Ужас в музее - Говард Лавкрафт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, в оконном проеме действительно появилась какая-то тень. Она медленно вырастала над подоконником. И теперь в комнате слышалось не одно только тиканье будильника, но также тяжелое дыхание — не ее и не бедняги Волка. Старый пес дышал во сне бесшумно, а в бодрствующем состоянии издавал хриплое сопение, которое ни с чем не спутаешь. Потом Одри увидела на фоне звездного неба чудовищный черный силуэт некоего человекообразного существа — бугристые очертания громадной головы и могучих плеч, медленно надвигавшихся на нее.
— Йа-а-а! Йа-а-а! Пошел прочь! Пошел прочь! Пошел прочь, змеедьявол! Изыди, Йиг! Я не хотела их убивать — просто забоялась, что муж испугается! Не надо, Йиг, не надо! Я не желала зла твоим детенышам… не подходи ко мне… не превращай меня в пятнистую змеюку!
Но полубесформенные голова и плечи продолжали придвигаться к кровати, очень тихо.
В мозгу у Одри полыхнула яркая вспышка — и в мгновение ока из испуганного ребенка она превратилась в разъяренную буйнопомешанную женщину. Она знала, где топор — висит на стене на крючках. До него легко дотянуться, и она мигом нашарит его в темноте. Одри не успела ни о чем больше подумать толком, как топор уже находился у нее в руках и она кралась к изножью кровати — навстречу чудовищной голове и плечам, с каждой секундой придвигавшимся все ближе. Будь комната освещена, выражение ее лица не понравилось бы незваному гостю.
— Вот тебе, получай! Вот тебе, вот тебе, вот тебе!
Теперь Одри пронзительно хохотала, и истерический смех стал громче, когда она увидела, что свет звезд за окном меркнет в преддверии спасительного рассвета.
Доктор Макнейл вытер пот со лба и снова надел очки. Я ждал продолжения рассказа, но он все молчал — и тогда я тихо спросил:
— Она осталась жива? Ее нашли? Получило ли объяснение все произошедшее?
Доктор прочистил горло.
— Да, она осталась жива… в известном смысле. И все получило объяснение. Я же сказал вам: там не было никакого колдовства — только жестокая, прискорбная, поистине ужасная реальность.
Первой на месте происшествия оказалась Салли Комптон. На следующий день после полудня она отправилась к Дэвисам, чтобы обсудить с Одри вчерашнюю вечеринку, и еще издалека заметила, что из трубы хижины не идет дым. Это казалось странным. Погода, правда, опять стояла очень теплая, но в этот час Одри обычно стряпала. В хлеву беспокойно ревели голодные мулы, и старый Волк не нежился в солнечных лучах на своем излюбленном месте у порога.
В общем, Салли сразу почуяла что-то неладное, а потому сильно робела и нервничала, когда спешилась и постучалась в хижину. Ответа не последовало, но она подождала с минуту, прежде чем осторожно тронула грубо сколоченную дверь. Убедившись, что щеколда не задвинута, Салли медленно отворила дверь и переступила через порог. Но при виде представшей глазам картины она отпрянула назад со сдавленным вскриком и схватилась за косяк, чтобы удержаться на ногах.
Когда она открыла дверь, в нос ей ударил смрадный запах, но потрясло ее не это, а жуткое зрелище, явившееся взору. Ибо в полутемной хижине недавно разыгралась некая чудовищная трагедия, три страшных свидетельства которой, повергшие Салли в ужас и недоумение, остались там на полу.
Возле потухшего очага лежал огромный пес — пятна гнилостного разложения багровели на коже, оголенной в местах, где шерсть вылезла от чесотки и старости, и сам труп лопнул, раздувшись от яда гремучих змей. Похоже, собаку искусало целое полчище рептилий.
Справа от двери Салли увидела жестоко изрубленные останки мужчины — в ночной рубашке, с разбитым фонарем в окостенелой руке. На теле у него не было ни единого следа змеиного укуса. Рядом валялся окровавленный топор.
А посреди комнаты корчилось на полу отвратительное существо с пустыми глазами, которое в недавнем прошлом было женщиной, но ныне являло собой лишь бессловесную, безумную карикатуру на нее. Существо это не издавало никаких внятных звуков — только шипело, шипело, шипело…
К этому времени мы с доктором оба вытирали холодный пот со лба. Мой собеседник налил в два стакана из бутылки, стоявшей на столе, немного отпил из своего, а другой протянул мне. Я мог лишь тупо спросить дрожащим голосом:
— Выходит, Уокер просто упал в обморок, потом очнулся от криков жены — а топор довершил дело?
— Да, — тихо промолвил доктор Макиейл. — Но он все равно принял смерть от змей. Страх перед ними имел два роковых последствия — от страха Уокер потерял сознание, и в страхе своем он настолько запугал свою жену дикими историями, что она схватилась за топор, когда вообразила, будто видит перед собой змеедьявола.
Я на мгновение задумался.
— И Одри… не странно ли, что проклятие Йига подействовало на нее в конечном счете? Полагаю, кошмарное зрелище шипящих змей намертво запечатлелось у несчастной в сознании.
— Да. Поначалу у нее периодически наступали светлые промежутки, но с течением времени они становились все реже и реже. Волосы у нее стали седеть от корней, а позже и вовсе выпали. Кожа покрылась пятнами, а когда она умерла…
— Как — умерла? — вздрогнув, перебил я. — Тогда что же… что же за существо мы видели там, внизу?
— Это родилось у нее через девять месяцев, — мрачно ответил Макнейл. — Было еще трое — два из них выглядели даже ужаснее, — но выжило только одно.
Говард Филлипс Лавкрафт, Зелия Бишоп
Курган[50]
(перевод О. Басинской)
I
Только в самое последнее время американский Запад перестали считать новой землей. Я думаю, это произошло потому, что наша цивилизация появилась здесь довольно поздно; исследователи обнаруживают множество следов жизни, существовавшей среди этих равнин и гор задолго до того, как началась история колонизации. Мы ничего не знаем о поселках пуэбло,[51] возраст которых насчитывает 2500 лет, и нас нимало не беспокоит тот факт, что археологи относят раннюю культуру Мексики к семнадцатому, а то и восемнадцатому тысячелетию до Рождества Христова. В археологии имеются и более впечатляющие примеры — вроде первобытного человека, современника вымерших животных, известного сегодня только по нескольким фрагментам костей и остаткам материальной культуры. Одним словом, впечатление от новизны этих мест быстро испаряется. Обычно европейцы лучше нас ощущают дух древности и глубокой отстраненности от современных жизненных потоков. Всего пару лет тому назад один британский автор писал об Аризоне как о «туманной местности, по-своему очень привлекательной, но пустынной, древней и унылой земле».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});