Чёрный Мустанг - Карл Май

— Но ты ведь мгновенно взрываешься!

— Взрываюсь! Что это за выражение по отношению к моей учёной особе? Ты что, не знаешь, птенец желторотый, что в моём почтенном присутствии ты должен изъясняться более утончённо?

Дролль почесал за ухом и растерянно ответил:

— Ах, дорогой Фрэнк, я ведь родом из окрестностей Альтенбурга, а не из Морицбурга, как ты.

— К сожалению, к сожалению. И хотя ты мой самый настоящий кузен, провидение даровало нам самые разнообразные таланты. И хотя я обладаю недюжинным умом, никак не могу понять, как это нашим родителям пришла в голову мысль именно нас двоих связать такими близкими родственными узами.

— Ах, так! Значит, так! Так ты, что же, и знать меня теперь уже не хочешь?

— Будь так добр и не задавай глупых вопросов! Я как раз потому тебя так и люблю, что ты глупее меня. Что бы я делал со своей мудростью, если бы мне было некого учить уму-разуму? Ты делаешь меня счастливым, потому что мои слова, словно дождь, капли которого освежают убогих духом. Но внимание! Кажется, Олд Шеттерхенд собирается что-то делать.

Назначенный срок прошел, и Олд Шеттерхенд, свесившись вниз со склона, сложил руки у рта и крикнул:

— Токви Кава, эта хах![4]

Вождь услышал этот призыв. Было видно, что он отдал своим людям последние распоряжения, после чего отошёл от них и начал подниматься вверх в том самом месте, где спустился вниз, а в это время его воины складывали всё своё оружие в одну кучу. Вероятно, Чёрный Мустанг сказал им, с каким интервалом краснокожие должны подниматься друг за другом, потому что следующий отправился вслед за ним лишь тогда, когда он оказался наверху. Было заметно, что то ли после подъема, то ли от нервного возбуждения пульс у Токви Ка-вы бьется учащённо. Складывая руки за спиной, он хрипло сказал:

— Токви Кава сдержал свое слово, связывайте меня! Но смотрите, чтобы и вам когда-нибудь не связали руки ремнями! Если это случится, то вам конец!

Его связали и отвели немного в сторону. Остальных индейцев, поднимающихся друг за другом, связывали для большей надёжности уже попарно. Так, в конце концов, все краснокожие оказались наверху, и на земле лежало пятьдесят пар связанных команчей.

Токви Кава подозвал к себе Олд Шеттерхенда и сказал:

— Мне было нелегко склонить моих воинов к послушанию. Постараешься ли ты убедить бледнолицых, чтобы они сохранили нам жизнь?

— Я сделаю даже больше, чем обещал тебе, — ответил охотник. — Я уже говорил, что употреблю для этого всё свое влияние. Теперь, поскольку ты был послушен, я обещаю, что вы сохраните ваши жизни и свободу.

Команч в ответ на это разразился пронзительным смехом и, бросив полный нескрываемой ненависти взгляд на Олд Шеттерхенда, крикнул:

— Послушен? Я? Вам? Разве лев может быть послушен псу или буйвол скунсу? Как ты думаешь, кто ты такой? Ты гнойный нарыв на теле белой расы! А кто такой Виннету? Самый подлый и самый трусливый из апачей! У тебя, видно, во время последней зимы окончательно вымерзли мозги, если ты смеешь утверждать, что Чёрный Мустанг был тебе послушен! Клянусь Великим Маниту и душами всех наших вождей, к которым мы присоединимся в Краю Вечной Охоты, что придет время, когда вы узнаете, кто должен приказывать, а кто быть послушным!

Олд Шеттерхенд в ответ на это спокойно спросил:

— Ты хочешь этой своей болтовней лишить себя жизни? Ты ведь еще наш пленник.

— Фи! — презрительно засмеялся тот. — Токви Кава не даст себя запугать! Олд Шеттерхенд сказал, что мы можем быть уверены, что сохраним жизнь и свободу!

— Ах, так! Значит, ты всё-таки рассчитываешь на мое слово! А ты знаешь, какую честь ты мне этим оказываешь? Ладно, ты можешь нас оскорблять и дальше, поскольку я дал слово. Тебе известно, что Олд Шеттерхенд никогда не обманывает, поэтому ты уверен, что можешь по отношению ко мне нагло себя вести. Ты рычишь сейчас, как собака, которой выбили зубы, чтобы она не кусалась.

— Сам ты собака, — злобно крикнул Чёрный Мустанг. — Посмотри на мою ногу. Скоро я так тебя пну, что ты взвоешь от боли!

— Ты можешь многое себе позволить, зная, что я не нарушу своего обещания, — спокойно улыбаясь, ответил ему охотник. — Но не переусердствуй! Если ты не успокоишься, то будешь потом сильно жалеть.

— Жалеть? Это слово говорит о твоей слабости. Говори, что хочешь, мне смешны твои угрозы.

Тогда лицо белого охотника стало серьёзным, и он отчетливо произнёс:

— Хорошо, как знаешь! Я сдержу своё обещание, но ни слова, ни полслова сверх того. Ты вскоре узнаешь, что я собираюсь сделать. Я хотел поступить мягче, чем был обязан своим обязательством, но делать этого уже не стану. Мое предостережение исполнится очень скоро, расплата не заставит себя ждать!

Вместо ответа вождь команчей изловчился, подался, несмотря на то что был связан, вперед и плюнул на Олд Шеттерхенда. Тогда Виннету, обычно абсолютно невозмутимый, которого, казалось, ничто не может вывести из равновесия, сжал кулаки и воскликнул:

— Он плюнул на тебя! Кто должен покарать его за это, ты или я?

— Я, конечно, я. Но я поступлю иначе, чем ты думаешь, — ответил его белый друг. — Он не стоит того, чтобы его касалась твоя рука.

Всех остальных тоже до глубины души потрясла неслыханная наглость команча, который, будучи уверен в том, что ему будет сохранена жизнь, дал таким образом выход своей с трудом сдерживаемой злости. Раздались голоса бледнолицых, призывающих к немедленным ответным действиям. Светловолосый Каз качал головой, казалось, его курносый нос стал еще меньше. В его обычно добрых глазах появился какой-то странный блеск, и он решительно предложил:

— Мистер Шеттерхенд, это уже чересчур, этого вы не можете позволить! Разрешите, мы займёмся им!

— Как?

— Мы затянем ему ремень на шее, потом подвесим вон на том дереве, там столько подходящих для этой цели сучьев. Во всяком случае, они давно уже дожидаются этого. А если ему при этом дыхания не хватит, ничем ему помочь не смогу, лучшего он не заслужил. «Кто не хочет слушать, тот долям слушать» — есть у Тимпе такая старая добрая поговорка.

— Спасибо! Если он родился для того, чтобы быть повешенным, то наверняка найдётся для этого и подходящая петля, но совсем не обязательно надеть её ему на шею должны мы.

— В чём дело? — вступил в разговор Хоббл Фрэнк. — Этот краснокожий оскорбил вас и останется безнаказанным? Я этого не вынесу, я не стерплю этого, как собака не терпит, когда её гладят против шерсти! Есть на небосводе юга одно такое место, откуда мерцает закон возмездия. Не каждому дано прочитать его буквы, но среди тех, кто умеет это, я, конечно, в самых первых рядах. И я считаю своим долгом…