Обитель зла - Сабина Тислер

Две недели! В ее ушах они прозвучали как два года, но она с благодарностью кивнула.

– Он чертовски хорошо выглядит, – сказала Мариса на обратном пути, – ты не находишь? Женщины сходят по нему с ума, он еле успевает отбиваться.

– Да ну? – Сара сделала вид, что ее это мало интересует.

– Он был женат на итальянке, но два года назад она его бросила. Ей надоели его измены.

«Значит, он легкая добыча. По крайней мере, не крепкий орешек, спрятанный под горой моральных терзаний».

– Его показатели в качестве жеребца меня не интересуют, – заверила она Марису. – Самое главное, чтобы он был хорош как врач.

Мариса покосилась на подругу, словно хотела сказать «Не верю ни одному твоему слову», но Саре было все равно. Пока ведь ничего еще не произошло, и Мариса могла смотреть каким угодно многозначительным взглядом, что она делала всегда, когда по причине легкой глухоты чего-то не понимала.

В следующие дни Сара только и думала, как бы поделикатнее обставить возобновление контактов с доктором Хольцнером. Маттиасом Хольцнером, как она прочитала на его визитной карточке. Через четыре дня она ему позвонила. Вечером, в половине восьмого, в его частную зубоврачебную клинику.

– Мне больно, – сказала она. – Что-то не в порядке с временной коронкой. Я не выдержу эту ночь. Можно я приеду?

– Хорошо, – сказал он, и его голос совершенно не был раздраженным. – Приезжайте.

Обычно поездка в Ареццо длилась сорок пять минут, но в этот раз она домчалась за тридцать пять.

Когда Сара приехала, медсестра уже ушла домой. И на докторе тоже не было белого халата. Он улыбнулся, и Сара ответила на его улыбку. Скорее всего, у нее был далеко не вид пациентки, которая сходит с ума от зубной боли.

– Что желаете? – спросил он. – Шампанское?

Она ожидала чего угодно, но только не этого.

Значит, вот как просто все бывает. Он или умел читать мысли, или обладал способностями экстрасенса. Ей не надо было напрягаться, что-то сложно и обстоятельно объяснять, может быть, выставлять себя на посмешище. Все было и так понятно.

Все произошло на зубоврачебном кресле. И это возбудило ее намного сильнее, чем то, что она сотни раз представляла в своих фантазиях.

Маттиас вскоре стал постоянным гостем в Casa della Strega. Он верил, что он – единственный. И Романо, который любил жену и желал ее, как никогда раньше, думал о себе так же.

43

Эди любил чистить зубы и иногда занимался этим делом целых полчаса, пока кто-нибудь не отнимал у него зубную щетку. Он потом расстроенно плевался в зеркало, но прекращал свою бесконечную чистку. А в это время Сара варила ему «здоровый суп», как она это называла, – овсянку с апельсинами, медом и изюмом. После завтрака она наводила порядок в кухне, вытирала овсянку со стола и стула, с пола и с кухонных шкафчиков. Она вытирала Эди лицо и руки, кроме того приходилось надевать ему чистую футболку, потому что во время еды он пачкал любую одежду. И Эди исчезал с Тигром в своем укрытии. Если была плохая погода, Сара усаживала Эди в его комнате или гостиной и давала ему какой-нибудь предмет. Книжку с картинками, старый телефон, вышедшую из строя кофемолку или поломанный приемник, которые ему разрешалось разбирать.

– Поиграй, – говорила она, гладила его по голове и уезжала, чтобы сделать покупки для траттории или провести день в Casa della Strega.

Придуманное ею название «Casa della Strega» уже прижилось в семье и даже частично в городке.

Эди был как будто предметом мебели, который она каждый день ставила в угол, тут же о нем забывая.

Романо вставал позже всех, потому что каждый вечер очень долго работал. Он не завтракал, а только пил кофе в кухне Терезы. Потом он шел к Эди, чтобы немного поиграть с ним, и приступал к приготовлению еды в траттории, где в разгар туристического сезона на обед подавали горячие блюда.

В обеденное время Тереза кормила Эди, а в остальном он был полностью предоставлен самому себе. Иногда он отправлялся на прогулку. Он бродил по оливковым рощам и виноградникам, и никто не знал, где он. Случалось, никто на протяжении нескольких часов не замечал, что Эди нет дома. Но он обязательно возвращался, когда уставал, испытывал голод или жажду.

– У него хотя бы есть чувство ориентировки, – сказала однажды Сара, когда он вернулся уже затемно. Ее грызла совесть, что Эди в свои одиннадцать лет часами в одиночку бродит по лесу, но она не хотела запирать его, как собаку в вольере. В конце концов, он был большим и крепким, как пятнадцатилетний подросток. – По крайней мере, пусть у него будет хоть это. Если бы он еще и терялся, у нас был бы кошмар каждый день. Тогда хоть сажай его на цепь!

То, что Эди ужасно скучал, никому, похоже, не приходило в голову.

Но Эльза знала, что такое скука.

Время от времени она после обеда присоединялась к Эди.

Ей не нужно было готовить домашнее задание, она и так все знала. У нее только по физкультуре было «хорошо», а отличные оценки по остальным предметам сами сыпались на нее.

– Подай мне ведро, Эди, – сказала Эльза, и Эди тут же выполнил ее просьбу.

Потом она отставила ведро в сторону и приказала:

– Снова принеси мне ведро, Эди, но сначала налей в него воды.

Это было уже труднее. Она каждый день занималась с ним, но Эди понадобилось две недели, чтобы запомнить, что нужно пойти к крану с водой на углу дома, открыть кран, налить в ведро воды, закрыть кран и вернуться с ведром к Эльзе. Когда он выполнил это задание в первый раз, она обняла его, почесала ему живот и накормила карамельками. Эди был бесконечно счастлив и постоянно хотел таскать ей воду в ведрах.

Эльза была неутомима в изобретении все новых и новых заданий. Если она была в гостиной, то говорила Эди:

– Сходи на кухню и принеси мне масло.

Когда Эди приносил масло, она посылала его за хлебом. Потом приказывала отнести то и другое назад и положить на место. Для Эди было сложно решить, куда положить масло, а куда – хлеб, и он старательно запихивал хлеб в буфет для посуды, а масло – в ящик для ножей и вилок. Но он старался. Конечно, лучше, когда тебя кормят карамельками, чем щипают.

Через неделю он уже мог правильно положить хлеб в корзину для хлеба, а масло – в холодильник. Еще через две недели он научился доставать масло из холодильника, хлеб из корзины для хлеба, вынимать из ящика для посуды нож, намазывать масло на хлеб и снова укладывать все обратно. Еще через неделю он понял, что нож, которым воспользовались, нужно класть в мойку или в посудомоечную машину. Эльзе понадобилось четыре недели, чтобы научить брата намазывать масло на хлеб. Когда она попробовала проделать то же самое с вареньем из апельсинов, Эди усвоил это намного быстрее, потому что ему хотелось побыстрее съесть хлеб с намазанным на него вареньем.

И после каждой победы она чесала ему живот и запихивала в рот конфету. «Хитрый Эди – tutti paletti» [63], – говорила она каждый раз, и Эди с восторгом повторял эту фразу. «Tutti paletti» стало его любимым выражением, и он бормотал эту фразу по двадцать раз, когда гордился собой, потому что что-то удавалось.

Когда Эди исполнилось десять лет, они с Эльзой придумали особый язык, чтобы понимать друг друга, и этот язык был очень своеобразным. Достаточно было Эльзе сделать определенный намек, как Эди точно знал, что нужно делать. Когда она говорила «ванная», он тут же бежал в ванную комнату, садился в ванну и крутил краны, пока не подбирал подходящую температуру. Потом он брал щепотку соли для ванн из желтой бутылки в форме медвежонка и от души плескался в воде. А Эльза рассказывала ему истории о медведях и кроликах. И только когда она запрещала ему брать с собой в ванну кролика, которого каждые пару месяцев приходилось заменять новым, поскольку ни один зверек долго не выдерживал общества Эди, он плакал. Он не хотел понять, что для кролика нет ничего хорошего в том, что ему доставляло такое огромное удовольствие. «Без лодки вода – для кролика беда», – говорила Эльза каждый раз, и однажды до Эди дошло, что кролик не умеет плавать и боится большой ванны, как он боится озера и даже маленького пруда в дедушкином саду.

Эльза стала для Эди смыслом всей жизни. Когда она была в школе, он нервно бегал перед домом туда и обратно, сидел в своем укрытии и качал ногой, двадцать раз приносил ведро с водой, говорил «tutti paletti» и верещал от радости, как обезьяна в лесу, когда она возвращалась домой. Стоило Саре или Романо отругать Эльзу или просто покритиковать ее, он начинал скалить зубы и угрожал родителям кулаками. Днем и ночью он мечтал о том, чтобы Эльза почесала ему живот, и она даже снилась ему. Он не знал, что то, что он чувствовал, называется любовью.

Даже если у нее не было времени для него, он бегал за ней, как тень. Обычно она старалась его не замечать, а когда он слишком сильно действовал ей на нервы, кричала на него. Тогда Эди на две секунды замирал, а потом падал на землю.