Морская крепость - Андрэ Нортон

Уна выпрямилась, высказав мысль, которой он не решился поделиться.

— Нас может подобрать «Крачка».

— «Крачка»! Да, она останется в море, так как поблизости нет причала, до которого можно быстро добраться! — воскликнул Нордис.

— Буря не заставит её искать убежища, — оживленно подхватил Сантор. — Она в прошлом не раз выдерживала такие, к тому же очень сильной бури, как предыдущая, не будет.

Но тон его, вопреки надежде, которую высказала Уна, был мрачным. Не нужно было напоминать, что буря, даже и не очень сильная, для их шлюпки очень опасна.

— Забудьте о «Крачке», — решительно сказал фальконер. — Если встретим её, будем радоваться, но для этого должно случиться чудо. Надеяться нужно только на эту шлюпку и собственные силы.

После этих слов оживление покинуло его товарищей. Невозможно было усомниться в их справедливости, и если в глубине души Уна продолжала надеяться на встречу со вторым кораблем Круглой башни, вслух она об этом не говорила. Лучше сразу отказаться от подобной надежды, чем испытать разочарование потом, когда вместе с физическим истощением оно сможет вызвать и упадок душевных сил.

Командир фальконеров и леди Уна сели за весла. Моряки не протестовали, они знали, что эти двое выведут шлюпку в открытое море и повернут к дому. А их опыт и свежие силы понадобятся позже, когда придется бороться со штормом.

Буря разразилась не внезапно, а словно наползала, боясь появиться открыто. Не успела шлюпка покинуть бухту, как пошел мелкий и редкий дождь. Ветер, хотя и очень холодный, все же не достигал силы настоящей бури. Океан оказался восприимчивей к предстоящей буре, но и он пока не проявлял силу в полной мере.

Но положение и так оставалось трудным. Поднялись сильные волны, мышцы Тарлаха болели от напряжения, а лодка словно остановилась. Однако фальконер упрямо отказывался уступить свое место за веслами.

Так поступить его заставлял не только долг, его удерживала гордость. Леди долины, на вид такая хрупкая и нежная, тоже не отказывалась от весел. И пока она выдерживает, он тоже выдержит.

И только когда дождь превратился в ливень, а ветер поднял ещё более сильное волнение, они уступили место более опытным товарищам.

Наемник свернулся на корме, защищая сокола, давая ему, насколько возможно, убежище и тепло. Его товарищ может погибнуть. Тарлах знал это, хотя самое трудное ещё впереди. И он приходил в отчаяние, потому что ничего не мог сделать. Даже не мог уберечь от дождя птицу. Тарлах апатично подумал, что вообще больше никому не может помочь. Он даже не в состоянии наблюдать за работой моряков.

Уна сидела рядом с ним. Он не видел её лица, потому что она опустила голову, но по тяжелому дыханию, по тому, как опущены её плечи, он понимал, что она устала больше, чем он.

Неудивительно. Женщине приходилось преодолевать не только усталость, голод, жажду и холод, но и боль. Его многочисленные царапины тоже нестерпимо жгло от соленой воды, хотя они, если не считать раны плеча, которая начала сильно болеть, не опасны. Тем не менее он испытывал боль и раздражение. И мог представить себе, что испытывала она, когда брала в израненные руки весла…

Поток ледяной воды заставил его ахнуть.

Волна, обрушившаяся на них, миновала, но приближалась вторая, она возвышалась над наполнившейся водой шлюпкой.

— Вычерпывайте! — закричал Нордис. — Вычерпывайте, или мы потонем!

Тарлах и леди принялись за эту работу с отчаянной быстротой, и скоро лодка стала легче и более управляема.

Отдохнуть не было никакой возможности ни сейчас, ни в последующие долгие часы. Дождь усилился и шел почти сплошной стеной. Он и один мог заполнить лодку, а к этому ещё добавлялась вода каждой третьей волной.

Нордис и Сантор в эту ужасную ночь доказали свое мужество и мастерство. Они сражались с волнами, направляя лодку носом к волнам, чтобы каждая очередная волна не могла затопить их. Иногда сидящие на корме видели своих товарищей за веслами вертикально над собой, когда суденышко поднималось на крупную волну, силуэты моряков отчеливо были видны на фоне освещенного молниями неба. Потом, когда лодка устремлялась в очередную пропасть, моряки оказывались внизу.

В тысячный раз вычерпав воду, Тарлах оставил ведро на коленях. Он знал, что передышка будет недолгой. Скоро снова придется приняться за работу. И тут он ощутил пугающую пустоту. Его не касалось другое сознание.

— Нет! — простонал Тарлах. Сокола не было. Он даже не заметил его исчезновения.

— Неправда! — Ледяные пальцы Уны сомкнулись на его руке. — Не верь, он не погиб. Кто-нибудь из нас почувствовал бы, что он умирает, Тарлах. Но мы не почувствовали. Он… он ведь не был в безнадежном состоянии, когда ты в последний раз видел его?

— Нет.

Тарлах посмотрел на неё уже с надеждой. Ему очень хотелось верить, но он боялся, что разочарование принесет ещё большую боль.

— Где же тогда…

— Наверно, полетел за помощью.

— В такую бурю? — недоверчиво возразил он.

— Поверь мне: он будет лететь, как и мы работаем сейчас из последних сил. Здесь он ничем не мог нам помочь, но если, несмотря на мокрые крылья, он чувствовал, что может лететь, неужели не попытался?

— Да, лететь он может, — немного погодя согласился фальконер. — Буря хоть опасна, но не такая сильная, как предыдущая. — Он закрыл глаза. — Да поможет ему Рогатый Лорд.

— И Ганнора…

Поток воды заставил её замолчать, и они снова занялись нескончаемой работой — вычерпывали из лодки воду, грозившую потопить их.

Наступил, а затем и миновал рассвет, прежде чем буря начала стихать. Уже было позднее утро, когда прекратился дождь.

Все четверо очень устали. Они были настолько измучены, что не испытывали радости оттого, что одной неприятностью стало меньше.

Тарлах стиснул зубы. Нет, это неточно. Страдания их не уменьшились, а лишь изменились. И хоть дождь прекратился, по-прежнему приходилось воевать с волнами и резким ветром. А жажда скоро заставит сожалеть о дожде.

Уна видела, как Тарлах облизывал соленые губы, и дотронулась до его руки.

— Есть немного дождевой воды. И она протянула ему ведро.

— Всего несколько глотков, так как нельзя было прекратить отчерпывать воду ни на минуту, а потом дождь перестал.

— Леди, ты спасаешь нас!

Тарлах взял ведро. Воды действительно немного, и он сделал всего один глоток. Подержал во рту и только потом пропустил в пересохшее горло. Он в лучшие времена так не наслаждался самым прекрасным вином, как этой солоноватой водой.

Фальконер тут же вернул ведро Уне. Она тоже отпила, не больше, чем он, и передала воду морякам.

Те увидели, как её мало, и покачали, головой.