Браво-Два-Ноль - Энди Макнаб

— Твою мать, это еще что такое? — воскликнул Марк. — Просто уму непостижимо! Ну почему, черт побери, это не обыкновенный «Лендкрузер»?

Объятый паникой водитель заглушил двигатель. Он и двое пассажиров, раскрыв от ужаса рты, таращились на дула автоматических винтовок и пулеметов.

Такси, старая ржавая колымага, была украшена в традиционном арабском стиле: повсюду болтались какие-то кисточки и аляповатые религиозные эмблемы. Сиденья застелены старыми ковриками. Водитель сходил с ума в истерике. Двое пассажиров на заднем сиденье представляли занятную картину: оба в аккуратно наглаженной зеленой форме и беретах, с маленькими чемоданчиками на коленях. Младший из них объяснил, что они отец и сын. Мы быстро перерыли их пожитки, проверяя, есть ли в них что-нибудь стоящее.

Нам нужно было действовать быстро, так как не было никакой гарантии, что на дороге не появятся другие машины. Мы попытались отогнать иракцев с дороги, но отец упал на колени, решив, что его сейчас убьют.

— Христианин! Христианин! — завопил он и, порывшись в кармане, достал связку ключей с брелоком, изображающим мадонну. — Мусульманин! — добавил он, указывая на водителя, пытаясь свалить на него всю вину.

Теперь и водитель повалился на колени, отбивая поклоны и причитая молитвы. Нам пришлось подтолкнуть его дулами винтовок, чтобы поднять с земли.

— Сигареты есть? — поинтересовался Динджер.

Сын послушно протянул ему две пачки.

Отец, поднявшись на ноги, начал было целовать Марка, судя по всему, выражая благодарность за то, что его оставили в живых. Водитель продолжал вопить и читать молитвы. Это был какой-то фарс.

— Что он хочет? — спросил я.

— Эта машина — его ремесло, — на довольно приличном английском ответил сын. — Ему нужно кормить своих детей.

К нам подскочил негодующий Боб.

— С меня достаточно, мать вашу! — воскликнул он и, засунув кончик штыка водителю в ноздрю, отвел его в ров.

Мы согнали в ров всех троих. У нас не было времени их связывать, нам просто хотелось как можно скорее тронуться в путь. Нам было нужно оставить позади хотя бы несколько миль.

— Машину поведу я, — сказал я. — Я смотрел фильм «Таксист» с Робертом де Ниро в главной роли.

Рычаг переключения передач на этой допотопной машине находился на рулевой колонке, и у меня не сразу получилось управляться с ним. Под аккомпанемент улюлюканий и насмешек я развернулся в шесть приемов, и мы поехали на запад. Быстроногий сидел впереди, определяя направление по компасу; остальные трое втиснулись на заднее сиденье. Принимая в расчет преследовавшие нас неудачи, я бы нисколько не удивился, если бы и компас тоже спятил и следующим дорожным указателем, который попался бы нам на глаза, стал бы «Добро пожаловать в Багдад».

«Коротких» (пистолетов) у нас не было; все наше вооружение состояло из «длинных», и если нас обнаружат, воспользоваться им будет достаточно сложно. И тем не менее мы были рады до смерти. Приближался решающий час. Мы или сегодня же ночью окажемся в Сирии, или погибнем.

К сожалению, мы были обречены двигаться только по дорогам, однако мы собирались выжать из этого максимум. Бензина в баке было больше половины, более чем достаточно для того расстояния, которое нам предстояло преодолеть. К тому же мы двигались с умеренной скоростью, сберегающей топливо, потому что не хотели привлекать к себе внимание. Меньше всего на свете нам сейчас была нужна авария, хотя бы самая пустяковая. Мы собирались ехать столько, сколько сможем, после чего бросить машину и идти к границе пешком.

Мы попытались проиграть наши действия в том случае, если нас остановят на ТКПП (транспортном контрольно-пропускном пункте). Нам так и не удалось ничего придумать. Мчаться прямо на ограждение бесполезно. В кино такое, может быть, и проходит, однако на самом деле это из области фантастики. Постоянный ТКПП оборудован всем необходимым, для того чтобы предотвращать подобное. Каждая проезжающая через него машина находится под прицелом нескольких стволов, и мы добьемся только того, что нас продырявят, как решето. Вероятно, мне придется резко тормозить, после чего мы выскочим из машины и дадим деру.

К несчастью, у нас под рукой были карты, полученные с помощью аэрофотосъемки, а не автомобильный атлас. Сеть дорог очень запутанная. На перекрестках Быстроногий направлял меня так, чтобы мы двигались преимущественно на запад, и я постоянно сверялся со спидометром, определяя, сколько мы проехали.

Первым крупным ориентиром, который встретился нам по пути, оказалась заправочная станция. Там было полно армейских машин, вокруг которых разгуливали солдаты, однако блокпоста не было. Никто не обратил внимания на проехавшее мимо такси.

Нам нужно было делать вид, будто мы знаем, куда едем. Если со стороны будет заметно, что мы заблудились, это вызовет подозрение, а может быть, даже кто-нибудь вызовется нам помочь.

Вскоре мы подъехали еще к одной развилке. На запад дороги не было, и нам оставалось повернуть на север. Это уже было нормальное двухполосное шоссе, а не те узкие проселочные дороги, по которым мы блуждали до сих пор. В нашем направлении медленно тащилась колонна бензовозов. Мы попытались было ее обогнать, но навстречу двигался поток военных грузовиков. Поскольку никто больше так не поступал, мы вынуждены были смириться и ехать вместе со всеми. По крайней мере мы двигались, и отопитель работал на полную катушку. В салоне царило блаженное тепло.

Колонна остановилась.

Почему, мы не могли определить. Впереди светофор? Дорогу перегородила неисправная машина? Или же это ТКПП?

Выскочив из машины, Быстроногий быстро огляделся по сторонам, но в темноте ничего не смог рассмотреть. Мы снова поползли вперед, затем остановились, и Быстроногий опять выскочил из машины.

— Впереди колонны военные грузовики, — объяснил он. — Один из них или на что-то наехал, или сломался.

Вокруг шатались солдаты, пешие и на «Лендкрузерах»; легковые машины и грузовики вынуждены были лавировать между ними. Мы начали обгонять остановившуюся колонну, и я затаил дыхание. Один из солдат, регулирующих движение, заметил нас и помахал рукой, предлагая проезжать. Марк, Боб и Динджер, сидящие сзади, притворились спящими. Мы с Быстроногим, укутанные платками, глупо улыбаясь, помахали в ответ. Когда все это столпотворение скрылось в зеркале заднего вида, мы расхохотались, словно одержимые.

Мы въехали в населенный пункт. Перед общественными зданиями возвышались статуи Саддама Хусейна, его портреты красовались повсюду. Мы проезжали мимо кафе, вокруг которых толпились люди. Нам попадались гражданские машины, военные грузовики, бронетранспортеры. Никто не обращал на нас внимания.

Дороги и развязки то и дело уводили нас в противоположном направлении. Мы проехали немного на север, затем на восток, после чего на юг, потом на запад, стараясь в целом все-таки двигаться на запад. Сидевший сзади Марк держал на коленях «Магеллан», стараясь определить наше местонахождение, чтобы если дело примет дерьмовый оборот, каждый из нас знал, как добираться до границы.

Динджер курил, словно приговоренный к казни, которому удовлетворили его последнее желание. Я подумал было о том, чтобы присоединиться к нему. Я ни разу в жизни не пробовал курить, и у меня мелькнула мысль: возможно, сегодня ночью мне суждено умереть, так почему бы не попробовать, пока есть такая возможность?

— Слушай, какая фишка в куреве? — спросил я Динджера. — Надо втягивать дым в легкие или что?

— Ну ты же пробовал курить, ведь так?

— Нет, дружище, ни разу в жизни.

— В таком случае, придурок, не вздумай начинать сейчас. Ты забалдеешь и во что-нибудь врежешься. К тому же известно ли тебе, сколько человек в мире ежегодно умирают от рака легких? Я просто не могу подвергать тебя такой опасности. Однако я тебе скажу вот что: ты можешь насладиться пассивным курением.

Он выпустил в мою сторону целое облако дыма. Я был вне себя от ярости, и Динджер прекрасно знал, что так оно и будет. Когда мы с ним вместе служили в контртеррористическом отряде, Динджер водил один из наших «Рейнджроверов». Он знал, что я ненавижу сигареты, поэтому постоянно дымил, как паровоз, не опуская стекла. Я бесился, наконец не выдерживал и опускал их, а Динджер надрывался от хохота. Еще у него была кассета: «Элвис Пресли — первые двадцать лет». Он знал, что я ее терпеть не могу, поэтому включал при первой же возможности. Как-то мы ехали по магистрали М-4, и я опустил стекло, чтобы хоть как-то проветрить прокуренный салон. Динджер, ухмыляясь, вставил кассету. Я ткнул кнопку выброса, схватил кассету и вышвырнул ее в окно. Тем самым была объявлена война.

У меня были свои кассеты, которые я брал с собой на длительные поездки, но вся разница заключалась в том, что это была хорошая музыка: как правило, тяжелый рок. Однажды, много недель спустя, поздно вечером я включил одну из своих кассет и, закрыв глаза, начал жаловаться по поводу того, что Джинджер вечно курит и громко пердит. Не успел я опомниться, как он выхватил кассету из магнитофона и отправил ее вслед за своим Элвисом.