Диверсанты - Сергей Лобанов

— Слушай, майор, не маячь, — сдержанно произнёс Янычар.

Бросив взгляд на «вал» собеседника, майор понял, что такое оружие может быть только у бойца спецподразделения, в данном случае — разведки, а с ними, он знал это по собственному опыту, лучше не связываться.

— Под вашу ответственность, — ответил он, уходя.

— Как это ты сумел убедить его одной фразой? — удивилась девушка.

— Он мой хороший знакомый, — легко солгал Янычар. — Нам туда, — указал он рукой в сторону блиндажа.

Тем временем БТР взревел двигателем, тронулся с места. Янычар увидел, что его парни сидят на броне, а на ногах у Негатива удобно пристроилась девушка. Её он бережно взял за талию, держась второй рукой за скобу.

«Ну, ловелас, успел уже как-то», — мысленно хмыкнул Туркалёв, провожая взглядом машину.

В сопровождении оператора они дошли до блиндажа.

— Ну, вот, здесь мы и живём в последнее время, — сказал майор.

— Андрюша, сними вот отсюда вход в блиндаж, — сказала Вика.

Она что-то начала наговаривать на камеру, а Янычар отошёл в сторону, глядя на неё, стройную, так неожиданно снова появившуюся в его не балуемой разнообразием жизни.

Когда они закончили, девушка спросила:

— Надеюсь, внутри снимать можно?

— К сожалению, нет, — вдруг сказал майор.

— Нельзя? — удивлённо переспросила Вика.

— Понимаешь, есть секретный приказ начальника штаба… быт разведчиков снимать запрещено, — сочинял на ходу Янычар. — Но показать без съёмок могу.

— Давай, хотя бы так посмотрим, согласилась девушка.

Майор распахнул перед ней дверь.

— Аккуратно спускайся, тут ступеньки земляные, я сейчас.

Девушка начала осторожно спускаться, а Янычар подошёл вплотную к оператору.

— Куришь? — спросил он у парня.

— Да, — ответил оператор и потянул из кармана пачку сигарет с целью угостить офицера.

— Не надо. Короче, Андрюха, потусуйся тут, покури, ничего не снимай, а то под арест угодишь. Я пообщаюсь со своей старой знакомой.

Оператор понимающе усмехнулся, кивнув.

— Вот и молоток, — ответил Янычар, скрываясь за дверью, закрывая за собой.

Спустился он быстрее и увереннее, чем девушка, нащупал патрон, вкрутил лапочку. Вместе со светом пришло ощущение уверенности, пропадающее, если человек оказывается впотьмах, да ещё в подземелье.

Девушка с интересом огляделась.

— А где Андрей? — спросила она.

— У него живот что-то прихватило, — нашёлся Янычар, подошёл вплотную к знакомой, положил автомат на стол.

— У него бывает, — сказала Вика.

«Надо же, в цвет попал», — подумал Туркалёв.

Так как он подошёл совсем близко, девушка непроизвольно попятилась, но ей помешал столб, поддерживающий дощатые нары.

— Ты что? — спросила она.

— Ничего, — ответил Янычар, вжикнув молнией её пуховика.

— О-о-о! Нет-нет! — засопротивлялась девушка.

— Есть возражения? — вдруг охрипшим голосом спросил майор.

— Да, вообще-то.

— Какие?

Он продолжал, сняв пуховик, за талию притягивая к себе лёгкое податливое тело.

— Во-первых, я не хочу, во-вторых, здесь не самое подходящее место.

И действительно, в полусыром, согретом буржуйкой воздухе плавали запахи тушенки, грубо открытая ножом банка стояла на столе. Тут же валялись шкурки вареной колбасы, рассыпаны хлебные крошки, пахло нестиранными носками, ружейной смазкой, и вообще мужским духом людей привыкших к грубой тяжелой полной опасностей жизни.

— Есть и третье?

— Есть. Понимаешь, Алексей, то, что случилось тогда между нами — это какое-то безумие двух людей, между нами проскочила искра… Прошло столько времени… И потом, я не одна…

— Это всё? — прохрипел Янычар.

— Мало разве? — безуспешно пытаясь оттолкнуть его руками, спросила Вика.

— Достаточно. Подашь рапортом в трёх экземплярах каждый пункт. Рассмотрю, как будет время.

Майор запустил пальцы за пуговицу её джинсов и капрон колготок, почувствовал тёплый мягкий живот.

— Ты ненормальный…

— Здесь нормальных вообще нет.

— И наглый, как танк…

— Мадемуазель, гусары по определению должны быть такими.

— Гусар нашёлся…

— Я круче, я — разведчик.

— А-а-а! Я забыла! Штандартенфюрер Штирлиц…

Другую руку он положил девушке на затылок, стянул шапочку, отчего её волосы рассыпались по плечам. Запустив ладонь в волосы, майор слился в поцелуе с её припухлыми губами.

— Колючий… — прошептала она.

Руки Вики, безуспешно упиравшиеся в его грудь, обмякли, потянулись к сильной шее, обвили. Язычок девушки проник ему в рот.

Янычар положил Вику на топчан.

— Свет, — попросила она.

Майор распрямился, одним движением выкрутил лампочку, в темноте нащупал пуговицу джинсов, расстёгивая её и замок молнии, стягивая с крутых бёдер плотно сидящие джинсы вместе с колготками и трусиками.

Облегчая ему задачу, Вика приподнялась, прогнувшись в спине.

Быстро сняв с неё всё остальное и стащив с себя одежду, Янычар жадно накрыл её собой, податливую, знакомо сладко застонавшую…

Появились из блиндажа они не скоро. На улице было не так уж и холодно, но оператор посинел как баклажан. Он выкурил все сигареты и трясся осиновым листом.

Увидев парочку, облегчённо вздохнул, пробурчал про себя что-то вроде: «Наконец-то».

— Замёрз, Андрюха? — участливо спросил Янычар.

— В-в-в-вы уж-ж-же с-с-совсем, — еле выговорил оператор.

— Андрюша, с меня коньяк, как вернёмся, — проворковала Вика.

«Надо же! Коньяк! — невольно подумал Туркалёв. — Интересно, про войну они там помнят?»

— Ерунда, Андрюха, вот так бывает, сутками лежишь, ждёшь, — сказал он примирительно.

— С-с-с у-м-ма с-с-сойти… Нас там, н-н-наверное, уже п-п-потеряли, т-т-тревогу об-б-бъявили.

— Придумаем сейчас что-нибудь, пойдёмте, — уверенно произнёс Янычар.

Они пошли в сторону стоявшей рядами бронетехники. Дойдя, майор прикладом постучал по броне. Никакой реакции. Он проделал то же самое со второй. Тот же эффект. Из третьей высунулся механик-водитель.

— Слушай, военный, где командир твой?

— Вон в той палатке, — показал рукой парень.

Туркалёв кивнул, парень спрятался обратно.

— За мной, — скомандовал он.

Втроём зашли в палатку, где офицеры азартно резались в карты.

— Здорово, — поприветствовал всех разом Янычар. — Парни, выручайте, журналистка задержалась немного, надо доставить её к остальным к штабу полка.

Один из офицеров без знаков различия, как и другие, ответил:

— Сделаем. Пошли.

Они дошли до крайнего БТРа.

— Постучи, попросил офицер.

Майор стукнул прикладом.

Высунулся такой же чумазый механик-водитель, как и первый парень.

— Иванов, отвезёшь гражданских к штабу полка и сразу назад.

— Есть, — коротко ответил тот.

— Я тоже поеду, парни мои там, — сказал Туркалёв.

— Дело твоё, — согласился офицер.

Янычар помог Вике и скрюченному от холода оператору, обхватившему камеру, забраться на броню, легко залез сам, снова стукнул прикладом. БТР рыча, тронулся с места.

Когда группа журналистов разместилась с горем пополам внутри БТРа, Негатив, успевший познакомиться с симпатичной журналисткой, обратился к девушке:

— Наташа, должен вам сообщить, что ездить внутри не рекомендуется.

— Почему? — удивилась девушка. — Там же специально для этого всё устроено.

— Лучше вам этого не знать, уверяю вас, — совершенно серьёзно ответил Седых, зная, что случается с сидящим внутри десантом, если в машину попадает, к примеру, выстрел из «Мухи»: от избыточного давления людей размазывает по стенкам. Зрелище не для слабонервных.

— Самое правильное — ехать на броне, — добавил он.

— Да, я видела, все военные так ездят. Я думала, внутри места не хватает, — сказала Наташа.

— Нет, Наташа, не поэтому. Давайте, я вам помогу.

Устроившись на броне, Негатив предложил:

— Металл холодный, садитесь ко мне на ноги.

— Ой, что вы, Виктор, неудобно.

— Неудобно штаны через голову надевать и на потолке спать: одеяло падает. Вам надо о здоровье заботиться, вы — будущая мать.

— А как же вы?

— А у меня поджопник есть, — Негатив показал кусок полиуретанового коврика, вырезанный овалом, имеющий отверстия, с пропущенным в них обычным ремнём, держащимся на поясе. — Я его вот так сдвигаю на «пятую точку» и сажусь.

— Действительно, удобно. А вы можете одолжить мне… э-э… эту штуку на время поездки?

— А как же я, Наташенька? Ведь я — будущий отец пятерых девочек.

— Почему пятерых и почему девочек? — удивилась журналистка.

— Ну, пятерых, это я так, для примера, будет больше, а девочек, потому что мальчики — к войне.