Северное сияние ее глаз - Александр Матюхин

Когда проходит время работы, когда тени удлиняются, когда солнце играет последними лучами над крышами многоэтажек, когда Инга спускается с крыльца и выходит на трассу, ловить такси — вот тогда начинается ее другая жизнь. Ее подводная часть поплавка.

Для начала она заезжает домой. Снимает рабочую одежду, снимает лифчик и колготки, разувается, сдирает с пятки пластырь. В шкафу висит ее другая одежда. Черные колготки очень идут к черному платью и корсету, к черным перчаткам до локтя и черной ленте в светлых волосах. Она очень хочет перекрасить волосы — в ванной, на нижней полке возле раковины, между кремом для бритья и женской бритвой эпилятором, стоит коробка с черной краской для волос — но почему-то всегда находятся причины, заставляющие откладывать покраску. И поэтому Инга все еще светленькая.

Макияж — тот же, что и на работе, но чуть темнее тона, подводятся брови, ярче помада. Сумочка — темная, кожаная, модная среди молодежи. С внешней стороны сумочки изображен персонаж из мультфильма "Nightmare before christmas" — что заставляет выть от зависти молоденьких девушек из ее ночной компании. Собственно, сумочка не для того, а просто очень ей нравится.

В сумочке: расческа, мобильник, пачка сигарет (тонкие, с фильтром), презервативы, таблетки от беременности (дважды защищен — крепче спишь), тонкие темные перчатки, стандартный набор для наведения марафета в экстренных ситуациях.

И сумочка — на плечо — Инга выходит из квартиры, спускается на лифте, выходит на улицу и ловит такси.

До ночного клуба — на такси. Иногда, очень редко, она едет на маршрутке, но ей не очень приятно общество людей, когда начинается ночная жизнь. Ее ночной Образ не предполагает поездку в маршрутке с уставшими, голодными, мрачными, злыми мелкими людьми. Она и таксистов-то выносит с трудом. Поэтому подумывает о том, чтобы купить себе автомобиль.

Каждый вечер, не считая среды, когда предстоит поездка к маме, она едет по сумеречному городу, глядит в окно и проглатывает взглядом затихающий ритм. Она видит людей, бредущих по тротуару, видит загорающиеся вывески магазинов, видит рекламу, видит горящие мусорные баки, пустые бутылки из-под пива, усыпанные окурками автобусные остановки, пакеты, шелуху, листья, камешки под ногами бредущих людей…

Затем автомобиль останавливается, легкий толчок выводит ее из состояния ступора, она расплачивается и идет по тротуару в сторону ночного клуба. Ни один охранник фейс-контроля не остановит ее. Все знают ее настолько хорошо, что даже в очереди посетителей находятся люди, которые машут ей рукой и приветствуют. Она — завсегдатай ночной жизни этого клуба. Уже много лет. Пожалуй, с момента его основания. Если потихоньку забраться в ее квартиру, заглянуть на шкаф, что стоит в зале, и достать с него большую картонную коробку, то, открыв ее и порывшись, можно найти пожелтевшие от времени билеты в тот самый ночной клуб. Первые билеты на первое открытие. Она была там. Сидела за столиком перед сценой и слушала первые песни первых исполнителей. Стоит убрать эту картонную коробку обратно, а то можно ненароком раскрыть много секретов, которые знать не стоит никому.

В клубе по обыкновению темно, накурено и оживленно. Светло только в двух местах — у барной стойки, где бармен Федор делает умопомрачительный коктейль, и на сцене. И если свет возле стойки мутный и желтоватый, словно там горит всего одна "лампочка Ильича", давно не протираемая и облепленная мухами, то на сцене по-контрасту буйство яркого цвета. Лампы дневного света горят всюду, разгоняя тени по углам. Ослепительный свет бьет по глазам, режет мозг.

Ее место возле сцены. Ее столик никогда не занимают. Он для VIP.

Но для начала Инга всегда идет к бармену Федору, и бармен делает ей тот самый умопомрачительный коктейль. Она не знает состава, но коктейль, мать его, чертовски вкусный. В нем есть немного алкоголя, самую малость, для легкости сознания. Вкус алкоголя застывает на языке и на нёбе. Она любит проводить кончиком языка по губам, чтобы ощутить легкий привкус снова и снова.

Захватив бокал с коктейлем, она идет к своему столику и садится. Сначала спиной к сцене. Это ее маленькая внутренняя игра. Получение удовольствия. Инга вообще считает, что нужно получать удовольствие от всего. Ведь жизнь — такая короткая штука. Моргнуть не успеешь, а она уже прошла.

Так зачем моргать, когда тебе это не в кайф? (а кайф — такое сладкое слово. Наверняка его выдумали люди, распивающие абсент с сахаром или текилу с лимоном и солью — вкус, что надо).

И отсюда, следом, другой вопрос — а зачем идти вслед за судьбой? Если, конечно, таковая вообще существует. Зачем идти дорогой, с которой нельзя свернуть? Да, стоит оговориться еще раз, чтобы все поняли — Инга не верит в судьбу.

Она делает первый глоток — смачивает губы обалденным коктейлем — и проводит языком по нёбу. В тот вечер коктейль особенно ей нравится. В его вкусе чувствуется движение жизни, чувствуются перемены, чувствуется желание что-то изменить. Кажется, бармен добавил корицы…

И когда она делает второй глоток — легкий, едва заметный — кто-то подсаживается за столик. Она видит тень, которая ложится на поверхность стола, закрывает бокал, пепельницу. Но Игнат не спешит поднимать глаз. Она размышляет о том, что жизнь, мать ее, иногда подносит интересные сюрпризы. Например, этот.

— Извините, — говорит кто-то.

Голос мужской, мягкий, глубокий. Она чувствует нежнейший запах "Aqua DiGio", змейкой проникший в ноздри. Она ощущает запах шампуня для волос, запах краски для волос, запах… о, запахи в мгновение ока окутывают ее, подобно пчелиному рою, слетевшемуся на нектар небесного цветка. Проходит секунда, а потом еще одна, прежде чем Инга понимает, что оказалась в плену этих чудесных запахов. И тогда она поднимает глаза. И видит.

Длинные черные волосы, ровные, ложащиеся на плечи, закрывающие лоб и левый глаз. Острый подбородок. Выпирающие скулы. Черный зрачок. Руки с длинными красивыми пальцами, подпирающие подбородок. Ногти на пальцах тоже черные. И пиджак с высоким воротником — черный. И футболка под ним — черная. И только ослепительно белый, неестественный цвет кожи ярким контрастом вырывал из черноты и лицо, и пальцы, и пухлые — совсем не мужские — губы. Только спустя какое-то время Инга сообразила, что белизна кожи вызвана кремом и пудрой. Еще мужчина подкрашивал брови и, кажется, ресницы.

— Извините, — говорит он, — я увидел свободное место за вашим столиком и решил… ну, надеюсь, вы не против?

— Здесь полно столиков, — говорит она и смотрит на бармена.

Бармен разливает по бокалам мутную жидкость из бутылки, похожую на рафинированное подсолнечное масло. Перед стойкой сидят две девушки и курят.