Роковой поцелуй - Хейер Джорджетт

– Полагаю, вы не можете отказаться?

– Это совершенно исключено, – отрезал Перегрин. – Уверен, мне не надо призывать вас к молчанию. Вы ведь понимаете – я не хочу, чтобы об этом деле прознали моя сестра или мисс Фэйрфорд.

Мистер Тавернер поклонился.

– Разумеется. Можете положиться на меня. Кто выступает в роли вашего секунданта?

– Фитцджон. – Перегрин покрутил в пальцах брелок от часов. – Бернард, если со мной что-нибудь случится… короче говоря, если я не вернусь, вы ведь позаботитесь о Джудит, не так ли? Да, она пребывает под опекой Уорта, но он ей не нравится, а вы наш кузен, и потому сделаете все, чтобы с ней ничего не произошло.

– Да, – коротко ответил мистер Тавернер и поднялся. – А теперь я вас оставляю: вам надо уладить свои дела. Мне очень жаль, что так получилось, поверьте.

Остаток дня Перегрин провел очень разумно. Сначала наведался в Салон Джексона, где в спарринге позабыл о своих проблемах; оттуда направился на Альбемарль-стрит, дабы испросить разрешения прокатить мисс Фэйрфорд в своем тильбюри по Парку. Обед в гостинице Ричардсона, посещение театра на Друри-лейн и ужин в «Пиацца Кофи-Хаус» стали достойным завершением дня, и вскоре после полуночи он вернулся на Брук-стрит, слишком уставший, чтобы долго терзаться мыслями о предстоящем дне.

Камердинер Перегрина, которого пришлось посвятить в происходящее, ровно в шесть утра раздвинул занавески у его кровати и начал готовить бритвенный прибор. Перегрин в сбившемся набок ночном колпаке сел на постели и стал мелкими глоточками потягивать горячий шоколад. Одна из служанок, внеся вязанку хвороста, развела огонь в холодном камине. Утро выдалось сырым, промозглым, и необходимость одеваться при свете свечи чрезвычайно угнетала юношу. После того как служанка ушла, Перегрин встал с кровати, накинул на плечи халат и уселся перед зеркалом, дабы его побрили. Камердинер, которого он привез с собой из Йоркшира, выглядел мрачным, словно на похоронах, а когда Перегрин принялся тщательно выбирать, в какой из многочисленных костюмов облачиться, испустил тяжелый вздох, явно сочтя поведение хозяина недопустимо фривольным. Но Перегрин, в глубине души задававшийся вопросом, уж не делает ли он сейчас последний в своей жизни выбор, был твердо намерен показать, что даже сегодня не допустит несвойственной ему неряшливости в одежде. Он надел пару тускло-желтых панталон и легкий жилет, тщательно повязал шейный платок и натянул ботфорты с кисточками.

– Подай мою новую шляпу, Джон. Я надену просторное пальто для верховой езды и возьму синий платок в белый горошек.

– Ох, сэр! – простонал камердинер. – Никогда не думал, что доживу до такого дня!

Нижняя губа Перегрина предательски задрожала, но в глазах у него появился блеск, и он нервно рассмеялся.

– Ты! Это я должен спрашивать себя, доживу ли до вечера нынешнего дня!

– И зачем только мы приехали в этот Лондон?! – продолжал стенать камердинер.

– Помолчи! – оборвал его Перегрин, коему разговор этот не доставлял ни малейшего удовольствия. – Который час? Начало восьмого, не так ли? Что ж, помоги мне надеть пальто, уже пора выходить. Задуй свечи – светлеет. Письма, которые я тебе дал, при тебе?

– Они у меня в кармане, сэр, но я молю Господа, чтобы мне не пришлось с ними делать ничего, кроме как сжечь!

– Сожжешь, не волнуйся, – отмахнулся Перегрин, подхватывая шляпу и перчатки.

Вытянув правую руку, он пристально уставился на нее. Она не дрожала. Это немного приободрило его. Неслышно выйдя из комнаты, Перегрин спустился по лестнице. Камердинер следовал за ним по пятам, держа в руках канделябр, чтобы осветить ему погруженные в темноту ступеньки, и отодвинул засов на входной двери.

Напротив дома стоял опрятный экипаж, а на тротуаре застыл мистер Фитцджон, кутающийся в просторное пальто; он как раз сверялся со своими часами.

– До свидания, Джон, – сказал Перегрин. – Если мы больше не увидимся… словом, до свидания, и не забудь о письмах. Я не опоздал, Фитц?

– Минута в минуту, – заверил его мистер Фитцджон. Окинув Перегрина внимательным взглядом, он, похоже, остался удовлетворен. – Садись, Перри. Выспался?

– Выспался ли я? Еще бы! Спал сном младенца, пока слуга не разбудил меня сегодня утром! – откликнулся Перегрин, усаживаясь в экипаж.

– Будь я проклят, но ты ведешь себя как заправский бретер! – одобрительно заметил мистер Фитцджон. – Сегодня у тебя первая дуэль, или тебе уже приходилось драться раньше?

– Нет. Честно говоря, сегодня у меня первый раз, – признался Перегрин. – Но, надеюсь, не последний.

– На этот счет можешь не волноваться, – чересчур уж сердечно заявил мистер Фитцджон и принялся тыкать в сиденье напротив кончиком своей трости. – Ты не хочешь убивать его, и я ни за что не поверю, будто он намерен убить тебя. Но при этом, Перри, не вздумай рисковать и спускай курок, как только прозвучит команда, понял? Ты ведь уже стрелял у Мэнтона, верно? Словом, не медли. Все, что от тебя требуется, – представить, будто ты в тире и стреляешь по мишеням. Разницы нет никакой.

Перегрин отвел глаза от мелькавших за окошком домов и долгим взглядом уставился на друга.

– В самом деле? – осведомился он.

Мистер Фитцджон встретил его взгляд, но потом опустил глаза и принялся изучать набалдашник своей трости.

– Нет, разница есть, – согласился он. – Но отец однажды сказал мне: секрет хорошего дуэлянта в том и состоит, чтобы убедить себя, будто ее нет.

Перегрин согласно кивнул, взял в руки продолговатый ящичек, лежавший на сиденье напротив, и открыл его. В нем оказалась пара простых дуэльных пистолетов.

– Можешь примериться к ним: они не заряжены, – посоветовал мистер Фитцджон.

Перегрин вынул из ящичка один из них, взвесил его на руке и попробовал собачку. Затем положил его на место и закрыл крышку.

– Хорошая балансировка, – заметил он.

– Да, первоклассное оружие, – согласился мистер Фитцджон. – Легкий спуск, разумеется. Достаточно малейшего нажатия.

Карета остановилась на Грейт-Ормонд-стрит, чтобы подобрать доктора, который, едва лошади успели остановиться у его крыльца, вышел из дому и проворно запрыгнул в экипаж. Под мышкой он держал черный саквояж, в котором, как предполагал Перегрин, находились инструменты его ремесла. Странно, однако вид саквояжа произвел на юношу куда более удручающее впечатление, нежели шкатулка с пистолетами.

– Вы как раз вовремя, джентльмены, – сообщил доктор, потирая руки. – Прохладное выдалось утро, не находите?

– Да уж, не жаркое, – согласился мистер Фитцджон. – Но совсем скоро мы все будем пить горячий кофе в одном уютном местечке неподалеку от Грина, которое я хорошо знаю.

– Что до меня, то я не прикасаюсь к кофе, – заявил доктор. – Считаю его вредным для желудка. Какао – это да, нет никакого вреда от чашки какао, а в некоторых случаях оно может оказаться чрезвычайно полезным.

Предмет разговора явно представлял для него повышенный интерес; не исключено, правда, что заодно он хотел отвлечь Перегрина от предстоящей дуэли. Словом, как бы там ни было, доктор пустился в рассуждения о вреде и пользе вина и чая для человеческого организма; он все еще разглагольствовал к тому времени, когда карета прибыла к деревушке Уэстбурн-Грин.

Место встречи находилось неподалеку от дороги, и карета смогла подъехать к нему прямо по полю.

– Мы первые, – сообщил мистер Фитцджон, спрыгивая на землю. – Но ждать нам осталось недолго, потому что время уже близится к восьми. Разве что, естественно, наш противник не передумал. Перри, если тебе будут предложены извинения, то я приму их.

– Очень хорошо, – ответил Перегрин, вдруг обнаруживший, что язык повинуется ему с трудом.

Он вылез из экипажа и со своим другом зашагал к месту дуэли. Хотя день обещал быть пасмурным, стало уже совсем светло. Дул резкий, порывистый ветер, и собирающиеся на горизонте тучи грозили пролиться скорым дождем. Перегрин сунул в карманы руки, чтобы они не замерзли, и запрокинул лицо к небу. В желудке у него образовался неприятный холодок, но во всем остальном он испытывал странное ощущение отстраненности, словно смотрел на себя со стороны.