Глубины земли - Маргит Сандему

И вдруг пришли зрители! Настоящий переполох, это была семья Бенгта-Эдварда в полном составе. Одетые в свои лучшие наряды, негнущиеся от торжественности момента, они медленно вошли в зал, где их сердечно приветствовала Лина Аксельсдаттер, на которую возложили эту обязанность. Ведь Анна-Мария повредила правую руку, и пришлось бы долго объяснять, в чем дело, а времени на это ни у кого не было. Семье показали ее место, но сначала все должны были выразить восхищение рождественскими яслями Коля. Там они просто остолбенели, но тут появились новые гости.

К своему ужасу они обнаружили, что совершенно забыли об одном: куда девать верхнюю одежду гостей? Куда ее вешать? Места не было!

В эту минуту вошел Коль, и Анна-Мария в панике бросилась за советом к нему. Он огляделся.

— Подождите, — сказала он и попросил выделить ему одного помощника. Они вышли и вернулись с длинным столом из конторы. Они поставили его в дальний угол зала, одежду можно было складывать туда.

Сейчас наступил самый критический момент. Одна семья следовала за другой. Дети всех возрастов — и школьники, и дошкольники — кишмя кишели вокруг яслей, видно было только тем, кто стоял совсем рядом, и Анна-Мария стала бояться из-за свечей, которые были там зажжены.

Пришел священник. К счастью, Лина взяла его на себя и провела на место — после того, как он произнес что-то похвальное о яслях.

Но когда Анна-Мария повернулась, она увидела, что у двери было черным-черно — из-за мужчин. Шахтеры!

Она встретилась глазами с Колем, который стоял в другом конце зала. Он кивнул и немного нахально улыбнулся.

Бенгт-Эдвард проговорил ей прямо в ухо:

— Они получили выходной, все. Поэтому они и работали прошлой ночью.

— Это Адриан Брандт так решил?

— Нет, Коль.

— Им приказал прийти сюда?

— Да нет же. Они сами пришли, потому что им интересно.

— Нужны еще стулья, — в панике сказала Клара. — О, Господи, они все пришли!

Анне-Марии помог Коль, который появлялся неподалеку всякий раз, когда он оказывался ей нужен. Они отправили Сикстена и Сюне и еще пару молодых парней за чем-нибудь, на чем можно было сидеть — откуда угодно!

И отец Эгона был здесь! Не слишком трезвый, но Анна-Мария все равно была тронута. И его сын сможет показать, на что он способен!

Она наморщила лоб. Нашла жену кузнеца.

— А где Густав, твой муж? Ему надо видеть, как играют его дети, они такие чудесные! Женщина выглядела удрученной.

— Но кто-то же должен был остаться с младшими дома. А я нужна здесь.

— Коль, — решительно сказала Анна-Мария. — Детей надо привести сюда!

— Но барышня! — возразила мать. — Это невозможно! Ведь они в постели. Они даже стоять не могут.

— Их надо привести сюда, даже если это будет последнее, что с ними будет, — сказала Анна-Мария несколько необдуманно. — Ребята! Очистите эту сторону! Нам надо будет внести сюда кровать! Пошли, Коль!

Они взяли с собой мать детей и Клампена и поспешили к дому кузнеца.

Анна-Мария остановилась в дверях комнаты, где лежали дети. Она инстинктивно потянулась к руке Коля и вцепилась в нее. В большой, прикрепленной к стене кровати, лежали четверо маленьких ребятишек, больше всего похожих на тени замерзших тростинок. Их лица были белы, как алебастр, и казалось, что на них не было ничего: только огромные беспомощные глаза. Волосы прилипли от пота ко лбам, на рваном постельном белье были следы крови. Во всей комнате был запах смертельной болезни.

Они обессиленно смотрели на красивую даму в дверях.

— У меня есть постельное белье получше, — нервно сказала их мать. — И наша собственная кровать меньше, ее можно перенести.

— Замечательно, — кивнула Анна-Мария. Губы ее побледнели. — Поскорей смени белье! Ребята, вы берете кровать! Густав, одень детей получше, каждый из вас возьмет по ребенку и понесет, после того, как в зале установят кровать. Сама я сегодня, к сожалению, никого не могу нести.

— Да, я слышал о несчастье, которое приключилось вчера с вами, — сказал Густав. — Но, неужели, мы и правда вынесем их?

— Там весь Иттерхеден, — сказал Коль без всякого выражения. — Почему же вы должны сидеть дома?

Немного позже кровать в школьном зале была установлена, и четырех легких, как перышки, детей впервые за долгие месяцы, даже годы вынесли из дома.

— Говоришь, там много народа? — спросил Коля Густав.

— Все. Кроме Нильссона. И нельзя сказать, что его кому-то недостает.

— Да нет, он просто боится показаться сразу всем, кому так докучал. Боится, что камнями забросают!

Густав едко засмеялся над собственными словами.

Когда они вошли в зал с детьми на руках, все стихло. И все расступились перед Колем и другими мужчинами, чтобы маленькие, обреченные на смерть, существа смогли увидеть рождественские ясли. Анна-Мария заметила робкие улыбки на губах детей и разрыдалась. Она ничего не могла с собой поделать и заторопилась за занавес, где ее ученики удивленно смотрели на нее.

Наконец, все четверо детей были уложены в постель, вокруг них разложили подушки, чтобы они могли видеть сцену. Кузнец запасся большим количеством тряпок — в качестве носовых платков — на случай, если они будут кашлять кровью, — сказал он.

«Как мне могло прийти в голову, что жалкие лекарства из волшебных трав Людей Льда могут спасти этих детей? — в отчаянии подумала Анна-Мария. — Они уже добыча смерти. Особенно двое младших. От них просто ничего не осталось!»

Внезапно к занавесу подошли Сикстен и Сюне, а с ними еще двое парней. Они хотели поговорить с ней. Она высморкалась, вытерла глаза и вышла к ним.

— Мы можем спеть небольшую песенку, — сказал Сикстен, стараясь казаться безразличным. — Если это подойдет?

— Превосходно! — горячо заверила его Анна-Мария. — Сразу после спектакля, когда я объявлю ваше выступление, чтобы вы знали, что вам начинать. А можете две? Я имею в виду — песни.

Они могли.

— А Бертиль очень здорово читает стихи, — сказал Сикстен. — Он может прочесть одно, если барышня захочет.

— Конечно, большое спасибо, — сказала она Бертилю.

Сикстен продолжал:

— А Фредрик может спеть что-то религиозное. И подыграть себе на пиле.

— Здорово! — она сосчитала на пальцах. — Будет лучше, если мы начнем с религиозного, после рождественской пьесы, Фредрик. Потом стихи. Еще школьники споют песню… А в конце вы двое, Сикстен и Сюне, ведь ваш репертуар, наверное, полегче? Ох, вы просто спасли наш вечер, понимаете, у нас была слишком короткая программа.

— Да, мастер говорил, — признался Сикстен. — И еще, фрекен. Мы только хотели сказать, что просим прощения за то, что было там, у скал…

Сюне кивнул, подтверждая.

Анна-Мария улыбнулась.