоню Александру, пусть забирает свое добро, – без выражения пообещал он.
– Я думала, ты мужчина, а не тряпка, – скривилась она, но торопливо оделась. – Кстати уж, я сама могу сообщить ему, что ты меня изнасиловал когда-то. Он видит, что творится в моем присутствии со всеми вами.
Арсений был не в состоянии ответить. Галка выкатилась из дома шаровой молнией.
Как дались ему два часа жизни, лучше не вспоминать. Последующие тяжело, но можно. А эти – никогда.
Потребность раздружиться с Александром терзала его денно и нощно. Сказать по телефону: «Между нами все порвато, и тропинка затоптата» Арсений тогда, наверное, смог бы. Но дикую инициативу разрыва пришлось бы объяснять всем друзьям. Идиотизм. Тогда он додумался рассказать Александру правду. То есть обвинить Галку во всем, потому что действительно не знал, что она замужем. Но тогда он не оставлял рогоносцу повода набить сопернику морду, а это слишком жестоко. Потом Арсений решил совершить что-нибудь непотребное, чтобы другу стало противно с ним водиться. Но от несправедливости такого варианта у него давление подскакивало. Его обманули, унизили, он страдает и сам же вынужден очернять себя в глазах товарища по несчастью?
Когда-то у Арсения было безвыходное положение – долги, ссоры с отцом, упреки матери, клятвы какой-то шлюхи в том, что она от него беременна. Он немного выпил в баре и сидел на скамейке в сквере на окраине. Летнее солнце заливало Москву. Она, при всей своей многоцветности, казалась просторной и белокаменной даже на панельных задворках, а ему мерещилось, что вокруг глухие стены. Он видел в метре от себя щербатый от времени красный кирпич, потеки цемента, поднимал голову и вместо неба обнаруживал серую плиту. И вдруг то ли алкоголь подействовал, то ли реальное светило выжгло морок, но оказалось, что пространство разомкнуто. Он был свободен, мог беспрепятственно идти на все четыре стороны, только не знал, какую вы брать. Но догадывался, что все равно. С тех пор у Арсения появилась слабость к перекресткам. Он полюбил их все, мог часами стоять на любом углу и жадно всматриваться в движение людей и транспорта. Отдыхал от одиночной камеры, как тогда на скамейке. И как тогда чувствовал, что все пути равноценны. Ему легче не станет, потому что из головы ни Галку, ни Александра не изгонишь. Так зачем делать больно другу? И он оставил все как есть. Благо даже соседей разделяет слишком много дел.