Золотой ключ. Том 3 - Дженнифер Роберсон

Уже на второй день она рассказала о своих проблемах Аласаис, выслушавшую ее с сочувствием, что весьма понравилось Сарио, который в это время делал зарисовки лица маэссы Луиссы, дабы отвлечься от ее мягкого, но ужасно надоедливого голоса.

Итак, она занималась с Аласаис до конца месяца Имаго, а потом и во время месяца Пенитенссиа, которым завершался год. Какой? Эйха! Так трудно стало за этим следить!

Аласаис научилась аккомпанировать себе на лютне, исполнять простые мелодии — у нее был чистый, красивый голос — и танцевать несколько танцев, модных при дворе. Сарио выступал в роли ее партнера, а Луисса отбивала такт и напевала мелодию своим скрипучим сопрано.

А еще Аласаис вышивала.

— У меня еще не было такой способной ученицы! — однажды утром воскликнула Луисса, показывая ему кусок ткани, расшитый изящными узорами. Ее переполняла гордость, словно Аласаис была ее собственной дочерью.

Сарио лишь кивнул, но он тоже был горд. Создавая портрет Аласаис, он наделил ее способностями к подобным вещам — причем справился с этим просто бесподобно. Когда Луисса вернулась к своей ученице, Сарио снова занялся эскизами, облизнул палец и смочил слюной грифель карандаша. Он уже сделал несколько набросков, очень точно передающих лицо Луиссы. Нужно подождать, пока Луисса закончит свои уроки, а потом он позаботится, чтобы она никому не смогла рассказать о том что здесь делала.

Глава 70

Элейна в смятении осмотрела комнату. Из нее можно было попасть в две спальни, где стояла пара старых кроватей с деревянными рамами, кишащими вшами матрасами и пожелтевшими простынями.

— Это чудовищная цена за такие комнаты!

— В самом деле? — спросил Рохарио.

— А вы торговались?

— Торговался?

— Вы торговались с хозяином гостиницы?

Он обошел комнату, разглядывая стол с двумя стульями, потрескавшиеся оконные рамы, диван с такой выцветшей обивкой, что было невозможно установить ее первоначальный цвет, — на бело-желтом фоне остались многочисленные разводы от пролитого вина.

— Я никогда не видел ничего подобного, — признался он, возвращаясь к Элейне. На его лице застыло скорее удивление, чем отвращение. — Неужели люди так живут?

— Как и вы, дон Рохарио, — холодно изрекла она, — я выросла в Палассо. Однако моя бабушка позаботилась о том, чтобы мы имели представление о жизни за его стенами. Каждая девушка, родившаяся в Палассо Грихальва, учится быть хорошей хозяйкой. Бабушка брала нас с собой к купцам, чтобы мы посмотрели, как следует торговаться, а однажды… — Она рассмеялась, вспомнив о скандале. — Когда мне было шестнадцать, а Беатрис тринадцать, бабушка повела нас в таверну показать, как поют и танцуют ученики камнетесов на своем празднике. Скандал вышел из-за того, что каждый член гильдии имел право испросить поцелуй у любой незамужней девушки, и нам пришлось часто целоваться. Даже к бабушке обратились с такой просьбой, потому что ее муж к тому времени умер, и она постоянно носила вдовью шаль, хотя период траура закончился.

На это Рохарио не нашелся что сказать.

Элейна подошла к грязному окну и протерла его уголком своей кружевной шали, пытаясь рассмотреть раскинувшийся внизу двор. Хозяин объяснил, что частью здания гостиницы является старый палассо, стены которого были выложены красной плиткой, однако весь интерьер не менялся много лет и напоминал трижды перешитое выходное платье служанки.

Она перестала протирать окно и принялась теребить пальцами бахрому собственной “вдовьей шали”. На черном шелке были вышиты гиацинты. Интересно, если поднести их выпуклую пурпурную поверхность к лицу и вдохнуть, почувствует ли она запах цветов? Облегчит ли их аромат ее скорбь, как гласит поверье?

Впрочем, ни одного мгновения она не скорбела по своему умершему мужу. Элейна носила шаль только для того, чтобы защитить себя.

— Конечно, — вдруг заявил Рохарио, словно только сейчас до конца осознал смысл ее последних слов, — каждый год в Палассо Веррадо приглашается новая гильдия, чтобы отпраздновать посвящение учеников в подмастерья. Они приходят в тронный зал, где мой отец благословляет их и наблюдает за посвящением. Мне всегда казалось, что их одежда выглядит не лучшим образом, но я никогда не представлял себе, что люди в Мейа-Суэрте одеваются так бедно.

Взглянув на красивую одежду Рохарио, слегка помятую в дороге, на его безукоризненно повязанный галстук, который сам по себе уже являлся произведением искусства, Элейна рассмеялась. Рохарио явно здесь не место. Ничего удивительного, что хозяин заломил такую чудовищную цену: если ты одеваешься как вельможа, то и платить должен соответственно.

— Эти ученики и их родители, видимо, надели свои лучшие костюмы, чтобы предстать перед Великим герцогом, — сказала она. — А то, что вы видите сейчас, — их повседневная одежда. Разве слуги одеваются иначе в Палассо Веррада?

— Ну, все они носят ливрею. Моя мать терпеть не могла поношенной или неопрятной одежды. Видите ли, ее семья была благородная, но бедная, и, выходя замуж за моего отца, она дала клятву, что ее слуги будут одеты лучше, чем она сама, когда была девочкой.

— Даже на кухне?

— Я никогда не бывал на кухне.

— Эйха, Рохарио! Вы меня пугаете!

— Вы думаете, что я самый настоящий дурак!

И он выскочил из комнаты.

Едва оправившись от изумления, Элейна бросилась вслед за ним. И догнала его в тот момент, когда он устроил на многолюдном дворе скандал, достойный жены рыбака. Вокруг уже успела собраться толпа.

— .сколько еще своих постояльцев ты успел обмануть? Может быть, стоит спросить об этом других господ? Вас, маэссо? С вас он тоже взял слишком много? Эйха! Остается только радоваться, что моя мать, да будет благословенна ее память, не увидит, в каких комнатах пришлось остановиться мне с сестрой! Хозяин, неужели вы могли бы поместить в подобных комнатах собственную мать?

После такой тирады Рохарио решил немного помолчать, чтобы дать хозяину возможность как-то ответить. Тот немедленно схватил Рохарио за руку. Сначала недовольный постоялец резко отстранился, но потом позволил краснолицему хозяину увести себя в контору.

Элейна собралась последовать за ними, но попала под атаку нескольких мужчин.

— Милашка, привет. Мое сердце будет принадлежать тебе, если ты согласишься его взять.

— Я бы хотел посмотреть, о чем горюет ее сердечко под этой прелестной кружевной шалью.

— Сколько он тебе платит, крошка? Я готов удвоить сумму. Вспыхнувшей от гнева Элейне пришлось скрыться в гостиной.