Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин

на обочине стояла тощая гнедая лошаденка, запряженная в телегу с коробом. Заднее колесо телеги соскочило с оси и валялось на дороге. Короб сильно накренился вбок, из него вывалились зеленоватые куски руды.

Игнат с Тихоном неспешно спрыгнули на землю, с любопытством и не без сочувствия осматривая возницу. Это был невысокий щупленький мужичонка со всклоченной бородой в рваном зипунишке и картузе. Неодобрительно покачав головой, Игнат проворчал недовольно: «Куда навалил столько-то? Пудов двадцать пять, не меньше».

– Без малого тридцать, – поежившись, признался мужичонка и снова попросил: – Подсобите, Христа ради, колесо на ось надеть… Эка жалость, версты четыре до заводов не дотянул, подсобите…

– Разве такую страсть поднимешь, – озадаченно почесал затылок Тихон. – Тридцать пудов-то… Хорошо, хоть ось не сломалась.

– Пойду сосенку срублю, – суетился незадачливый возница, доставая из короба топор. – Заместо бастрычка-то.

– И колесо дрянь, – вздохнул Игнат, осматривая колесо.

– Мне бы только до заводов доехать, – скулил мужичонка. – Пойду сосенку срублю.

– Не суетись, – усмехнулся дядька Игнат и сунул ему колесо в руки. – Держи! Сейчас подсобим.

Он слегка подсел на своих огромных ножищах, выпрямил спину и ухватился за ось. Тихон уперся в короб плечом.

– А-а-а! – зарычал Игнат, выпрямляя ноги и поднимая телегу. Мужичонка ловко надел колесо и ошарашенно оглядел Игната.

– Ну, ты Илья Муромец… Тридцать пудов поднял! – восхитился он и, что-то припомнив, спросил: – А ты, случайно, не Игнат Соломатин? Который с конем на спине пляшет?

– Он самый! – ухмыльнулся довольный Игнат. – А тебя как зовут?

– Кузьма! – расплылся в улыбке возчик. – Степановы мы.

– Ну, бывай, Кузьма Степанов, – засмеялся Игнат, залезая на телегу. – Не забудь колесо заменить да руды грузи поменьше!

Они двинулись дальше.

– Встренемся ишшо! – крикнул им вслед Кузьма Степанов, размахивая картузом. У скалы, из которой бил родник, они по привычке остановились, набрали студеной водицы, достали из сумки нехитрую еду и уселись на травке перекусить. И у Игната, и у Тихона души изболелись за оставленных в ските ребятишках: не голодают ли, не хворают, как управляются со скотиной.

Ведь совсем маленькие еще: старшему, Мите, едва исполнилось двенадцать лет, Сонечке семь годиков, Алеше – шесть. Не приведи господь, если в скит забредут сбежавшие с каторги злодеи или те же бугровщики. Кто им поможет, кто защитит? Однако неожиданно для Игната Тихон заговорил о другом.

– Скоро, дядя Игнат, год, как нет мамы, папы, Лизы, Данилы, – вдруг обмолвился он, запивая хлебушек водичкой.

Игнат вздрогнул. Кровь бросилась ему в голову. Как же он мог позабыть об этом? Лиза, Лизонька снилась ему каждую ночь, протягивая из огня руки, изо дня в день он изводил себя упреками за то, что отправился тогда на охоту и не уберег любимую. Не в силах усидеть на месте, богатырь вскочил, прошелся вдоль дороги взад-вперед, потом упал на траву и долго лежал, бездумно разглядывая плывущие по небу облака…

Игнат Соломатин бежал в Сибирь, спасаясь от рекрутского набора. Около года он скитался по разным деревням, кормился охотой и работой на крестьян-старожилов. Наконец мужчина набрел на Зеленинский скит, увидел Лизу и остановился там, несмотря на откровенную недоброжелательность раскольников. Он срубил себе скромный домик-четырехстенок неподалеку от дома Ивана Марьина, отца Лизы.

Он тоже приглянулся девушке, но ее отец, суровый раскольник, не захотел не только породниться, но даже и знаться с поддавшимся «соблазнам антихристовым» мирянином, считая «пагубой душевной» всякое с ним сближение. Однако после стычки с бугровщиками Марьин (не без помощи Лизы и ее матери – вода и камень точит) почти подружился с соседом и даже пообещал отдать за него дочь, если тот перейдет в старую веру и «восприемлет древлее благочестие».

Игнат ради любимой был готов на все, дело шло к венчанию, но… черт унес его на охоту. Захотелось счастливому жениху побаловать невесту с будущими родственниками нежным сочным мяском молоденькой косули. В августе небольшие табуны коз начинают перебираться из алтайских степей в горы под самые белки[11]. Они всегда избирали для своего прохода седловины между двумя возвышенностями, и именно на подходе к этим седловинам устраивали на них засады опытные охотники.

Игнат быстро нашел подходящее место, спрятался за камнями и стал дожидаться первого табуна. То ли он отправился на охоту слишком рано, то ли козы замешкались с переходом на горные пастбища, но ждать пришлось долго – четыре дня. Только утром на пятый день показался небольшой табун и стал не спеша подниматься к перевалу.

Одна молоденькая, красновато-бурого цвета козочка вдруг остановилась напротив Игната, задрала мордочку и принялась капризно «рявкать». Игнат выстрелил. Козочка подпрыгнула и свалилась на траву, а табун помчался к седловине. Он освежевал тушу, приторочил ее к седлу и поспешил домой.

Радостный, возбужденный влюбленный мужчина поднимался на последний перед скитом перевал, почему-то ожидая колокольного звона, но колокол так и не зазвонил. Конь вынес его на перевал, вот-вот должен был показаться крест и колокольня, затем молельный дом и весь скит… Но ни креста, ни колокольни, ни церкви, ни деревеньки Игнат так и не увидел.

Луг, на котором они стояли пять дней назад, был покрыт чем-то серым, а на месте домов чернели печи. Поняв все, но еще не признаваясь себе в этом и надеясь на чудо, Игнат спустился вниз, перемахнул через реку и выскочил на луг. Сдерживаясь из последних сил, он огляделся. От скита остались лишь три выстроенных на отдалении, дома: Андрея Звягина, Ивана Марьина и его. Надеясь на чудо, Соломатин поспешил к ним, но они оказались пустыми. Все стало ясно.

На пепелище он возвратился, ощущая себя стариком и осознавая, что остался один на всем белом свете. В руках у него была лопата, два гусиных крыла, которыми в деревне подметали полы, и чистая тряпица.

Перебирая каждую петелинку, как величайшую драгоценность, Игнат нашел через несколько часов то, что искал: оплавленный серебряный крестик, несколько косточек и перстенек с изумрудом в покореженной оправе. Он нашел когда-то на Урале три прозрачных ярко-зеленых камушка – изумруда. Знатный мастер изладил ему этот чудесный перстенек, забрав два камушка за работу. Три седмицы назад он подарил его Лизоньке, и вот…

После этого богатырь дал волю своему отчаянию: катался по траве, ревел, рычал,