Уинстон Черчилль: Власть воображения - Франсуа Керсоди

Так наш герой не знал неудач? Увы, нет: из-за своего нетерпения, излишнего рвения и диктаторских замашек он совершал множество ошибок, часть из которых не обошлась без последствий. Так, вынудив уйти в отставку первого морского лорда Артура Уилсона, Черчилль довольно скоро обнаружил, что не может сработаться с его преемником, сэром Фрэнсисом Бриджманом, которого сам же и назначил. Сэра Фрэнсиса также попросили уйти «по состоянию здоровья», что он сделал не по-доброму, и дело вызвало большой резонанс во флоте и в парламенте. По тем же мотивам Черчилль убрал с поста главнокомандующего флота сэра Джона Кэллагана в самом начале военных действий, заменив его адмиралом Джеллико, причем все делалось крайне нетактично. Еще более тяжелым просчетом стала ссора с Турцией прямо накануне войны из-за двух броненосцев, которые турки заказали на британских верфях и должны были получить в конце июля 1914 г., но ситуация в Европе к этому месяцу была уже такова, что первый лорд Адмиралтейства по своему почину приказал реквизировать корабли. Возмущение, вызванное в Турции мерой, которую Черчилль даже не потрудился объяснить турецким властям, несомненно, имело прямое отношение к секретному договору, который они заключат через два дня с кайзеровской Германией. Вот так нейтральное государство стало враждебной державой, что имело роковые последствия для Великобритании в целом и для Уинстона Черчилля в частности[78].

Подобно большинству других министров, канцлер Министерства иностранных дел Ллойд Джордж жаловался, что, перейдя в Адмиралтейство, Уинстон отвернулся от программ социальных преобразований, чтобы «все больше и больше пропадать в своих котельных» и «витийствовать на протяжении всего заседания о своих чертовых кораблях». И действительно, если Черчилль был увлечен какой-то идеей, она поглощала его в ущерб другим, особенно когда речь шла о выживании нации, а если еще можно было сыграть в этой пьесе историческую роль, то… Впрочем, был один вопрос, которому первый лорд Адмиралтейства, как бы занят он ни был, всегда уделял значительную часть своего времени и своей неисчерпаемой энергии, – автономия Ирландии.

Поддержка со стороны ирландских депутатов во время борьбы с палатой лордов, равно как и их вес в правительственной коалиции на выборах 1910 г., делала неизбежным новое чтение в парламенте проекта гомруля. Там, где Гладстон потерпел неудачу, Асквит преуспел; правда, на этот раз палата лордов уже не имела достаточной власти, чтобы ему помешать. Но консерваторы от нее отнюдь не отказались, и их подстегивали юнионисты-протестанты Ольстера, которыми верховодил сэр Эдуард Карсон. Он снарядил армию из восьмидесяти тысяч добровольцев, твердо настроенных не допустить гомруль силой оружия. Как мы помним, Черчилль освободился от взглядов своего отца на Ирландию, такова была его плата за переход в лагерь либералов. Но со временем и с опытом его позиция по данному вопросу становилась только тверже: почему это ирландцам отказывают в праве управлять своими внутренними делами? Так уж созданы народы, что хорошему чужеземному правителю они скорее предпочтут плохого собственного. С тех пор Черчилль неизменно будет в первых рядах защитников гомруля, достоинства которого он – с великой храбростью и большим легкомыслием – отправится разъяснять в Белфаст!

И еще тридцать месяцев прошло в ожесточенных дебатах, где и с той, и с другой стороны звучали пламенные речи, попытки запугивания и угрозы применения силы. Проект гомруля, дважды вынесенный на голосование, был дважды отвергнут лордами. К этому моменту к точке кипения приближается раздражение юнионистов; опираясь на своих союзников в высших армейских кругах, они взяли курс на гражданскую войну: в начале марта 1914 г. кабинету министров представили донесения, свидетельствовавшие, что протестантские добровольцы готовятся захватить казармы и полицейские участки в Ольстере, получив оружие из Германии, чему британская армия оказалась не способной помешать. Черчилль, и без того преследуемый навязчивой идеей о германской угрозе, считает, что ситуация требует принятия самых решительных мер: 19 марта, без предварительных консультаций с кабинетом министров, он отправляет к ирландским берегам эскадру из восьми боевых кораблей. Три дня спустя премьер-министр отменит приказ, но эта демонстрация силы уже успеет немного остудить горячие головы: зная о прошлых подвигах Черчилля, реальных или мнимых, от Сидней-стрит до Тонипэнди, никто не допускал мысли, что он отступит в тот самый момент, когда открывается перспектива перейти к действию…

Но не в характере Черчилля было бряцать саблей, не предложив оливковую ветвь мира. Именно так, 28 апреля 1914 г. в жесткой речи, грозившей примерно наказать за бунт против законных властей, он неожиданно указывает путь к примирению: даже самые фанатичные противники гомруля, как в парламенте, так и в Ольстере, вполне способны отложить на время свое оружие и попытаться найти компромисс. Если некоторые графства Ольстера столь категорически против ирландской автономии, то почему она обязательно должна быть на них распространена? Разве их нельзя исключить? Для этого юнионистам достаточно вынести соответствующую поправку на голосование в парламенте. Это предложение по очевидным причинам было крайне негативно воспринято сторонниками гомруля; оно вызвало не менее ожесточенные дебаты в рядах юнионистов (впрочем, как и закулисные переговоры между партиями). И когда 26 мая проект гомруля был представлен в палате общин в третий раз, все споры разгорелись вокруг текста поправки, по которой из автономии исключался ряд графств Ольстера… Вопрос был лишь в том, что это будут за графства: после двух с половиной месяцев говорильни националисты и юнионисты смогли договориться по всем пунктам, кроме двух графств – Фермана и Тирон, где католиков и протестантов было поровну. Никто не желал идти на уступки, переговоры зашли в тупик, из которого их не смогло вывести даже вмешательство короля в середине июля.

На заседании кабинета министров во второй половине дня 24 июля констатировали провал переговоров и снова рассмотрели вопрос со всех сторон, не продвинувшись вперед ни на шаг, затем, когда совещание подходило к концу, лорд Эдуард Грей зачитал документ, который ему прислали из Министерства иностранных дел, – ноту, направленную Австро-Венгрией королю Сербии месяц спустя после убийства эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараеве. Черчилль, все еще находясь под впечатлением бесконечных словопрений по ирландскому вопросу, не сразу понял смысл фраз, который только постепенно стал доходить до его сознания: «Эта нота была откровенным ультиматумом, подобных которому в наше время еще не составляли. Казалось совершенно невозможным, чтобы какое-либо государство могло его принять или чтобы подчинение, каким бы униженным оно ни было, могло удовлетворить агрессора. Графства Фермана и Тирон затянуло дымкой ирландских туманов, тогда как по карте Европы распространялось странное свечение»[79].