Томские трущобы - Валентин Курицын

Живи, Иван, пока живется! - говорил он себе, раздумывая. - Раз мать родила! Хоть час, да наш!..

...В светлое теплое праздничное утро, Иван Семенович, одетый в новенькое и с иголочки пальто, в модную мягкую шляпу и летние ботинки, весь сияющий молодостью, здоровьем и весельем, подкатил на паре гнедых лошадей извозчичьей пролетки к воротам дома, принадлежа-щего его жене. Дом этот, как равно и другой, выстроенный на том же усадебном месте, подальше в переулок, - отдавался под квартиры.

Нужно ли говорить, что фактически хозяином этих домов был единолично Кочеров. Он условился с жильцами, получал арендную плату и тратил ее, не давая никакого отчета жене. Угловой дом Кочеров сдал в аренду одному своему знакомому, про которого нельзя было во всяком случае сказать, что прошлое его безупречно. Ссыльный по положению, по национальности - грузин, человек, наживший изрядный капиталец содержанием "института без древних языков", человек этот, назовем его Александром Ивановичем Чебукидзе, сняв в аренду целый дом, намеревался открыть в нижнем этаже трактир, а вверху - номера. Дело задерживалось пока неполучением разрешения от администрации.

В одной из комнат верхнего этажа жила теперь Катя. Кочеров давно уже упрашивал ее бросить Орлиху и переехать на отдельную квартиру, но это его желание исполнилось лишь недавно. Катя, потеряв всякую надежду вновь увидеться со своим предметом - Сашкой-пройди светом, о котором не было ни слуху ни духу, махнула рукой и решила, что теперь ей оставаться у Орлихи незачем.

Итак, в описываемое нами утро, Иван Семенович с шиком подкатил к воротам дома.

- Ты подожди меня здесь, - сказал он извозчику, скрываясь в калитке.

Если о костюме и внешности Кочерова можно было сказать, что и то и другое блистало претензией на моду и эффект, то справедливости требует отметить и блестящий парадный вид запряжки. Начисто вымытая пролетка с двойными рессорами и откидным верхом, ярко начищенная сбруя с бубенчиками, новый суконный армяк кучерского покроя, надетый на извозчика, - все это говорило, что Иван Семенович намерен сегодня пустить пыль в глаза томской публике.

Быстро поднявшись по лестнице на верхний этаж, Кочеров прошел по коридору и постучал в одну из дверей. Этой вежливости научила его Катя.

- Войдите! - раздалось за дверью.

Держа шляпу в одной руке, другою приглаживая волосы, Кочеров вошел в комнату, бывшую для него земным эдемом, благодаря живущей в ней гурии.

Комната эта была большая, светлая - в три окна. На обстановку ее было затрачено порядоч-но, но зато теперь она действительно производила впечатление красивого уголка, гнездышка, созданного для любви и наслаждений.

Изящный вкус женщины, умеющий создать наиболее соответственные рамки своей красоте, сказывался во всем.

Сама обитательница этого гнездышка стояла перед большим трюмо и расчесывала свои длинные золотистые волосы. Зеркало отражало ее стройную фигуру, роскошный бюст, ослепи-тельный белизны, нескромно выступающий из под сорочки.

- Ты уже приехал, но ведь еще, кажется рано, - спросила она, не оборачиваясь к вошедшему.

- Уже 11 часов, пока приедем... Начало бегов в 12, - ответил Иван Семенович, впиваясь очарованным взглядом в дорогие ему черты лица, отражавшегося в зеркале.

- Ну, хорошо... Посиди, мой дорогой, я сейчас буду готова, - равнодушно произнесла Катя, наклоняясь к зеркалу...

Когда Екатерина Михайловна в изящном летнем туалете и модной дорогой шляпе, красивым привычным жестом подбирая платье и обнаруживая стройные ножки, садилась в пролетку, то даже извозчик, угрюмый и с виду равнодушный человек, покосился на нее и как-то странно крякнул.

- Ну краля... эх! - подумал он.

25. НА ИППОДРОМЕ

Погода стояла самая прекрасная. На неделе прошел хороший дождь и запыленный, истомившийся от жары, город принял обновленный, бодрый вид.

Пользуясь хорошей погодой и праздничным днем, многие горожане отправились кто на бега. Кто на пикник в лес...

Кочеров сидел важно развалившись, в экипаже и снисходительно посматривал на пешехо-дов, обгоняемых ими. Его спутница распустила кружевной зонтик и держала себя с непринуж-денной грацией бывшей этуали, видавшей на своем веку кое-что лучшее, чем томские улицы.

Когда они подъехали к ограде ипподрома, оркестр уже играл марш. Бега начались. Приказав извозчику ожидать их, Иван Семенович и его подруга пошли в беседку ипподрома. Билет был взят в ложу, захвачена была также афиша, с подробной программой бегов.

- Какая, однако масса народа! - заметила Катя, усаживаясь в ложе.

- Да, публики много. День сегодня хороший, - отозвался Иван

Семенович, протирая стекла бинокля. Он бегло посмотрел программу и, передавая Кате ее, спросил: - На каких лошадей будем ставить?

- Ну, уж сегодня я буду играть самостоятельно! - подчеркнула она. - Ты можешь ставить, на каких тебе угодно, а я буду играть отдельно.

- Но не все ли равно? - слабо спросил Иван Семенович

- Нет, не все равно: я хочу играть на свое счастье, понимаешь!

- Пусть будет по-твоему, - согласился Иван Семенович.

- Вот в следующий заезд я играю на Сокола Ильницкого. Можешь идти взять мне билет... Постой, я тебе дам сама денег, - и Катя вынула из кармана изящный кошелек, открыла его и подала Кочерову 25-рублевую бумажку.

- Стоит ли играть на Сокола, - заметил Иван Семенович. - Ведь публика преимущес-твенно на него будет ставить! Мало на билет придется...

- Раз я хочу на Сокола, - тоном избалованного ребенка протянула Катя, ступай же скорее, бери билет!

Иван Семенович повиновался. Около тотализатора происходила настоящая давка. Состав-лялись компании для покупки билетов в складчину. Громко обсуждались достоинства лошадей. Какие-то юркие, не внушающие доверия личности, таинственным шепотом предлагали свои услуги по сообщению якобы известных им секретов конюшни.

- Виноват, господин, - зашептал один из этих ребят, близко нагибаясь к Кочерову и обдавая его запахом чистейшей сивухи. - Ежели желаете наверняка сыграть, могу устроить, потому как лично от наездника знаю.

Кочеров досадливо отмахнулся от непрошенного гостя и протиснулся дальше к кассе.

- Что ты так долго ходил за билетами. Наверное, в буфете задержался,недовольным тоном спросила Катя, когда Кочеров вернулся в ложу.

- Как в буфете! Народу около тотализатора много: насилу пробился. Уф! Вспотел даже... - и Иван Семенович обтер платком мокрый лоб, пустив по воздуху сильную струю иланг-иланга.

В ложах и амфитеатрах публики было полно. Светлые женские туалеты издали напоминали какой-то пестрый цветник... Далеко вдоль круга, за барьером галереи, густо чернела публика демократических слоев общества. Там было очевидно, все веселее, чем среди затянутой в светские приличия публики лож.

В антракте публика угощалась пирожками, мороженым; кое-где поблескивали на солнце бутылки с живительной влагой. Какой-нибудь любитель спорта, в праздничной чуйке и глянцевых сапогах, вынимал из кармана "посудину", широко запрокидывал голову и вливал содержимое бутылки прямо в рот.

- Надо червячка заморить! - пояснил он соседям и вновь протискивался к барьеру.

В одной кучке шел оживленный спор о предстоящем заезде.

- Однако, против королевского Вихря поискать, да и поискать лошадок надо! - убедительно говорил какой-то благообразный мещанин с оловянной серьгой в ухе.

- Ан, врешь! - горячо набрасывался на него оппонент. - Супротив Сокола ему не устоять. Это нам известно! Потому, как наша кума у этого Ильницкого в посудницах состоит...

Далеко по кругу разнесся резкий звонок. Споры и толки оборвались.

Публика глухо заволновалась.

- Пошли! Пошли!

Победителем из этого заезда вышел Сокол, побивший противника на несколько секунд...

- Ты был прав, не надо было ставить на Сокола. Все на него ставили.

Это скучно!.. - заметила Катя, повернувшись к своему спутнику. - Надо теперь новых лошадей выбирать. - Она углубилась в программку.

- Вот с Вахтеновским Бураном идет Ястреб какого-то Загорского...

Лошадь незнакомая, но резвость показана хорошая! Поставить разве на Ястреба.

- Слушай, соседи как раз говорят об этой лошади...

В соседней ложе трое молодых людей по костюмам и манерам, как видно, действительно были заняты обсуждением этого вопроса.

- Мы обязательно должны взять билет на Ястреба. Мне сам Загорский говорил, что все шансы на его стороне.

- Ястреб - кровный рысак. Он стоит Загорскому две с половиной тысячи...

- Значит, фонды Сержа стоят высоко... Он при деньгах.

- Но ведь он же помолвлен на этой купчихе, как ее фамилия...

- На дочери покойного Изосимова. Полмиллиона приданого возьмет! пояснил третий собеседник.

- Ах, это того самого Изосимова, которого...

- Которого задушили прошлой зимой!

- Сержу это на руку: если бы был жив старик, свадьба вряд ли бы состоялась. Репутация Загорского была хорошо известна покойному.