Кошмар на Полынной улице - Дарья Буданцева

Под потолком чадили, испуская наполненный благовониями дым, цветные лампадки.

Через тонкую перегородку с кухни доносились бурление и свист закипающего чайника, звяканье посуды и неразборчивые слова гадалки. Временами к тихому голосу за стеной примешивался еще один. Сначала неотчетливо, а затем все громче и громче, так, что через какое-то время удалось различить произносимые им слова:

– А окольцованная ворона и говорит орнитологу: «Я согласна!» Вот умора-то!.. Или вот еще… Подходит, значит, вервольф к человеку и спрашивает: какая сегодня фаза луны? Он ему: полнолуние. На что оборотень: спасибо. А человек ему, значит: не за что. Обращайтесь! Ха-ха!.. – несколько секунд стояла тишина, после чего тот же голос заговорил, но уже с совершенно новой интонацией: – Жили. Были. Вот и сказочке конец…

– А зачем же ее тогда рассказывать? – громко спросила я, хоть и не знала, к кому обращаюсь.

Жесткая занавеска на окне зашевелилась, и с подоконника на ковер мягко спрыгнул большой дымчато-серый кот, обвел нас скучающим равнодушным взглядом апельсиновых глаз и улегся на подушки, сонно помахав роскошным пушистым хвостом.

От шеи кота тонкой блестящей ниткой тянулась золотая цепочка. Конец ее убегал и терялся где-то между подушками. В углу я заметила маленькую кадку с каким-то растением.

Дуб, что ли, какой декоративный? Или фикус?.. Признаться, совсем не разбираюсь в домашней флористике…

Звук прекратился. Я не была уверена в том, что это говорил кот, но уточнять на всякий случай не решилась. Между тем в комнату, элегантно покачивая бедрами, вошла хозяйка. Перед собой она несла поднос с тремя фарфоровыми чашками и расписным заварником, от которых клубился пар.

Поставив все это на стол, гадалка обернулась к нам.

– Устраивайтесь, – гостеприимным жестом ведьма указала на ковры и подушки возле стола.

– Эм-м… А стульев у вас не найдется? – поинтересовался Елисей с сомнением. – Или там табуретки какой-нибудь… Пожалуйста. Очень не хочу костюм помять.

Я недоверчиво посмотрела на его уже не слишком гладкие брюки, но промолчала.

Хозяйка усмехнулась, покачав головой.

– Отчего нет? Есть…

Она вдруг сунула два пальца в рот и пронзительно, по-разбойничьи свистнула. Сначала не происходило ничего, но потом со стороны коридора послышалось торопливое сбивчивое «цок-цок-цок» маленькими коготками по паркету, и в дверном проеме показалось странное существо…

Чисто с технической стороны это можно было назвать табуреткой: четыре ножки, сиденье из гладкого дерева, отполированное и покрытое лаком. Сверху табуретка была заботливо накрыта круглой вязаной подстилочкой. Вот только сами ножки…

Это были даже, скорее, ноги – две пары кряжистых, косолапо вывернутых куриных ног с мощными растопыренными пальцами с когтями величиной в половину моей ладони. Табуретка переминалась на месте, нервно постукивая когтями по полу и ожидая дальнейших приказаний.

Елисей раскрыл рот, вытаращив глаза на странную помесь живого существа и мебели, заметно побледнел, потом наконец собрался с духом и произнес с натянутой улыбкой:

– Спасибо, я передумал. Я, пожалуй, действительно так…

И он очень натурально упал на ковер рядом со столиком, притворившись, что доволен всеми удобствами.

Гадалка снова усмехнулась и, поставив перед нами чашки, села напротив, скрестив ноги в позе лотоса. Теперь поверх платья на ней был шелковый блестящий халат с изображением летящих по фиолетово-красному небу драконов.

Я осторожно, чтобы ненароком не расплескать, взяла чашку и поднесла к лицу. На вид посуда, в которой нам подали чай, выглядела точь-в-точь как древний китайский фарфор династии Сун. Я закрыла глаза и попыталась уловить нотки цветочного аромата заварки, а потом отпила небольшой глоток.

Чай приятным, обволакивающим теплом скользнул внутрь, наполнив тело приятной бодростью и силой. Ощущение было такое, словно где-то в глубине живота действительно расцвел, распустив нежные розовые лепестки, священный цветок лотоса.

Елисей повторял мои действия, опасливо косясь при этом то на дверной проем, в котором минуту назад топталась причудливая табуретка, то на гигантского серого кота, расположившегося за спиной гадалки на подоконнике.

Когда на дне чашки оставались практически одни только чаинки, гадалка жестом приказала нам остановиться и первой забрала чашку Елисея. Я видела, как он весь напрягся и попытался разглядеть, что же она там заметила.

Ведьма обхватила ладонями чашку, грея ее, как птенца, что-то неслышно зашептала и принялась наклонять ее из стороны в сторону, взбалтывая содержимое на дне в каком-то одной лишь ей известном порядке. Запястья украшало много колец и золотых браслетов, тяжело звеневших при каждом движении ее рук.

Гадалка покачала головой, оторвав взгляд от чашки, а потом серьезно и, как мне показалось, сочувствующе посмотрела на Елисея.

– Сломанное кольцо… Дурной знак. Знак расстроенных чувств и потерянной души. Признак разбитого сердца…

Елисей слушал и с каждым словом все больше морщил лицо, как будто примерялся проглотить лимон за раз.

– И что мне теперь делать? – спросил он.

Гадалка отрицательно покачала головой.

– Ты никогда не полюбишь человека, – жестко, равнодушно, как судебный вердикт, вынесла она. – И человек… не сможет тебя полюбить взаимно… Особенно та девушка. Она тому свидетель. Она знает…

Я не сразу сообразила, что ведьма указывает на меня.

– Я?.. – в замешательстве переспросила я, но тут вспомнила про кольцо, найденное днем Алоизием. Кажется, оно было припрятано у меня в кармане…

В тусклом свете граненый камень все так же притягивал взгляд, завораживая переливающимся в глубине фиолетовыми и белыми клубами тумана. Ведьма удовлетворенно кивнула, увидев подтверждение своих слов.

– Что это?

– Это кольцо с аметистом я подарил своей девушке в честь нашей помолвки, – объяснил Елисей, уставившись в пол, и принялся теребить угол расшитой золотыми нитками подушки. – Но в тот вечер она сказала, что больше не хочет со мной быть, что между нами все кончено и она собирается встречаться с другим. Понимаешь, просто так – вдруг!.. После трех лет вместе, после моего предложения. Я просто не понимаю… Все кончено…

«Вот так пуговица…» – озадаченно подумала я, не зная, куда теперь деть находку.

Только по-настоящему значимые, а потом неоправданно забытые вещи сами собой попадают в Астрал. То, что когда-то было кому-то очень дорого, а потом внезапно потеряло свою ценность.

Мы можем бесконечно долго хранить свои детские рисунки и игрушки на антресолях, но они остаются там, только пока человек о них помнит. Как только воспоминания становятся не нужны, когда их задвигают на самые задворки памяти, в один прекрасный день можно обнаружить вместо забитых антресолей пустой голый шкаф, покрытый пылью и паутиной…

Все молчали.

– А у тебя что? – Елисей решительно прервал затянувшуюся напряженную паузу и наклонился, попытавшись заглянуть в мою чашку.

Я взболтнула остатки жидкости с плавающими в ней чаинками