Катарсис - Евгений Анатольевич Аверин

позицию пятьсот кавалергардов, полсотни улан и казачья сотня. Турки сейчас проведут разведку боем, а потом хлынут всей массой, понял я. Наша конница выстроилась в несколько рядов. Если бы были пушки, хоть сколько-нибудь, это очень облегчило бы оборону. Здесь туркам нужно подниматься по склону. Он не крутой, но все же скорость сильно заберет. Но пушек нет.

Турецкий полк с гиканьем перешел на галоп. Наши выхватили шашки и сабли, ринулись в атаку. Сшиблись. Зрелище впечатляет. Шум схватки слышен и нам. Пестрая конница быстро откатилась назад. Наши тоже вернулись. На поле бегает около сотни лошадей и видны точки тел.

Позади установок подошли и развернулись тремя рядами две роты пехоты. Значит еще три остались с южного направления. Гурский с тремя генералами бурно что-то обсуждает. Через несколько минут он подошел ко мне.

— Потери тридцать шесть человек, — делится он.

— Время, которое они обеспечили, бесценно, — я смотрю на турок исподлобья.

— У них потери больше. Если здесь собрать всю пехоту, то можно отразить одну, а то и две атаки.

— Ага. Турки тоже так думают, — я передаю ему трубу.

С флангов подтягиваются еще два конных полка. Перестраиваются в две линии. Видно, кто будет в первой волне, кто во второй. Десятикратное превосходство в силе. Тут и пушки не помогут.

«Андрей Георгиевич, наши!» Наш связной взлетел на камень и семофорит. Я глянул напротив через ущелье. С десяток всадников на той стороне. А позади еще десяток казаков. Наконец-то!

— Дмитрий Семенович, — указываю я в ту сторону, — наш разъезд. Не зря отправил приказ нас встретить.

— Так это просто разведка. Неприятель отгонит в миг. А что за махи такие? Особая азбука?

— Да, флажный семафор. Очень удобно, если в прямой видимости. Передают, что невдалеке только турецкие дозоры. Наших пришла казачья полусотня и моих пятьдесят. Так просто не возьмешь.

— Переправляться через это ущелье немыслимо в нашем положении. Как только увидят, обойдут и встретят. Тепленькими возьмут, не успеем и подняться.

— Господа! — раздалась команда дежурного офицера, — Государь Император.

Николай Павлович мрачен и растерян. Рядом цесаревич Александр крутится, видит, что взрослые в отчаянии, но еще не понимает всей трагичности ситуации.

— Я благодарю вас всех и каждого в отдельности за службу и верность. Знаю, что каждый поступит так, как велит ему долг и совесть. Что касается меня, то в случае пленения прошу впредь не считать меня Императором. Указания по сему я подписал.

— Разрешите слово, — поднял я руку, как в школе.

— Говори, Зарайский, — он хмуро смотрит.

— Взгляните, на той стороне казачий разъезд и мои люди. Наверняка уже оценили обстановку и послали за помощью. Нужно продержаться.

— Не устоим. Мне уже сообщили. Даже подсказали, кто из казачьих хорунжиев полусотней командует. Но на юг нам не прорваться, а конницу с севера не удержать. Зарайский, давайте отойдем.

Мы отошли в сторону. Свита навострила уши, но Государь перешел на шепот.

— Молчите про наше дело. Мало кто знает. Я решил не сдаваться в плен. Но что делать с сыном? Его я тоже не хочу отдавать. Не имею права. Будьте рядом с ним. Не допустите пленения, пока живы. Гурского я тоже попрошу.

— А-а-а. Конечно, — мысли лихорадочно завертелись, — Николай Павлович, а может, мы цесаревича отправим на ту сторону, через ущелье? Разъезд вывезет в расположение войск.

— Можно, — в его глазах мелькнула надежда, — только, боюсь не успеем. Да и турки наблюдают.

Действительно, поодаль в трубу различимы мелькающие за камнями чалмы разведчиков.

— А если быстро? На параплане?

— На чем?!

— Долго объяснять. Это устройство для парения по воздуху. Новая разработка, между прочим. Если разрешите, то попробуем. Велика вероятность благополучного исхода.

— А неблагополучного?

— Минимальна, но кто знает?

— Это все лучше, чем плен у султана и «слава» на весь мир. Действуйте немедленно.

— Фрол, ко мне! — заорал я.

Главный механик пышет гневом, в руках пистолет, за поясом еще один. Готов к любым подвигам.

— Так, друг ты мой сердечный, — я опустил руку на его плечо, — спрячь пушки. У тебя задание поважней, чем битва с басурманами. Хотел в горах полетать? Вот и настало время. Будешь царевича спасать.

— Так я же как буду? — запутался он.

— Так и будешь. Как Алену я катал, как ты свою зазнобу тешил, нежно и ласково, чтоб ни один волосок с него не упал. Вон разъезд, вон горка. Отсюдова, тудой. Даже не вспотеешь. Расправляй. Быстро! — я крикнул последнее слово, — связной, передавай: пусть готовятся к встрече.

И вместе с ним бросился к фургону. По дороге к нам присоединились трое. Мы достали лучшее изделие наших швей. Государь, свита и пехота с конными наблюдают за нашими метаниями и матюгами. Крыло расправилось. Время полуденное, ветер слабый, зной нагрел камни, восходящие потоки чуть ли не глазом видно. Поднялись метров двести в гору. Турки тоже выглядывают.

— Александр Николаевич, прошу вас, — я сделал жест ладонью.

— С Богом, — перекрестился Николай Павлович, — иди, сын.

Ребята споро затянули удерживающие ремни на мальчике, подергали крепления на Фроле. Он тоже перекрестился. Четверо расправили на руках крыло, четверо, и я, в том числе, подняли пилота и пассажира. Понеслась!

Мы побежали по пологому склону. Крыло надулось. Параплан повис в воздухе на пяти метрах. Цесаревич взвизгнул от восторга. Фрол вильнул в сторону, поймал поток и их подняло сразу метров на пятьдесят. И наши, и турки во все глаза смотрят, те вылезли и встали в полный рост.

Я наблюдаю в трубу, как мои, в отличии от казаков, восторгам не придаются, а заняли позиции и ждут. За три минуты Фрол еще сделал круг над ущельем, затем по плавной линии спустился и скрылся на той стороне. Судя по тому, как мои снялись и скрылись, удачно. И точно, появился связной и сигналит, что груз приняли, взяли под охрану и уходят. Надо им торопиться. Турки сейчас очнутся.

— Все, Ваше императорское Величество, — развожу я руками, — цесаревич переправлен и направляется в ставку. Разрешите приступить к полевым испытаниям ракетных установок?

— Делай, что собрался, — махнул он рукой, — я от ваших изобретений пребываю в изумлении.

Я вижу, что Кирилл делает знаки о готовности, боится прерывать Государя.

— И чего молчишь? — поворачиваюсь к нему.

— К бою готовы.

— Площадь цели для поражения видишь? — прикусил я соломинку, — раз готовы, командуй.

— Первая, вторая батареи, пробный огонь!

Пробные ракеты сделаны специально для пристрелки, чтобы боевые не тратить. По весу одинаковы, но дают белое облако взрыва без всяких последствий для противника. Если только в толпу не попадут.

Фыркнул дымный хвост и исчез. Над конницей хлопок, затем второй. Поплыли