Ликвидация - Алексей Лукьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Повернись, бугай, — сказал покупатель, перехватывая наган за ствол. Когда Сергун послушался, он со всего маху врезал бугаю по затылку. Сергун закатил глаза и упал в блевотину. — Хорошо-то как стало, — покупатель вернул ствол Белке.
Бандит в этом уверен не был.
— Жду вас через неделю на Стрельне, — продолжал купец. — Деньги будут упакованы…
— Ну-ка, тормози, — оборвал его Белка. — Никаких через неделю. Сегодня ночью или никогда. И не в Стрельне, а в Лигово.
— Вы в своем уме? Я и триста пятьдесят за день не соберу. Будьте разумны — я прошу вполне реальный срок. К тому же я в Лигово никого не знаю, не могу же я…
— Слушай меня, фраер. Компенсацию ты уже получил, и условия сделки определяю я.
— Почему это вы?
— Потому что у меня краля твоя. И если ты начнешь выкобениваться, она до завтра тебя не дождется.
— С чего вы решили, что она моя краля? — усмехнулся купец. — Делайте с ней, что хотите.
— Мерин, отрежь ей ухо.
Девица завизжала, Мерин осклабился и полез за ножом.
— Ладно, раскололи, — сознался парень. — Оставьте ее. Ева, не бойся, я все сделаю.
— Вот так лучше. Золото ты явно не на поезде повезешь, так что ждать тебя будем на развилке Петергофского и Таллиннского. Ровно в полночь. Все понял?
— Все.
— И учти, если ментов приведешь… — Белка чиркнул себя по горлу большим пальцем.
Кое-как вернув Сергуна в чувство, бандиты ушли, уводя с собой Еву. Богдана снова вырвало, и он направился на кухню умыться. Из комнаты опасливо выглядывали соседи, но выходить не решались.
Несмотря на зверскую боль в голове, в мыслях у Богдана воцарилась редкая ясность. Все сложилось. Какой же он был дурак, что не надел петуха, мог бы и без этого мордобоя обойтись, но зато теперь он все понял. И от понимания этого голова болела все больше. На всякий случай он повесил талисман на шею. И вовремя, потому что хлопнула входная дверь и в квартиру влетел кто-то еще.
— Иванов, я здесь, — крикнул Богдан.
Шаги стали тихими.
— Не крадись, я без оружия.
— Откуда мне знать? — послышался голос из коридора.
— Ниоткуда. Я знаю, что ты за тритоном пришел.
— Он у тебя?
— Нет, у Евы… или как там его… они только что ушли.
— Я тебе не верю.
— Не верь, мне-то что.
Незнакомец потоптался в коридоре.
— Что здесь произошло?
Богдан потрогал огромный шишак на затылке.
— Да так, деловые переговоры.
— Не стреляй, я захожу.
Некоторое время они молча разглядывали друг друга.
— Это ведь не ты Скальберга убил? — спросил Богдан.
— Нет, — ответил Иванов.
— А старика зачем?
— Он сам. Сердце не выдержало.
Богдан кивнул. Теперь все окончательно прояснилось.
— У Белки в Лигово малина? — уточнил он.
— Да.
— И ты там был?
— Был, — кивнул Иванов.
— Мне очень туда нужно. Отведи, а? Только ты и я.
— Зачем тебе?
— А я любопытный. Я теперь все-все знаю, только где бандиты прячутся, не догадался еще. А остальное могу рассказать.
— Только быстро. Я тороплюсь.
— Я тоже. Но должен я хоть с кем-нибудь поделиться? На самом деле все просто…
1920 год. На самом деле.
Решение, сам того не подозревая, предложил Эвальд. Он сказал, что никто не может знать, что тритон — у дяди Леннарта. Коллекцию Булатовича спер не он, возвращал тоже не он, а что хранилась она в дядином тайнике — так об этом только четверо знают, и им болтать о своем преступлении смысла нет никакого. Так что не стоит беспокоиться.
Беспокоиться Леннарт Себастьянович не перестал, но зато придумал, как себя обезопасить. В Скальберге и Эвальде он ни капли не сомневался, а вот жадные Куликов и Сеничев дядю Леннарта тревожили. И однажды, устав от постоянного ожидания предательства, Леннарт Себастьянович зашел в пивную, где играл на баяне душегуб Шурка Андреев.
— Есть дело на сто тыщ, — сказал дядя Леннарт.
Некоторое время Шурка-Баянист имел с самочинщиками общие дела и мог сработать «под Белку», чтобы не вызывать подозрений у уголовки. Леннарт Себастьянович не был мокрушником, но иного способа избавиться от опасных свидетелей, кроме как убить Сеничева и Куликова, не видел. На цене Баянист и Эберман сошлись быстро, и к концу мая оба клиента зажмурились, как полагается: наглухо и с уведомлениями.
Вот только облегчения Эберману это не принесло. Опасения потерять тритона росли и множились. Ему казалось, что Скальберг слишком пристально за ним наблюдает, иногда в окне напротив Леннарту Себастьяновичу мерещилось лицо сыскаря. Шурка и вправду проявил беспокойство: передал через Эвальда, что Ванька-Белка, по всей видимости, пронюхал про артефакт и всем сейчас грозит опасность.
Леннарт Себастьянович занервничал — неужели Скальберг догадался? Эвальд, расценив переживания дяди как страх перед Белкой, сказал:
— Дядя Леннарт, ты что, не понимаешь? Ты сейчас вообще в полной безопасности. Если к тебе до сих пор никто не пришел, значит, Куликов и Сеничев не проболтались. Жаль, сбежать за границу не успели, так бы можно было слух пустить, что они с собой тритона увезли, поди проверь. Ну да ладно, Скальбергу скажем, что вернули предмет на место, и все снова станет по-старому.
Ну конечно! Если Скальберг исчезнет, все подумают, что он и украл предмет! На него ведь падало уже подозрение! Дядя Леннарт радостно потер руки.
Услышав имя Скальберга, Баянист сначала усомнился. Скальберг слыл неприкасаемым — еще никому не удавалось застать его врасплох. Но Леннарт Себастьянович сказал, что сам приведет его.
Шурка клюнул сразу. Еще бы — дядя Леннарт чуть ли не на коленях к нему приполз просить прощения за упрямство и рассказал, что разговаривал с девицей, которая работает на Белку, и эта девица сильно обижена из-за несправедливого дележа и готова сдать пахана.
На встречу Скальберга повел сам дядя Леннарт. Конечно, адрес Шурке не понравился, но он был переодет, с повязкой на щеке и с накладной бородой.
— Последний этаж, квартира прямо, — сказал Эберман, открывая дверь в подъезд. — Как зайдешь — махни через окно. Если не махнешь — сразу за милицией побегу.
Шурка покачал головой — мол, дядя Леннарт, какую чепуху ты несешь — и скрылся в подъезде. Больше Эберман его не видел. Однако кошмар для дяди Леннарта на этом не закончился. Утром Эвальд, который давно уже жил у дяди, — тот боялся оставаться один — выглянул в окно.
— Чекисты шумят, — еле слышно сказал он. — Наверное, записку нашли.
— Чекисты? Какую записку? — не понял спросонья дядя.
— Которую я от тебя Скальбергу передавал, помнишь? С приглашением на встречу. «Шурка, приходи завтра в 8 часов вечера на Таиров переулок, дом 3, где ты получишь важный материал по интересующему тебя большому и таинственному делу». У тебя, дядя, настоящий талант.
— Ты прочитал?
— Конечно. Дядя Леннарт, ну неужели ты думаешь, что тебе самому пришло в голову, что надо избавиться от Скальберга и тех двоих?
Эвальд не был похож на самого себя. До сих пор он выглядел мягким и нежным, но вдруг стал твердым и грубым. Он смотрел дяде в глаза и не моргал.
— Ты? Что ты сделал? — испуганно пролепетал Леннарт Себастьянович.
— Я? Ничего. Я только подсказал тебе, как следует поступить, чтобы стать невидимым. Ты, как умный человек, правильно воспринял мои намеки, и вуаля — мы теперь одни.
— Ты меня заставил!
— Нет. Ты все решил и сделал сам, я лишь подсказал тебе направление.
— Но зачем?
— Дядя, рано или поздно все, что знают хотя бы двое, становится известно всем. Я просто решил сократить риски. Я ждал три года, надеясь, что Советы загнутся. Похоже, что они пришли надолго. Опытные генералы и солдаты не могут сокрушить безграмотное быдло, видимо, эти перемены нужны кому-то, кто выше всех нас. Я хочу провести конец времен в уютной и благоустроенной стране, ни в чем себе не отказывая. Я даже вас готов забрать. Отдайте мне тритона. Я скопирую в музее какое-нибудь золотое кольцо или камень, все, что угодно, и мы будем богаты до конца своих дней.
Была в словах племянника такая сила, что сердце Леннарта Себастьяновича дрогнуло, и он отдал артефакт племяннику. Удивительно, но ему стало легче. Будто таскал на себе тяжкий груз и вдруг освободился. А потом вновь затосковал.
— Баянист, — сказал он.
— Что — Баянист? — спросил Эвальд.
— Если его поймают, он меня сдаст.
— Не сдаст.
— Почему?
— Во-первых, пока его еще поймают. Во-вторых, даже если поймают, что он скажет? Вас кто-нибудь видел вдвоем?
— Н-нет.
— А раньше вы были знакомы?
— Тоже нет.
— Его слово против твоего. Я всегда подтвержу, что ты никогда не встречался с этим баянистом. Ну, а в-третьих, очень скоро мы уедем, и никто нас не найдет.