Владимир Маяковский - Владимир Владимирович Маяковский

нами —

мирный-мирный небосвод.

Брошенная,

не бойтесь красивого слога

поэта,

музой венчанного!

Просто

и строго

ответьте

на лиру Молчанова:

— Прекратите ваши трели!

Я не знаю,

я стара ли,

но вы,

Молчанов,

постарели,

вы

и ваши пасторали.

Знаю я —

в жакетах в этих

на Петровке

бабья банда.

Эти

польские жакетки

к нам

провозят

контрабандой.

Чем, служа

у муз

по найму,

на мое

тряпье

коситься,

вы б

индустриальным займом

помогли

рожденью ситцев.

Череп,

што ль,

пустеет чаном,

выбил

мысли

грохот лирный?

Это где же

вы,

Молчанов,

небосвод

узрели

мирный?

В гущу

ваших роздыхов,

под цветочки,

на реку

заграничным воздухом

не доносит гарьку?

Или

за любовной блажью

не видать

угрозу вражью?

Литературная шатия,

успокойте ваши нервы,

отойдите —

вы мешаете

мобилизациям и маневрам.

[1927]

ПРОЗАСЕДАВШИЕСЯ

Чуть ночь превратится в рассвет,

вижу каждый день я:

кто в глав,

кто в ком,

кто в полит,

кто в просвет,

расходится народ в учрежденья.

Обдают дождем дела бумажные,

чуть войдешь в здание:

отобрав с полсотни —

самые важные! —

служащие расходятся на заседания.

Заявишься:

«Не могут ли аудиенцию дать?

Хожу со времени она». —

«Товарищ Иван Ваныч ушли заседать —

объединение Тео и Гукона».

Исколесишь сто лестниц.

Свет не мил.

Опять:

«Через час велели придти вам.

Заседают:

покупка склянки чернил

Губкооперативом».

Через час:

ни секретаря,

ни секретарши нет —

голо!

Все до 22-х лет

на заседании комсомола.

Снова взбираюсь, глядя нá ночь,

на верхний этаж семиэтажного дома.

«Пришел товарищ Иван Ваныч?» —

«На заседании

А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома».

Взъяренный,

на заседание

врываюсь лавиной,

дикие проклятья дорогой изрыгая.

И вижу:

сидят людей половины.

О дьявольщина!

Где же половина другая?

«Зарезали!

Убили!»

Мечусь, оря.

От страшной картины свихнулся разум.

И слышу

спокойнейший голосок секретаря:

«Они на двух заседаниях сразу.

В день

заседаний на двадцать

надо поспеть нам.

Поневоле приходится раздвояться.

До пояса здесь,

а остальное

там».

С волнения не уснешь.

Утро раннее.

Мечтой встречено рассвет ранний:

«О, хотя бы

еще

одно заседание

относительно искоренения

всех заседаний!»

[1922]

* * *

Вчера я случайно прочитал в «Известиях» стихотворение Маяковского на политическую тему. Я не принадлежу к поклонникам его поэтического таланта, хотя вполне признаю свою некомпетентность в этой области. Но я давно не испытывал такого удовольствия, с точки зрения политической и административной. В своем стихотворении он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они все заседают и перезаседают. Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно.

Владимир Ленин.

«О международном и внутреннем положении Советской Республики. Речь на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов,

6 марта 1922 г.»

* * *

Вы заняты нашим балансом,

Трагедией ВСНХ,

Вы, певший Летучим Голландцем

Над краем любого стиха.

Холщовая буря палаток

Раздулась гудящей Двиной

Движений, когда вы, крылатый.

Возникли борт о борт со мной.

И вы с прописями о нефти?

Теряясь и оторопев,

Я думаю о терапевте.

Который вернул бы вам гнев.

Я знаю, ваш путь неподделен.

Но как вас могло занести

Под своды таких богаделен

На искреннем вашем пути?

Борис Пастернак.

Надпись на книге «Сестра моя — жизнь», подаренной Маяковскому в 1922 г.

ИЗ ПОЭМЫ

«ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ ЛЕНИН»

Неужели

про Ленина тоже:

«вождь

милостью божьей»?

Если б

был он

царствен и божествен,

я б

от ярости

себя не поберег,

я бы

стал бы

в перекоре шествий,

поклонениям

и толпам поперек.

Я б

нашел

слова

проклятья громоустого,

и пока

растоптан

я

и выкрик мой,

я бросал бы

в небо

богохульства,

по Кремлю бы

бомбами

метал: долой!

ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ

И ВЯЧЕСЛАВ ПОЛОНСКИЙ

Сегодня я,

поэт,

боец за будущее,

оделся, как дурак.

В одной руке —

венок

огромный

из огромных незабудищей,

в другой —

из чайных —

розовый букет.

Иду

сквозь моторно-бензинную мглу

в Лувр.

Складку

на брюке

выправил нервно;

не помню,

платил ли я за билет;

и вот

зала,

и в ней

Венерино

дезабилье.

Первое смущенье

рассеялось