Темное солнце - Эрик-Эмманюэль Шмитт

на которые взирали испуганные родственники усопшего во время пылкой речи Кведа, в конце концов склоняли их к щедрым пожертвованиям. Тогда Квед провожал их к другой стене, и все наслаждались фреской, изображавшей блаженство покойника под сенью небесной сикоморы.

Заказчики не всегда отличались великодушием. Если попадались дети, готовые все отдать ради обожаемых родителей, то многие на погребальных ритуалах скряжничали: стремились тратить поменьше, чтобы унаследовать побольше. Случалось и такое, что умиравшие эгоистически разорялись, заранее оплатив свое мумифицирование и оставив наследникам лишь долги.

Итак, меня приняли в штат, и Мастер Найма показал мне мое жилище – освещенную узкой амбразурой клетушку: четыре стены и продавленный соломенный тюфяк. Надо было увидеть спальни, где вповалку лежали простые работники, сплошную общую подстилку, размеченную лишь брошенными в ногах котомками, чтобы оценить привилегированность моего положения.

Я быстро усвоил, что представляет собой власть Имхотепа, которого считали одним из важнейших людей Египта: он произвел коренной переворот в мире смерти. Прежде всего, он назвал ее «вечностью», придав ей привлекательности. Затем, хоть процедура мумифицирования и оставалась весьма дорогой, он сумел распространить ее на широкие слои населения, тогда как раньше она была уделом фараонов и знати. Наконец, он сделал ее более рациональной и эффективной: прежде мастерство одиночек передавалось от отца к сыну, теперь же выстроилось иерархизированное производство, объединявшее три сотни рабочих. Оно и питало состояние Имхотепа.

Улучив свободную минуту, я выходил из конторы Кведа во двор, садился у колодца, слушал и наблюдал людей. По мере того как сведения об Имхотепе прибывали, я все больше убеждался: он и есть Дерек. Хранитель Тайн оправдывал свое имя, окруженное тайнами и загадками: никто не знал его лица, голоса и возраста. Он скрывался в строго охраняемом корпусе, практически неприступном, куда были вхожи лишь хранитель Божественной печати и единственный слуга, – очень уж эта осторожность напоминала о мании преследования, которой был обуян Дерек. Во время своих редких выходов на люди он надевал маску Анубиса, величественную остроухую волчью голову серого цвета, – как это было похоже на Дерека, некогда правившего городом Бирил и появлявшегося на публике в золотой маске! Имхотепа называли непредсказуемым, подчас суровым, иногда милосердным и тотчас самовластным – и тут я снова узнавал своего сводного брата.

Увы, хоть мое убеждение и крепло день ото дня, я уперся в стену: к Хранителю Тайн доступа не имел никто. И в случае конфликта между бригадами, пусть даже рабочие устроят кровавую драку, и если подмастерье надругается над покойником, виновных приводили к Мастеру Найма, в исключительных случаях – к хранителю Божественной печати, но к Имхотепу – никогда. Как же мне исхитриться его увидеть?

Я изучал здешний персонал. Многие были в сложных отношениях с законом и скрывались здесь в надежде, что их не отыщут. Их нанимали за недостатком дешевой рабочей силы, и к покойникам они питали уважения не больше, чем к живым, в грош не ставя ни правила вечности, ни законы жизни. Прорабы неусыпно следили за работягами, чтобы те не слишком халтурили, чтобы не изломали кости тела, над которым работают, чтобы не похищали амулеты, которые полагалось вкладывать при бинтовании мумии, чтобы не воровали в лавочке драгоценные масла и помады для сбыта их на стороне.

Наряду с этими злоумышленниками, которые находились тут по неблаговидным мотивам, однако были необходимы для тяжелых и малопривлекательных работ, здесь трудились усердные специалисты, желавшие проявить свое искусство и отточить мастерство. Резальщики соперничали между собой в умении извлечь виртуозным движением из черепа мозг с помощью хитроумно изогнутого крючка, не повредив носовую кость. Бальзамировщики тестировали варианты применения едкого натра, который высушивал плоть, затем испытывали различные масла и мази, способные напитать иссохшую кожу, и под конец – смолы, предохранявшие остов от насекомых. Как я теперь понимаю, в стенах Дома с энтузиазмом подвизались и первые в истории хирурги – резальщики, – и первые химики – бальзамировщики.

Некоторые участники жили за пределами Дома – жрецы, ремесленники, изготовители едкого натра и похоронных дел мастера, сопровождавшие мумию к месту погребения. Отличить их было легко: они хорошо пахли. На входе в Дом Вечности и на выходе из него они умащались ароматами, помня, что иначе будут источать вонь, к которой мы, безвылазно тут обитавшие, привыкли и почти ее не ощущали. Вот почему от милейшего Кведа, сыновья и дочери которого жили в Мемфисе, изливались волны росного ладана.

– Ты готов, – объявил он мне. – Завтра начнешь.

Утром меня привели в такой же, как у него, кабинет, по стенам которого тянулись уже знакомые мне фрески, и я тотчас занялся первыми клиентами. Я работал серьезно, был любезен с посетителями и полезен работодателю; но, поразмыслив, ощутил некое раздвоение личности: я, бессмертный, сделался агентом похоронных дел! Хуже того: я представлялся провожатым в загробный мир и живописал реалии, не имевшие ко мне ни малейшего отношения.

На пару с Кведом я стал причастен к совершенству и скоро понял почему: когда нас душит тревога, заключение сделки успокаивает. Когда мы в слезах, правильный договор утешает. Он утешает перед лицом горя. Утешает, когда видишь вокруг множество трупов. Добрый контракт служит утешением между непреложностью смерти и шаткостью загробной жизни.

Мастер Найма поспешил меня поздравить – он и сам был доволен, что поручил мне подходящую работу. Но меня это оставило равнодушным, я стал понимать, что задерживаться на этом месте бесполезно: Имхотепа здесь я не встречу, он этот сектор обходит стороной. Говорили, будто он захаживает только в подвалы, где разрабатывают мази, масла и помады. Кто-то его там видел.

Я намекнул, что хотел бы там побывать.

– Вот идиот! – отозвался Мастер Найма. – Твое место здесь.

– Здесь слишком легко! Я не пачкаю рук, сижу в красивом кабинете: я искал тяжкого испытания! Жрица Исиды для спасения моего отца требует более серьезных усилий.

– Глупец! Ты горбатишься в Доме Вечности – вот что главное. И потом, ты здесь полезен. А там, внизу, толку от тебя будет куда меньше.

– Но моя жертва…

– Нет!

Этот бегемот славился тем, что был глух к любым просьбам и никогда не уступал. Не добиться мне своей цели, разве что надавить, найдя его уязвимое место.

Как ни странно, вскоре мне это удалось. Проходя мимо счетоводов, чей кабинет соседствовал с моим, я заметил странные манипуляции. После каждой моей встречи с заказчиками я сообщал писцам о выбранных родней способах мумифицирования, те открывали досье и заполняли отдельный лист папируса. Однако к этому папирусу, уложенному в разгороженный деревянный ящик, вскоре присоединялся его двойник, отличавшийся лишь красной пометкой, а через несколько