Колхозное строительство 7 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Два года как не стало его отца — Михаила Евгеньевича, одного из ближайших соратников Игоря Ивановича Сикорского. Эти две глыбы всегда были примерами для Евгения-Юджина. Оглядываясь на отца и его знаменитого друга, он сам стал авиаконструктором, и благодаря им же не смог забыть о своих русских корнях, хоть и жил в Америке с младенчества. Сикорский у Евгения Михайловича всегда ассоциировался с его любимой шуткой. Подходит он к маленькому ещё Женьке и спрашивает:

— Глядя на стрекозу, люди, ну, и я в том числе, придумали вертолёт. А что придумали люди, глядя на муху?

— Что? — Чесал затылок Глухарёв-младший.

— Мухобойку! — и заливается смехом, громко, на весь дом.

Когда Сикорский и его команда совершили дерзкий побег в Россию, многочисленная русская диаспора в США просто взорвалась. Многие не приняли решения стариков бежать к коммунистам и сыпали язвительными комментариями — в основном, народ помоложе, те, кто уже родился в Америке или попал туда ребёнком. Люди же старшего поколения, несмотря на то что многие из них даже повоевали против красных в Гражданскую, почти единодушно прославляли новоявленных героев, особенно после того, как остросюжетную историю побега пятерых дедов через океан на дряхлом транспортном самолётике в деталях расписала американская жёлтая пресса. Конечно, акценты в газетных статьях были расставлены по-своему, но русские отлично умеют читать между строк. Очень скоро американцы русского происхождения, в первую очередь те, кто работал на государственных или оборонных предприятиях, стали чувствовать спиной колючие взгляды. Кое за кем, не исключая и Глухарёва, важного участника проекта «Аполлон», почти в открытую принялись следить федеральные агенты, хоть Юджин ни разу в жизни не давал повода усомниться в своей порядочности и честности. Это оскорбляло и заставляло задуматься — а так ли верно сложившееся за годы ощущение, что в этой «стране мечты» он стал своим? А что, если бы он не был таким классным специалистом, чей ум и опыт сейчас так нужны Лунной программе США? Евгений Михайлович успел совершенно задёргаться от этих мыслей, и испытал огромное облегчение, когда в один вечер к нему на улице подошёл неприметный человек и передал письмо от Сикорского. Родина звала его. Пятьдесят лет на чужбине так и не сделали из него американца.

Уже через четыре дня, после гонки через половину страны на арендованных машинах и даже, в самом конце пути, на лошадях, Глухарёв перешёл мексиканскую границу в Техасе, а ещё через два заселился в номер в уютном пансионе на тихоокеанском побережье. Сиуатанехо оказался истинным уголком рая на земле: синий океан, золотой песок, сочные фрукты и множество замечательных людей, которые собрались здесь в ожидании перелёта в Россию. Его обещали очень скоро организовать безупречно вежливые и приятные господа Эм и Кей, заправлявшие здесь всеми делами. Судя по всему, они представляли Кей-Джи-Би. У этой организации была жутковатая слава, но аббревиатура Эф-Би-Ай пугала будущих реэмигрантов всё-таки больше. Мало к кому из них за последние месяцы не приходили люди оттуда, и некоторых незваные гости откровенно и беззастенчиво запугивали. Русским пытались запретить быть русскими — для большинства беглецов именно это стало последней каплей.

Кое с кем из обитателей пансиона Глухарёв — больше не Юджин, а теперь уже совершенно точно и навсегда Евгений Михайлович — был знаком и раньше. Среди прочих здесь были коллеги-авиаконструкторы Константин Захарченко и Михаил Ваттер, которые тоже принимали участие в американской космической программе. Хорошо был ему знаком и экономист Игорь Ансов, работавший в своё время в корпорации RAND над вопросами стратегии развития американской авиации. Самым молодым из всех рвущихся в Россию был математик и программист Виктор Высоцкий — он решился бросить перспективную работу в компании Bell, потому что никак не хотел отпускать в далёкое путешествие в один конец своих престарелых родителей-астрономов — Александра Николаевича и Эмму, американку из протестантской семьи квакеров. В итоге собрались ехать все втроём. Высоцкий-младший целыми днями пропадал взаперти в компании крупнейшего специалиста по антеннам Сергея Александровича Щелкунова, тоже бывшего сотрудника «Белла» — они обсуждали какую-то интересную информацию, полученную от всеобщего благодетеля Георгия Георгиевича Козьмецкого, и предвкушали плодотворную совместную работу. Что интересно, к ним время от времени присоединялись и двое патриархов — Владимир Козьмич Зворыкин и Александр Матвеевич Понятов. Чёрт его знает, что они задумали, но явно что-то поинтереснее уже давно пройденных этапов — телевизоров и магнитофонов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ещё из учёных дожидались «философского самолёта» знаменитый биолог и генетик Феодосий Григорьевич Добржанский, оптик Олег Борисович Померанцев — эти двое в основном обсуждали с тем же Зворыкиным новые медицинские и научные электронные приборы, и даже, кажется, успели за это время что-то этакое соединёнными усилиями изобрести. К их тусовке примкнул и известный врач-невролог Павел Иванович Яковлев, лечивший многих американских президентов. Неугомонные люди — нет бы отдохнуть, когда вокруг такая красота! Наслаждались этой красотой в основном создатель калифорнийской школы виноделия Андрей Викторович Челищев со своим старым другом князем Василием Александровичем Романовым — они ковырялись в саду и за этим делом строили планы по устроению новых виноградников и виноделен буквально везде, где в России для них достаточно тепло. За ними по пятам ходил с альбомом для зарисовок знаменитый кинохудожник, трёхкратный обладатель «Оскара» и по совместительству шурин князя, а также обладатель очень винной фамилии Александр Александрович Голицын. Этот по вечерам сидел с кинокомпозитором и продюсером Дмитрием Зиновьевичем Тёмкиным (у этого «Оскаров» было аж четыре) и актёром Фёдором Фёдоровичем Шаляпиным — всем им поступило предложение поучаствовать в создании киноэпопеи о русских авиаторах «Крылья Родины».

Евгений Михайлович Глухарёв как-то затесался вечером в их компанию. Разговор шёл о винах — понятно, богема и виноделы, о чём ещё им разговаривать.

— Василий Александрович, а ведь у вас ресторан есть — ну, был. Вы там только своё вино гостям предлагали? — играя бокалом с красным, то подставляя его лучам заходящего солнца, то убирая в тень, спросил Шаляпин у князя.

— Ну почему же. А хотите, случай расскажу? Сам стоял рядом и наблюдал. Распорядителем у меня в ресторанчике был одно время Еремей Антуков. Здоровущий мужик! Казак уральский. Так вот, как-то поговорили мы с ним, и я спустился с крыльца ресторана к авто своему. Тут к Еремею подходит торговый агент.

«Купите это замечательное вино!» — и суёт ему бутылку под нос.

«Красное вино мне не нужно», — отмахивается Антуков, благодушно так, с улыбкой в бороде.

«Ну хоть попробуйте…»

«У меня и так вина больше, чем надо!» — уже чуть менее приветливо.

«Тогда хотя бы понюхайте — прямо из бутылки», — и опять ему под нос.

«Ещё одно слово, и я спущу вас с лестницы!» — Еремей уж и закипать начал, попытался отмахнуться от бутылки, но коммивояжёр этот перехватил её другой рукой — и опять под нос:

«Но это такой замечательный купаж…»

Антуков почесал залитую разбрызгавшимся вином бороду и выполнил свою угрозу.

Агент, скатившись по ступенькам, долго лежит внизу. Кряхтит, ножками дрыгает. Я уже на помощь собрался, но обошлось.

С трудом поднявшись на ноги, субчик отряхивается и вновь взбегает вверх по лестнице, говоря:

«С красным вином теперь мне всё ясно. А что вы скажете насчёт белого?»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

—Придумали! — отсмеявшись, помотал головой Андрей Челищев.

— Вот вам истинный крест. А если вам придумок надо, то пожалуйста. Захожу как-то на Бродвее в ресторан, заказал мясо и красного вина бокал. Принесли, по привычке посмотрел вино на свет. Боже святый!

— Официант! — кричу. — Вы принесли мне совершенно мутное вино!

Подошёл. Посмотрел. Говорит:

— Ви таки ошибаетесь, милейший! Вино прозрачное, аки слеза ребёнка. Скорее, это бокал грязный!