Два угла - Юлия Шолох

Шалье медленно закрыл глаза но, тут же, с досадой поморщившись, открыл обратно, потому что там, в темноте, его поджидали остатки ночных видений, никак не желающие растворяться.

Одежду она сбросила, казалось, одним движением, прямо на темные пластины пола, и впервые за все время понеслась включать душ, ни разу не оглянувшись по сторонам.

Вода действительно принесла облегчение. Правда, Латиса отчего-то долго кашляла, сплевывая, а потом умывалась, чувствую под пальцами что-то слизкое. Спина чесалась сильнее всего остального и тут как нельзя кстати пришлась длинная мочалка из туристического комплекта.

Зуд проходил, и теперь даже можно было разглядеть стены цвета темного шоколада и голубые крошечные лампочки на потолке, повторяющие такой же, как в спальне, узор. Над головой сверкала целая россыпь точек, свет был не очень ярким, сразу включить большие лампы Латиса не успела, а теперь уже было лень выходить из-под щекотного потока воды. Переключив воду на более теплую, она привычно провела ногтями по руке. Кожа слезла огромными рваными клочками, прозрачными и легкими, как целлофан. Следующую минуту Латиса визжала так, что не могла даже думать. Однако с рукой было все в порядке, обычная рука, не считая пленки, подобной той, что бывает после солнечного ожога. Медленно оплывающая под струями воды, она казалась чем-то ненормальным, каким-то явным признаком смертельно опасной болезни. И еще почему-то вспомнилась змея, сбрасывающая кожу целиком, от этой мерзкой мысли просто затошнило.

Шалье она увидела, только когда тот схватил ее за руку, рассматривая, из-за чего поднят такой крик. Осторожно провел ладонью, легко стирая остатки прозрачной пленки. Потом по второй руке, потом по шее к ключицам.

— Что это? — повторяла Латиса непослушными губами.

Ниже, к груди. Потом молча отдернул руку и отошел на шаг назад, держа за одну ладонь.

И… загорелся.

Латиса даже испугаться не успела. Когда попыталась отдернуть руку, уже понимала, что ей не больно и дергала скорее по инерции.

И вот уже его руки снова лежали на плечах, ниже, к локтям, ладоням, снова шея, к ключицам.

Он что-то со мной сделал, поняла Латиса.

На груди его руки замерли. Впервые посмотрев в настоящее лицо Шалье, окруженное легкой синевато-серебристой дымкой, Латиса просто задохнулась от горящего в глазах откровенного желания. И про все забыла.

Через секунду она уже упиралась спиной в выложенную мраморными пластинами стену.

Латиса мало что помнила. Шалье даже не разделся, она что-то расстегивала, потом его руки на бедрах, поднимающие вверх и ткань кафита, через которую она вцепилась в него так крепко, что пальцы сводило. И тяжелое дыхание, которое становилось все громче, пока не заглушило и шум льющейся сверху воды, и ее собственные глухие стоны. Они оказались именно такими, какими слышались ему по ночам.

Потом Шалье отнес ее в спальню и только тогда разделся.

Ночь получилась очень длинной. Но главное — одна на двоих.