Охота на хищника - Александр Геннадиевич Щёголев

сном Гот отыскал на кухне пыльную бутылку вина. Я отказалась пить, однако Ева с Готом быстро набрались и уснули. Я прилегла рядом с ними и проснулась, как и прошлой ночью, от женского крика.

Я позвала Еву, но та не ответила. Проснулся Гот и резко включил свет.

– Где она?!

Крик оборвался. Мы с Готом смотрели друг на друга в растерянности. Как и прошлой ночью, вместе осмотрели дом. Нашли следы рвоты в унитазе и кровь на стенке раковины.

– Это по-настоящему… – пробормотал Гот. Он выглядел растерянным.

Стоило вызвать полицию, но телефоны у нас забрали. Я хотела спуститься в деревню и позвонить от местных, но Гот боялся, что по дороге мы попадем в ловушку или заблудимся.

Было решено вооружиться ножами и до утра сидеть спиной к спине, не смыкая глаз. Внезапно до меня дошло. Еву и Тину похитила Луиза. Никакого шоу с денежным призом и проверкой способностей не задумывалось. Людей привезли на убой, и тот, кто стоит за всем этим, находится в доме. Следы в снегу на крыльце отсутствовали, а значит, Луиза все это время была здесь, с нами – возможно, в подвале. К тому же имя Луиза наверняка имеет немецкие корни. Как еще Мария могла назвать единственную дочь?

Дальше играть роль талантливого медиума я не могла. Пришлось выложить Готу все, что мне рассказала Надежда. Я знала, что рискую: Гот вполне мог оказаться соучастником. Однако я быстро отмела эту мысль. Он был милым, дружелюбным и слабым физически. Но главное, что убедило меня, он был рядом со мной, когда пропала Ева.

Гот сказал, что на самом деле его зовут Коля Рыбаков и что он боится умирать. Ему было трудно до конца поверить в преступный умысел, и я отвела его в кабинет, где таилась шкатулка с женскими волосами. Оказалось, за пару дней коллекция пополнилась. Пучки светло-розовых прядей Тины и черных Евы почти завершали круг. Осталось одно деление.

Я указала на рыжие волосы, помещенные в центр.

– Это волосы Марии. Все похищения имеют отношение к ней.

– Наверно, они уже мертвы… – безрадостно заключил Гот и ушел в себя.

На рассвете мы вышли во двор, намереваясь дойти до жилых домов и вызвать полицию. Однако мы едва сделали дюжину шагов.

Тело Луизы было подвешено на одном из деревьев метрах в двадцати от особняка. Она безвольно лежала животом на суку, точно заброшенная наверх кукла. Куртку-хаки, длинные волосы, закрывавшие лицо, и стройные ноги в дутиках трудно было не узнать.

– И кто теперь убийца? – прошептал Гот.

Мы побоялись идти дальше. Послание считывалось четко.

Поднялся ветер. Мы стояли на морозе, и снежные хлопья били нас по щекам.

– Возвращаемся в дом, – сказал Гот. – Когда метель успокоится, побежим к дороге за кладбищем. По ней мало кто ездит, но другого выхода нет.

На том и решили. Я укрылась одеялом на диване, дрожа от страха и холода. Гот сидел рядом и кусал губы.

Не знаю, в какой момент я уснула. Не думала, что перед лицом смерти это возможно. Тем не менее я проснулась, и проснулась одна – от резкого шума.

Кто-то снаружи запирал на ключ входную дверь.

Снизу послышались мучительные крики. Гот отчаянно вопил, но, как и раньше, вой быстро оборвался.

Страх парализовал мое тело. Все кончено. Припасенный накануне нож пропал. Я была одна, в глухой деревне, в доме, полном невидимых врагов – безжалостных, хитрых, любящих помучить жертву. Нас могли убить в первый же день, одного за другим. Но нет: мы снимали на камеру бред о призраках и проклятии, пока убийцы смеялись за нашими спинами и ловили нас по очереди, как безмозглых мышей.

Я не знала, что делать и как выбираться. Враг стоял за дверью и знал, где я нахожусь. «Спрятаться», – сказала я себе и бросилась на второй этаж, в спальню Гота. Она единственная закрывалась изнутри на щеколду. Я постаралась открыть ставни, сорвать их с петель, но ничего не получалось. От голода и тревоги в руках не осталось сил.

На первом этаже скрипнула половица. В страхе я заползла под кровать и вдруг заметила ручку в полу. Она оказалась прибита к широкому квадратному люку. Было страшно подумать, куда ведет тайный проход в доме, где правят убийцы, но другого выхода не осталось. Смерть казалась неизбежной, но я до последнего момента пыталась ее отсрочить.

Пришлось двигать кровать. К счастью, она была легкой, сколоченной из дешевой фанеры. Я открыла люк и уставилась в темноту. За дверью спальни слышались быстрые шаги.

Я схватила сумку Гота с камерой и спустилась вниз по дощатой лестнице. Если я чудом доберусь до полиции, подумала я, фотоаппарат станет уликой – доказательством, что каждый из нас жил и сгинул в этом проклятом доме.

Призрачный свет, льющийся из спальни, с трудом высветил скудное помещение – кладовую, запертую на ключ. Каждая ее стена была обклеена зловещими рисунками – пытки взрослых людей, животных и даже детей.

На столе возле лестницы кто-то соорудил алтарь: измазанный кровью череп с перевернутым крестом, черные свечи, кости мелких животных, а в центре потрепанная книга – Baal-Anbetung. На самом краю стола покоились два ключа. Я взяла оба, по очереди вставляя в узкую щель. Ветхая дверь открылась, и я вновь оказалась в гостиной.

В спальне Гота что-то треснуло. Я закрыла кладовую на ключ и распахнула соседнюю дверь. На этот раз она оказалась открытой и вела, как я и думала, в подвал. Закрыв ее на торчащий в замке ключ, я вновь спустилась по лестнице.

Подвал освещал тусклый ореол настенных бра. Их света хватило, чтобы разглядеть массивный железный стол. Лужа крови на нем была такой широкой, что капли беспрестанно стекали на каменный пол.

Возле стены притулился еще один стол с алтарем. На красной скатерти стояла черная фигурка хвостатого существа с человеческим лицом, копытами и рогами. Рядом на подносе лежали четыре отрубленные женские кисти и два сердца размером с кулак. Вид человеческих останков и запах, что исходил от них, едва не подкосил меня.

Это было слишком. Какой-то частью разума я все еще надеялась на розыгрыш. Верила, что Ева, Тина и Гот прячутся в подвале и давятся смехом. Теперь надежда на шутку рассеялась.

Я достала из сумки камеру Гота, чтобы сделать пару снимков для полиции. Затем проверила их четкость и случайно пролистала дальше.

Мистических видео, что Гот снимал о доме, в памяти не оказалось. Там были лишь трупы. Фото мертвой Тины с выпученными глазами