ТалисМальчик - Диана Ибрагимова

Тебе только кажется, что ты живёшь так, как тебе хочется, и ходишь, как кот, сам по себе. А ты топчешь только проторённые другими дорожки, называя это свободной жизнью. В сущности, любой кот так заблуждается, ведь коты не изобретают ничего нового и не делают открытий. А если открытие делает их само – пугаются его, боятся, как воды. И вот этот свой уход от стоящего и настоящего они называют «гуляю сам по себе».

Думаю, тебе уже давно хотелось уйти от самого себя. Шанс был. И неплохой. При соблюдении некоторых условий мог бы стать реальностью. Но… Да здравствует призрак виртуальной свободы! И любовь с отягощениями – чтоб и душевная и телесная мускулатура напрягалась и не расслаблялась.

А быстро ты утешился. Это получается, через месяц после ухода жены ты завёл себе Домовёнка. Привёл девицу с тараканами в голове, которых сам потом испугался, в дом, где вырос сам и где родился твой сын. Завёл чужих тараканов в святая святых, а как этих тараканов вывести, не знаешь.

Ты и сейчас скоро найдёшь себе следующую жертву. Как ты там говорил? Стоит тебе на дискотеке появиться ‒ и выстроится очередь из желающих за тебя замуж. Так, что ли? Ну и вперёд! За очередной нематюкливой дояркой, для которой ты – изворотливый крышетёк – будешь полубогом. Не хочется тебя расстраивать, но у нас, появись ты в ночном клубе, тебе светит быть использованным только в постели. Остроумный вибратор – не больше. Это ты в своём мирке божок. Но мирок-то маленький и приземлённый. Божок, соответственно, тоже.

А ты ведь мог бы со всем, что мы планировали, справиться. Мог бы. Если бы не чёрная дыра вместо того светлого Талисмальчика из детства. Чтобы не сойти с ума, я приняла за аксиому, что ты двулик и многолик. И всё хорошее, что я думала, говорила и делала, относилось к тому робкому светлому мальчику. И пусть теперь наглый тёмный тип тому Талисмальчику завидует до самой смерти, потому что ему, поганцу, ничего хорошего не светит.

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

Сегодня какой-то спокойный день, может, потому что десятый ‒ Алевтина посчитала. С утра пани Зоряна прощалась с морем, а вечером они собирались погулять по городу и пофотографироваться около достопримечательностей. Ну, и накупить всякой сувенирной ерунды, конечно. Давно пора достать из чехла фотоаппарат, думала Аля. Хорошо, что Домовёнок его с собой не прихватила. То ли не заметила, то ли не рискнула – посерьёзнее всё-таки, чем какой-то там триммер.

После обеда Алевтина ждала Зоряну на остановке и общалась по телефону с одной из своих подруг.

− Аль, так я не поняла – ты на Чёрном море?

− На коричневом. На Азовье.

− А-ха! Там, где всё детство отдыхала?

− Да. Именно тут.

− А то мы гадаем – куда Алевтина пропала? А её, оказывается, ностальгия замучила.

Точно. Ностальгия мучила, мучила и… отпустила.

День клонился к вечеру, и был облачным, а не ослепительно солнечным, как накануне. Как раз удобно для фотографирования: света ещё достаточно, но не придётся хмуриться и запечатлевать скривлённые рожицы. А то на многих детских Алиных фото, которые они делали сами ещё маленькими, хорошо получилась только беседка с морем, а дети щурились от солнца.

В кафе у остановки заиграла песенка «Алиби». Она же звучала по радио в тот вечер, когда они с Денисом возвращались с моря.

Перелистай мысли и фразы, словно альбом полупустой. И привыкай, что моё сердцебольше не с тобой. Я только звук. Разве не слышишь?я не твоя, здесь меня нет.

Забудь обо мне, забудь. Я – твоё табу, Ничего вернуть нельзя. Прости, ты меня прости, Но порвалась нить, Просто отпусти меня.

Денис на словах припева тогда резко затормозил, выскочил из машины и закурил.

Перечеркни несколько строчек, точку поставь, сердце не тронь. Я упаду капелькой грустина твою ладонь.

Потом сел в машину и зачем-то спросил:

− Ты меня ещё курящим не видела?

Курящим? Она его и настоящим-то никогда не видела! Чувства Алевтины тогда были созвучны другой музыке, но песенка отвлекла, и где-то по извилинам проползла уставшая мысль: ах, да! он ведь говорил, что не курит.

Что-то у нас не совпадает, я вместо слов тихо дышу Время на ноль боль умножает, просто ухожу.

Зоряна подъехала, как и обещала, и началась задуманная культурная программа. Теперь уже Алевтина могла спокойно рассматривать прилавки рынка набережной, полные всякой дребедени.

На прозрачной стенке палатки висели бинокли и подзорная труба. Детвора толпилась возле, а взрослый дяденька вертел в руках увесистый прибор и смотрел на далёкий кораблик в море. Опыт, однако, Але подсказывал, что то, что разглядываешь в подзорную трубу, может оказаться совсем иным при ближайшем рассмотрении. И не труба в этом виновата, а разглядывающий.

Чашки с надписью «Бердянск» и налепленными на них достопримечательностями – бычком, рыбачком, беседкой. Развешенные веера – деревянные, тряпичные на пластике, бумажные в японском стиле – слегка защищающие торговцев от уже неяркого, но прилипучего солнца. Рапаны, ракушки самые разнообразные – от маленьких до гигантских. Браслетики кожаные, подушечки можжевеловые, подставки под всё на свете… А под сердце подставки есть? Под сердце? Нет. Таких подставок не бывает. Сердце со всем должно справляться само.

Бижутерия из кораллов, бирюзы, оникса. Чего только не было на прилавках вечернего рынка! Сумочки из дерева – маленькие и большие, тёмные и светлые, симпатичные и совершенно топорные.

В детстве у неё была такая – небольшая, изящная, вся из мелких деревянных бусин, красивая – глаз не отвести! Аля тогда всё лето её разглядывала и умоляла силы небесные и сказочные, чтобы никто именно эту сумочку не купил до папиного приезда. Сумочка была дорогая, и бабушка наотрез отказалась её покупать. Но сразу же в день прибытия девочка потащила папу на набережную.

Папа повертел в руках деревянную поделку, пожал плечами, резко вскинул бровь, услышав цену, глянул на дочь и купил.

Эту совершенно непрактичную вещицу, просто декоративную штучку, приятную глазу, не понял никто, кроме папы. А он сообразил, что это не каприз младшей дочки, не сиюминутная блажь, о которой она через день забудет, а глубоко вожделенная знаковая вещь, и тот кусочек счастья, который можно дать ребёнку.

Однажды такое же понимание Алевтина прочла в глазах мужа. Ей тогда безумно понравился комплект элитной бижутерии из новой коллекции. Лёша не то чтобы был против, он просто не мог понять, зачем нужно покупать такую дорогую бижутерию, если почти за те же деньги можно взять драгоценности. Но потом Алексей внимательно посмотрел на жену и понял, что это тот материальный кусочек счастья, который ей необходим прямо сейчас. И неважно, что это за кусочек – бриллианты, хрусталь или букетик осенних астр – его нужно дать любимой. Просто взять и подарить.

Мужчины в жизни Алевтины умели любить и одаривать.

Алёша, в отличие от Дениса, никогда не пройдёт мимо бабушки с букетиками.

Он цветы находит буквально всюду и всегда, даже тогда, когда у других мужчин ничего внутри не отщёлкивает. Своим цветочным фанатизмом Алексей часто ставит в неловкое положение окружающих, но его это мало беспокоит.

Оказавшись у знакомых на даче, он тут же сооружал букет (с позволения хозяев или из подзаборнодикорастущих цветов) и вручал любимой. Повисала пауза, мужчины переглядывались и пожимали плечами, а женщины косились на Алевтину и живую красоту у неё в руках. Даже если кто-то из кавалеров кидался раздобывать букет своей даме, это было уже не то и не так. Не только позднее извинение всегда запоздалое, но и опоздавший букет фальшив и не нужен.

Алевтина пыталась урезонить мужа и поосадить цветочную пыльцу:

– Лёш! Ты опять? Все без цветов, а я с цветами! Мужчины унижены, женщины обижены.

– Глупости. Кто им мешал сделать то же самое?

Аргументы мужа были просты и не вызывали желания спорить. Он так чувствовал. Алексей вообще всегда был натурой цельномужской, без обычных жеманных компромиссов, свойственных другим мужчинам. Отговорки, раздумья, оттягивания, экономические расчёты – всё это было частью его работы, но не касалось личной жизни. А в личном он просто мгновенно оценивал любую ситуацию – неважно, маленькую или большую, серьёзную или курьёзную – и действовал.

Лёша, Лёшка, Алексей! Как же я соскучилась по твоим цветам! – Алевтина перебила собственные размышления.

Она пыталась зайти с другой стороны и поостудить цветочный пыл мужа:

– Лёш! Ну, зачем ты срываешь столько цветов? Красоту такую! Растут себе и пусть растут, можно и клумбами любоваться.

– Цветы созданы, чтобы их сорвали. Это их высшее предназначение.

У него была своя цветочная теория и мужская логика. Влюблённая логика.

– Аленький! Ну, подумай. Ты можешь любоваться цветком на клумбе десять минут, а можешь неделю, если он стоит у тебя в гостиной. Как ты думаешь, что выберет цветок? Да для него будет абсолютным цветочным счастьем пожить у тебя в руках и порадовать именно тебя!.. К тому же чаще всего цветы уже сорваны до меня, я лишь букеты беру. И пусть эти букеты живут лучшую часть своей жизни рядом с тобой.