История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Рябинин Юрий Валерьевич

Неподалеку от Лазаревского кладбища, на улице Новой Божедомке (теперь — Достоевского) в Мариинской больнице служил в должности штаб-лекаря, то есть старшего лекаря, М. А. Достоевский — отец Федора Михайловича. Там же при больнице, во флигеле, жила вся их семья, и там же в 1821 году родился сам будущий великий писатель. И когда в 1837 году умерла мать Ф. М. Достоевского — Мария Федоровна, — похоронили ее на Лазаревском кладбище в родовом участке купцов Куманиных. Так, по всей видимости, распорядилась ее старшая сестра — Анна Федоровна Куманина. Могила М. Ф. Достоевской находилась саженях в пятнадцати от юго-восточного угла храма. Впоследствии, бывая в Москве и навещая могилу своей любезной родительницы, Федор Михайлович заходил и в Свято-Духовской храм и, как рассказывают нынешние причетники, делал пожертвования на нужды храма. Какой прилив дополнительного молитвенного усердия это должно вызывать у современных прихожан-«лазаревцев», — в их храме бывал и молился сам Достоевский! Хорошо бы еще у жертвователей на храм это вызвало прилив усердия! Теперь, через шестьдесят пять лет после ликвидации кладбища, можно лишь приблизительно указать место захоронения М. Ф. Достоевской. Чудом уцелело надгробие с ее могилы. Оно сейчас хранится в музее Ф. М. Достоевского при Мариинской больнице. Но, что еще более удивительно, — уцелели и самые останки М. Ф. Достоевской. В 1930-е годы они были эксгумированы известным антропологом и скульптором М. М. Герасимовым. И по вполне сохранившемуся черепу матери Достоевского он сделал ее скульптурный портрет. А череп впоследствии был передан в музей антропологии Московского университета.

Поистине, такое впечатление, что и останки М. Ф. Достоевской, и надгробие с ее разоренной могилы сохранились чудесным образом: кажется, будто самой судьбе угодно, чтобы и то, и другое было объединено на прежнем месте. Если бы какие-нибудь заинтересованные лица взялись добиваться восстановления этой могилы, она, безусловно, стала бы одной из самых почитаемых «литературных» могил в Москве. Кстати, рядом с сестрой позже была похоронена и тетушка писателя — Анна Федоровна Куманина, многие характерные черты которой послужили Ф. М. Достоевскому для создания образа «бабушки» в повести «Игрок» — одного из самых колоритных образов в русской литературе.

Могилы матери и тетки Достоевского были не единственными на Лазаревском кладбище захоронениями родственников великих писателей. В 1890 году здесь также была похоронена жена В. Г. Белинского — М. В. Белинская.

Вообще, восстановить бывшую могилу или сделать новое захоронение в том месте, где уже давно не хоронят, задача довольно непростая. Для этого требуется решение высшей городской власти. Может быть, и самого московского головы. Но в данном случае проблема несколько упрощается: на Лазаревском кладбище недавно был создан прецедент, — там восстановлено одно старое захоронение. Почему это кладбище уже и несправедливо называть бывшим. Прямо за апсидой церкви там стоит одинокий деревянный крест. Это могила основателя медицинского факультета Московского университета (нынешнего 1-го медицинского института) профессора Семена Герасимовича Зыбелина (1735–1802). В 1-ом медицинском вообще очень бережно относятся к своей истории. На Большой Пироговской недавно открылся музей института. А теперь вот восстановлена и могила его основателя.

После закрытия кладбища на его месте был устроен детский парк, причем большинство захоронений так и осталось в земле. На другие кладбища перенесены были очень немногие. И до сих пор, стоит где-то в парке копнуть поглубже, попадаются кости. А копали там в советское время довольно много: строили всякие павильоны, аттракционы, сцены и прочее. Одновременно с кладбищем была закрыта Свято-Духовская церковь. Вначале ее собирались перестроить в крематорий, но потом отказались от этой идеи и отдали церковь какому-то предприятию под общежитие для рабочих. В последние годы в церкви находились мастерские театра оперетты. Сейчас церковь Сошествия Святого Духа восстановлена. В 1999 году в память обо всех погребенных на Лазаревском кладбище там была построена и освящена Владимирская часовня.

Вообще, это довольно трудно понять: для чего было ликвидировать кладбище? неужели только для того, чтобы устроить там парк? Если бы территорию чем-то застроили — домами, цехами, чем угодно, — это еще поддается какому-то обоснованию. Но ведь, в сущности, территория Лазаревского кладбища так и осталась ничем не занятой. Можно ли убогую деревянную эстраду считать жизненно важным объектом, ради которого допустимо и кладбище срыть? Если советской столице позарез требовался новый парк, то как тогда объяснить, что в те же приблизительно годы застраивались пустыри, на которых можно было при желании устроить роскошные парки — в Хамовниках, в Дорогомилове, в Лефортове, в той же Марьиной роще. Так неужели большевики все-таки сандуновские миллионы искали?

После того, как был восстановлен храм Христа, уже почти никого не удивляют самые смелые, самые, казалось бы, несбыточные новые идеи по возрождению былых московских достодивностей. Во всяком случае, скептиков сильно поубавилось. Вот уже срубили «как войти» дворец Алексея Михайловича в Коломенском, отстраивают заново Зарядье с Китайгородской стеной, и, кажется, все «за». А есть уже предложения восстановить Сухареву башню, открыть и благоустроить Неглинку и другое. И какой же несложной, какой легко осуществимой, после строительства храма Христа, кажется идея воссоздания кладбища на прежнем его, практически свободном, месте. Да, кстати, вот еще один прецедент: с 2000-го года вновь хоронят на кладбище Алексеевского монастыря в Красном селе. А оно тоже было закрыто и ликвидировано в 1930-е. И там тоже располагался детский парк. Был в советское время такой лозунг: все лучшее — детям. Наверное, кладбища, с точки зрения прежней власти, считались чем-то «лучшим», что должно принадлежать в первую очередь детям. Так, может быть, почитатели Ф. М. Достоевского еще смогут прийти на могилу к его матушке на старейшем кладбище Москвы?

Посреди своих детей покоюсь от людей

Пятницкое кладбище

От проспекта Мира, сразу за Крестовским путепроводом, уходит направо короткий, но почти всегда многолюдный переулок, живописно завершенный стройной трехъярусной колокольней. С 1922 года этот переулок именуется Дроболитейным, а прежде назывался Кладбищенским, потому что он ведет к воротам Пятницкого кладбища, одного из тех московских «чумных» кладбищ, что были основаны по указу Екатерины Второй в 1771 году.

Сразу же в ограде здесь бросается в глаза редкостная даже для старых кладбищ теснота. От ворот до паперти Троицкой церкви буквально с десяток шагов. Тут же справа очень миниатюрный и исключительно ухоженный мемориал погибшим в Великую Отечественную. Этот мемориал, появившийся, по всей видимости, не так давно, наконец-то устроен без вечного огня — этого языческого, совершенно чуждого русской православной традиции символа. Кстати, на других кладбищах, где аналогичные мемориалы были с вечным огнем, теперь из экономии огонь повсюду затушен.

Первое захоронение, которое видит всякий посетитель Пятницкого кладбища, — это склеп-часовня над могилой семьи Смирновых, известных производителей вино-водочных изделий. Здесь же, возле склепа, на стене кладбищенской конторы установлена большая мемориальная доска самому «водочному королю» — Петру Арсеньевичу. К сожалению, могила его не сохранилась: странным образом именно на ней позже встало здание конторы. А на доске написано: Петр Арсеньевич Смирнов (1831–1898) коммерции-советник, выдающийся российский винозаводчик и благотворитель. Чаще всего теперь Петра Арсеньевича вспоминают как человека, чья фамилия — Smirnoff — стала понятием нарицательным и известным во всем мире логотипом популярного продукта. Но, увы, почти никто уже не помнит о его благотворительности. А ведь благодаря щедрым пожертвованиям Петра Арсеньевича в Москве существовали и расширяли свою деятельность многие приюты, больницы, учебные заведения. Некоторые из них действуют до сих пор. Последние годы своей жизни он был старостой и псаломщиком Благовещенского собора в Кремле. И также делал немалые взносы в приходскую казну. Поэтому надпись на камне — Среди живых да не забыт будешь — звучит с некоторой иронической двусмысленностью. За что же именно Петр Арсеньевич не будет забыт? Неужели только за «Smirnoff»?