Месть Темного Бога - Линн Флевелинг

Тот скромно потупился и пригубил огненный напиток.

Алек поднял кубок в ответ и, демонстрируя искреннее ликование, провозгласил ответный тост:

— И за здоровье благородного младенца, которого она носит под сердцем, моего будущего кузена!

Раль поперхнулся коньяком. Серегил бросил на Алека веселый изумленный взгляд, но успел взять себя в руки, пока капитан не прокашлялся.

— Я не стала бы касаться этой темы, если бы не юношеский энтузиазм моего дорогого родича, — пробормотал Серегил, отставляя кубок. Майсенские благородные дамы были известны своей сдержанностью и скромностью.

Однако Раль явно был обескуражен меньше, чем рассчитывал Алек. Серегил мог догадаться, какие мысли промелькнули за этими темными глазами: «В конце концов, если поле уже вспахано и засеяно, а красотка все еще хороша, так в чем же дело?», — О госпожа, я и не имел представления!.. — Капитан похлопал ее по руке с еще большим жаром. В этот момент появился кок с подносом, на котором было несколько закрытых чаш. Раль поставил одну из них перед Серегилом. — Неудивительно, что ты не очень хорошо себя чувствовала. Может быть, десерт восстановит твои силы.

— Действительно. — С улыбкой предвкушения Серегил поднял крышку и застыл в неподвижности, смертельно побледнев. В чаше, полной отсеченных ушей и языков и вырванных глаз, извивались черви. Серегила обдала горячая волна тошноты и паники. Со звоном уронив крышку чаши, он бросился вон из каюты.

— Не пугайся, мальчик, — услышал он за спиной голос Раля. — Это вполне обычно для женщин в ее положении…

Добежав до поручней, Серегил перегнулся через борт, и его вырвало. Только через несколько секунд он смутно осознал, что рядом стоит Алек.

— В чем дело? — спросил юноша испуганным шепотом.

— Отведи меня вниз, — простонал Серегил. — Быстро, отведи меня вниз.

Алек почти в охапку отнес его по трапу в каюту, и Серегил рухнул на койку и закрыл лицо руками.

— Что случилось? — умоляюще спросил Алек, обеспокоенно склоняясь над ним. — Может быть, сходить за капитаном или принести тебе коньяка?

Серегил отчаянно замотал головой, потом взглянул на юношу:

— Что ты видел?

— Как ты выбежал из каюты.

— Нет! В чаше. Что ты в ней видел?

— В чаше с десертом, имеешь ты в виду? — непонимающе переспросил Алек.

— Печеные яблоки.

Серегил поднялся, подошел к единственному маленькому окошку, открыл его и глубоко вдохнул холодный воздух. Его мучил страх, острый, как лезвие кинжала. Все его инстинкты требовали, чтобы он защищался, а главное, бежал — бежал куда угодно. Голова его снова раскалывалась, а пустой желудок, казалось, завязался узлом.

Повернувшись лицом к Алеку, он тихо проговорил:

— Я видел совсем другое. Чаша была полна… — Он умолк, вспоминая ужасное, непреодолимое чувство паники, охватившее его при взгляде на чашу. — Не важно. Только это вовсе не были печеные яблоки.

По его телу прошла судорога, и Серегил прислонился к стене.

Перепуганный еще больше, Алек подвел его к койке и заставил сесть. Серегил забился в угол, прижавшись спиной к переборке. Но он все же достаточно владел собой, чтобы послать Алека к капитану Ралю с извинениями от имени госпожи Гветелин: по-видимому, в ее теперешнем состоянии дама не переносит запаха некоторых блюд.

Когда Алек вернулся, он обнаружил, что Серегил беспокойно мечется по каюте.

— Запри дверь и помоги мне снять это проклятое платье! — прошипел он; ему было трудно стоять спокойно, пока Алек возился со шнуровкой. Потом Серегил натянул кожаные штаны под ночную рубашку, закутался в плащ и снова уселся ; в углу койки, спрятав рапиру между подушкой и стеной.

— Иди сюда, — прошептал он и указал Алеку на место рядом с собой.

Сидя плечом к плечу с Серегилом, Алек чувствовал, как того время от времени сотрясает озноб, хотя тело его горит лихорадочным огнем.

Однако голос Серегила был тверд, хотя еле слышен.

— Со мной что-то происходит, Алек. Я не уверен в том, что именно, но ты должен обо всем знать — неизвестно, что будет со мной дальше. — Серегил рассказал Алеку о кошмарном видении и о сопровождавшем его чувстве всеобъемлющего ужаса. — Это или безумие, или колдовство, — заключил он мрачно. — Не знаю, что хуже. Я никогда ничего подобного не испытывал. Это… это в чаше… Я видывал вещи во сто раз ужаснее и внимания на них не обращал. Обо мне многое можно сказать, Алек, но назвать трусом меня нельзя. Что бы со мной не происходило, боюсь, что все станет еще хуже, прежде чем пойдет на лад. — Он рассеянно потрогал деревянный диск, висящий на шее. — Если ты захочешь продолжать путешествие без меня, я пойму. Ты мне ничего не должен.

— Может быть, и нет, — ответил Алек, стараясь не думать о том страхе, который внезапно охватил его, — но мне это кажется неправильным. Я остаюсь.

— Что ж, я не буду требовать от тебя выполнения обещания, но все равно спасибо. — Подтянув колени к подбородку, Серегил опустил голову на руки.

Алек собрался было уйти в свой закуток, когда ощутил, как Серегила снова начал бить озноб. Прислонившись к стене, он молча просидел рядом с ним всю ночь.

ГЛАВА 10. Серегил унижен

Как раз перед рассветом Серегил высвободился из цепких когтей очередного кошмара. Распахнув окно, он быстро оделся и сидел, глядя, как светлеет небо. Беспокойство, вызванное сном, постепенно уходило, но головная боль росла вместе с разгорающейся зарей. Вскоре он услышал. как Алек завозился в своем закутке.

— У тебя снова была тяжелая ночь, — сказал он, и это не было вопросом.

— Иди сюда и подержи зеркало, пожалуйста. — Серегил открыл коробку с косметикой и принялся за дело. Его запавшие глаза были окружены темными кругами; рука, когда он протянул Алеку зеркало, была не столь твердой, как неделю назад. — Думаю, госпожа Гветелин по большей части будет оставаться у себя в каюте. Я не способен сегодня к бесконечному притворству. Кроме того, это даст нам возможность заняться твоей подготовкой. Тебе давно пора научиться читать. Заниматься нашим делом без этого невозможно.

— А это трудно?

— Ты легко усваивал до сих пор все, что я тебе показывал, — успокоил Алека Серегил. — Научиться предстоит многому, но как только ты запомнишь буквы и их произношение, дальше все пойдет быстро. Давай только сначала немного погуляем по палубе. Мне нужно подышать воздухом, прежде чем пытаться завтракать. И пусть капитан увидит, какой больной я выгляжу, — может быть, тогда он оставит меня в покое.

Этим утром шел снег; влажные рыхлые снежинки образовывали тяжелый занавес вокруг корабля, глуша все звуки и делая невозможным разглядеть что-нибудь за пределами палубы Каждая снасть и каждая поверхность на корабле была белой, а сама палуба оказалась покрыта мокрым месивом Капитан Раль стоял около мачты, отдавая команды матросам.