Враг за Гималаями - Юрий Брайдер

Пуст оказался и почтовый ящик Лукошникова. Полковнику (или генералу) никто не писал.

И тем не менее Лукошников оставался единственной перспективной фигурой, если, конечно, не считать профессора Котяру, неуловимого, как легендарный колобок.

В очередной раз услышав по телефону, что Донцов ишет встречи с его шефом, Шкурдюк натурально запаниковал:

— Что вы, что вы, это невозможно, профессор на днях отбывает в Осло на съезд Международного общества психиатров. Ему даже пришлось отложить встречу с представителями патриархии.

— Но с вами-то он видится?

— Не больше пяти — десяти минут в сутки.

— Вот и выделите из этих пяти-десяти минут одну для меня. Скажите, что следователь, занимающийся убийством Олега Наметкина, настаивает наличной встрече.

— Хорошо, я постараюсь.

— Примерно то же самое вы мне однажды уже обещали. А воз, как говорится, и ныне там. — Донцов, не прощаясь, оборвал разговор, демонстрируя тем самым Шкурдюку свое полное неудовольствие.

Следующий визит к Лукошникову тоже оказался безрезультатным, более того, волосок, приклеенный поперек дверной щели (старый сыщицкий трюк) остался неповрежденным.

— Ладно, — сказал сам себе Донцов. — Если человека нет дома, будем искать его на рабочем месте.

В клинике подтвердили, что Лукошников накануне получил полный расчет, откровенно высказал все, что он думает о людях в белых халатах, и ушел, хлопнув дверью.

С дворницким трудом было покончено, но существовало еще и основное место работы, ведь, по собственным словам Лукошникова, он «сторожует в научном заведении, где всякую дрянь космическую изобретают».

Благодаря Кондакову список организаций и учреждений, занятых разработками, связанными с космической тематики, был вскоре добыт. Состоял он без малого из пятидесяти наименований.

— «Опытная лаборатория Научно-исследовательского института мясо-молочной промышленности», «Экспериментальные мастерские театрального общества», «Государственный протезный завод», — с расстановкой читал Донцов. — Какое, интересно, отношение они могут иметь к космосу?

— Самое прямое, — ответил Цимбаларь. — Лаборатория мясо-молочной промышленности разрабатывает консервы для космонавтов. Чтобы легко усваивались и не порождали метеоризма, весьма нежелательного в условиях невесомости. Мастерские театрального общества делают парики для оплешивевших ветеранов освоения космического пространства. Ну а протезный завод оставляю без комментариев. Тут и дебил догадается.

— Вполне возможно, что ты, Саша, опять заблуждаешься. — глубокомысленно заметил Кондаков. — На протезном заводе могут монтировать посадочные опоры для спускаемых модулей космических аппаратов.

— Скорее всего, там изготавливают подарки для инопланетян, — вмешался Донцов. — Проблема в том, как найти человека, работающего в одной из этих контор.

— Садись за телефон и обзванивай всех по списку.

Донцова такое решение вопроса не устраивало.

— Во-первых, закрытые учреждения информацию о своих сотрудниках по телефону не дают. — Он для наглядности стал загибать пальцы. — Во-вторых, сторож, а я ищу именно сторожа, может и не состоять в штате, а числиться во вневедомственной охране или в частном охранном агентстве. А в-третьих, не исключено, что отдел кадров проявит гнилой либерализм и стукнет разыскиваемому о нашем звонке. Потом ищи-свищи этого типа.

— Что ты тогда предлагаешь? — поинтересовался Кондаков, так окончательно и не восстановивший водно-солевой баланс своего организма, о чем свидетельствовал графин с водой, опорожненный за несколько приемов прямо из горлышка.

— Придется объехать все эти конторы поочередно, предварительно составив оптимальный маршрут движения. Если на каждый из адресов потратить по десять минут, то получится около восьми часов, то есть полный рабочий день. Лично я надеюсь, что удача улыбнется нам не в учреждении под номером пятьдесят, а по крайней мере двадцать пять.

— Насчет удачи это ты к Цимбаларю. — замахал руками Кондаков. — Я здесь — пас. За долгие годы совместного существования мы с удачей друг другу успели опротиветь.

— Цимбаларь останется на хозяйстве. А в путь-дорогу придется отправиться нам с вами, Петр Фомич, — произнес Донцов сочувственным тоном.

— Где тогда транспорт взять? — Кондакову очень не хотелось сегодня покидать кабинет. — Не на такси же ездить. Разоримся вконец…

— Транспорт сейчас будет. Донцов набрал номер служебного телефона Шкурдюка. — Алло. Алексей Игнатьевич! Прошу вас срочно прибыть по известному вам адресу… Да, придется поработать… К концу дня, возможно, и не управимся… Опасность вам не грозит, это я гарантирую… Конечно, заправиться не помешает… Нет, продукты питания брать не надо… Хорошо, жду…

— А кого, собственно говоря, мы ищем? — полюбопытствовал Шкурдюк, когда позади осталось уже три или четыре учреждения, так или иначе причастных к космической тематике. — Ведь Жалмаева уже задержана.

— На свободе у нее остались соучастники. Одного из них мы сейчас и ищем, — пояснил Донцов.

Список Кондакова во многом оказался устаревшим. В ателье, где прежде шили белье для космонавтов, теперь изготавливали исключительно кружевные пеньюары. Лаборатория, проектировавшая аварийные парашюты, благополучно закрылась. Мастерская, делающая уплотнители для герметичных конструкций, целиком переключилась на выпуск сверхроскошных гробов (на пребывание здесь вместо запланированных десяти минут ушли все полчаса, и виной тому был Кондаков, пожелавший поближе познакомиться с продукцией).

— Зачем тебе такая красота? — поинтересовался Донцов, сам помимо воли присматривающийся к лакированному великолепию. — Нас в казенных похоронят. Без кистей и без глазета.

— Да я не себе, — ответил Кондаков. — Для тещи присматриваю. Если я ей такую шикарную вещь пообещаю, она удавится в буквальном смысле слова.

Уже начало смеркаться, когда они подкатили к скромному заведению, значившемуся в списке как «Экспериментальное бюро по разработке нетрадиционных средств эвакуации».

— С такими темпами мы и за два дня не управимся, — посетовал Кондаков. — Давай лучше до завтра отложим.

— Управимся, — успокоил его Донцов. — Можно сказать, уже управились.

На унылой проходной, окрашенной в цвет вдовьих слез, ниже надписи «Курить на территории категорически воспрещается», и рядом со знаком «Ограничение скорости до десяти километров в час», был нарисован тот же символ, что и на стене третьего корпуса психиатрической клиники — кружки, линии, закорючки, которые с одинаковым успехом можно было принять и за буквы, и за цифры, и за китайские иероглифы…

ГЛАВА 13 ПОВЕЛИТЕЛЬ НАГАНОВ

Едва зайдя на проходную, они нос к носу столкнулись с Лукошниковым.

Старик восседал за деревянным барьерчиком, мимо которого полагалось проходить всякому, имеющему право на посещение экспериментального бюро. Для тех, кто этим правом не обладал, но на территорию режимного объекта тем не менее стремился, существовал турникет, сваренный из толстых стальных труб.

При появлении Донцова и Кондакова турникет громко лязгнул, встав на стопор.

— Предъявите пропуск, — произнес старик тем тоном, которым обычно говорят: «Осади назад, зараза!»

— Такой не подойдет? — Донцов продемонстрировал свое удостоверение.

— Нет, — отрезал старик.

— Почему, интересно?

— Если интересно, так ознакомься с «Порядком доступа на территорию».

Донцов, которому уже некуда было спешить, не поленился пробежать глазами этот самый «Порядок…», помещенный в рамочке под стеклом, как какой-нибудь важный документ. Кроме служащих бюро, на территорию допускались только депутаты всех уровней, члены правительства, представители городской администрации, пожарные расчеты, бригады «Скорой помощи» и работники силовых ведомств, непосредственно закрепленные за объектом.

— Строго! — изрек Донцов.

— А ты думал! — буркнул Лукошников. — Тут, чай, не проходной двор и не распивочная. Привыкли шастать туда-сюда безо всякой нужды…

— По нужде мы, по нужде. Можно даже сказать, по большой нужде. — с нажимом произнес Донцов. — А вы меня разве не узнали?

— Узнал, не слепой. — огрызнулся Лукошников. — Чего надо?

— Поговорить с вами надо.

— Выписывай повестку.

— Да мы ведь просто так, без протокола. По душам.

Эти слова почему-то вывели Лукошникова из себя. Вполне вероятно, что для скандала ему было достаточно малейшего повода. Таких людей раньше называли бузотерами. Существовала даже поговорка: «Пьяного бузотера — на полати, трезвого — на цепь».