Опричник-3. Канцелярия Государственной Безопасности - Дмитрий Буров

успел. Прямо на глазах кожа на моём запястье раздвинулась и оттуда потекла не просто красная жидкость, вместе с ней вытекала и моя сила. На мгновение поддался панике: что если весь разговор для отвода глаз, и я, сам того не ведая, подписался на нечто другое, чем получение информации в обмен на три службы?

Я попытался зажать рану ладонью, но не тут-то было. Тело отказалось подчиниться моим приказам. Зато легко управлялось Кощеем. Причём навий повелитель не прилагал для контроля никаких особых усилий. Во всяком случае, я не заметил ничего, что хотя бы отдалённо напоминало ментальный контроль и прочее.

— Пей, — приказал тёмный лорд.

Передо мной появилась чаша, наполненная моей же кровью.

Сопротивление, как я понимаю, совершенно бесполезно. Я принял чашу, неожиданно осознав, что снова могу управлять собственным телом. Поднёс к губам, чуть скривился, почувствовал солоноватый запах крови, и сделал первый глоток.

В то же мгновение мир перестал существовать. По моими ногами разверзлась земля, вернее, каменный пол, и я словно рухнул вниз с самой верхней площадки самого высокого здания в обоих мирах. Только падение напоминало скорее не бешеный полёт Алисы в норе белого кролика. Я как будто оказался в стволе огромного дерева и стремительно летел от макушки вниз, к корням.

Пахло листвой и нагретой на солнце корой. Но чем ниже я опускался, тем сильнее ощущался аромат прелых листьев, сырой земли, гниения. Вокруг оживали тени. Они тянули ко мне свои призрачные длинные то ли руки, то ли лапы, пытаясь ухватить за одежду. Но что-то или кто-то не давало им прикоснуться ко мне. Призраки с невнятным шипением отдёргивали свои конечности, как будто их что-то обжигало.

— Пей, — новый приказ Кощея.

Я моргнул, прогоняя туман в голове. Тот же зал, но в моих руках другая чаша, наполненная чем-то красным и обжигающим губы, язык, нёбо, горло. Я рычал, но глотал неизвестную жидкость вместе с кусками собственной кожи, по вкусу похожую на кровь.

«Если что-то выглядит как утка, ходит как утка и крякает как утка, это утка», — раздался в голове уверенный голос Беса. Следом послышалась скептическая реплика Коржика: «Без лабораторных исследований невозможно доказать, что это утка».

Я сцепил зубы и сделал последний глоток.

— Пей, — снова приказал тёмный князь.

В моих руках появилась ослепительно-белая чаша, наполненная чем-то прозрачным и холодным настолько, что свело не только зубы, но и всё нутро, как будто я глотаю чистый лёд. Чистый обжигающий лёд. Со вкусом собственной крови.

«Да сколько можно!» — вспыхнула мысль в угасающем сознании.

Я с трудом разлепил ресницы и увидел Кощея в его истинном облике, без прикрас. Исчезло всё, что хоть немного, но делало его похожим на человеческое существо. Сейчас в центре зала стоял чистый сгусток нечеловеческой энергии, лишь отдалённо напоминающий нечто с руками, ногами и головой.

От существа ко мне шли чёрные нити из мелких капелек, похожих на кровяные тельца. По углам зала жались сотни, тысячи теней, но все они не могли перешагнуть за линию круга, созданную из моей крови.

— Смотри, — прогремело вокруг меня и во мне.

Я моргнул, но взгляд по-прежнему упирался в Кощея Бессмертного.

— Твою кочерыжку! — раздалось в моей голове.

— Прекрати немедленно! Ты мне внука испортил! — немедленно откликнулась бабушка, отругав деда.

«Вот сейчас не вовремя, честное слово, — мысленно отозвался я. — Не смешно», — буркнул старшему брату, который громко рассмеялся в ответ.

— Сынок, — ласково позвала мама.

Я невольно оглянулся и потрясённо замер, не веря своим глазам.

* * *

Друзья-товарищи. Жизнь наладилась, здоровье тоже. На этой неделе входим в режим, поэтому проды, возможно, через день. Как только все окончательно встанет на свои места, вернемся к режиму прода каждый день, окромя субботы и воскресенья. По нашим данным это случится буквально в конце наступающей недели.

Глава 15

На секунду я забыл, как дышать. Сердце ухнуло куда-то вниз, чтобы взлететь и загрохотать где-то в горле. Меня окатило жаром, я пытался глотнуть, вдохнуть, но зрелище перед глазами лишило воли.

Иллюзия. Очередное испытание от Кощея. Бессмертному скучно, вот он и веселится за счет глупого человечка, который попал к нему в лапы.

Огромное дерево. Нет, не так. Огромное величественное Древо раскинуло свои могучие ветви по всему залу. Его корни сломали толстые каменные плиты пола в замке тёмного лорда. И хотя ветра я не ощущал, каждый лист на этом Древе шелестел.

«Хорошая, качественная иллюзия. Совсем как у Коржика. Впечатляет, правда», — едва не вырвалось у меня в адрес Кощея. Слова застряли в глотке, когда я понял: вовсе не листья шуршат на ветру.

Убедился в том, что видение не иллюзия, когда с ветки сорвались два листка, пали к корням Древа, увеличились в размерах, чтобы через секунду шагнуть ко мне навстречу в образе родителей.

— Ну, здравствуй, сын, — по-мужски скупо бросил отец, протягивая мне руку.

— Сынок, — выдохнула мама, и, отбросив все приличия и условности, метнулась ко мне, как когда-то в раннем детстве, чтобы поднять с земли.

Я не упал, нет. Я застыл изваянием, не веря своим глазам и прочим органам чувств.

— Охренеть, — все, что удалось выдавить из себя, когда матушкины ладони обняли моё лицо.

— Внук! Пора заканчивать с опричниной! — недовольным тоном произнесла бабушка, вставая рядом с отцом и дедом.

— Ма?.. — я моргнул, потом ущипнул себя от всей души и со всей дури, вздрогнул, всмотрелся в лицо женщины, которая гладила меня по плечам и, улыбаясь, шептала милые глупости:

— Сыночек… маленький… какой большой стал… Ах, схуднул… плохо кушаешь? Славушка… воробушек мой… птенчик мой… орлик… как возмужал… на отца похож… а глаза всё одно мои остались!

Женщина припала к моему плечу и зашлась в тихих рыданиях. Вот в то момент меня и проняло окончательно. Я обнял матушку, прижался к ней всем телом, как в детстве, вдохнул родной до боли запах, который снился мне ночами, чудился в толпе.

— Мама… это правда ты? Мама!

— Конечно, я, кто же еще! — счастливо смеялась матушка, заливаясь слезами.

— Ну, будет сырость-то разводить, — недовольно заворчал дед.

Я коротко глянул на него и понял: ка бы не статус патриарха, да не мужской род, сам бы и плакал, и смеялся, и обнимался без зазрения совести.

— Дед… деда… — голос сорвался, и вырвалось