Грехи распутного герцога (перевод Lady - Софи Джордан

Сжав ручку чемодана, она вышла из комнаты с высоко поднятой головой, готовая к взгляду любого оказавшегося рядом слуги.

Она уедет после того, как он скажет то, что должен. Она сомневалась, что это займет много времени. Что еще можно сказать после прошлой ночи?

Идя по коридору, она разглаживала складки на последнем приличном платье — том самом синем, что она носила, когда повстречала в парке Маргарит, единственное платье, которым она дорожила.

Несколько мгновений спустя она стояла перед кабинетом герцога, благодаря Бога, что не повстречала слуг. Она смогла избежать их всех, то есть избежать неловкости. Они были добры к ней, как никто. Раскрытие обмана принесло бы ей немалый позор.

Пригладив волосы, которые ей удалось собрать в пучок, она постучалась в дверь.

— Войдите.

Приосанившись, она вошла в комнату, до боли сжимая ручку чемодана. Стрнно, ей казалось, что она вернулась в Пенвич, в кабинет мастера Броклхёрста, для наказания по требованию директрисы, полученное из–за ее дерзости.

Глубоко вдохнув, она напомнила себе, что она больше не та девочка и никто не имел права избить ее. Ни тогда. Ни сейчас.

Он поднял взгляд от стола, на его лицо стоило посмотреть. Бумаги, которые он изучал, были разложены перед ним. Это был первый раз, когда она видела его занятым делом, а не гоняющимся за пороком или отдыхом. А вид ее нерешенного будущего, изменил ее мнение о нем. Так или иначе, проявилась и его трудолюбивая и приличная сторона, он не распутник, как она сначала решила.

Он немного помолчал. Его дымчато–синие глаза медленно и оценивающе оглядели ее. Ее мысли вернулись к прошлой ночи, когда она стояла перед ним обнаженная. Кровь прилила к щекам. Как получается, что, даже одетая в свое потертое платье, перед ним она чувствует себя голой?

Это все из–за него. Подлец до глубины души, он знал, как смутить женщину одним взглядом.

Вовремя опомнившись, она пыталась не волноваться. Выпрямившись, она вымучила:

— Да?

Он откинулся на спинку стула.

— Платье подходит вам. Теперь я вспоминаю, что заставило меня пытаться обольстить вас той ночью.

Ее щеки еще больше покраснели из–за его непонятливости.

— Ваше непристойное поведение той ночью, было соблазнением? — она фыркнула. — Теперь я не боюсь, что когда–нибудь уступлю вам.

Что–то вспыхнуло в его глазах серым светом, его глаза мерцали, как только что отполированная посуда. — У меня есть доказательства, что вы не неуязвимы. Мне предъявить их?

Дрожь пробежала по ее спине.

— Конечно, нет.

Повторение прошлой ночи было последнее, в чем она нуждалась. Даже перед ее униженной капитуляцией, все это время, что она была его камердинеромом она не была защищена от него.

А с мерцанием вернулся и холодный герцог.

— Жаль, что ты подстригла волосы, — заметил он. — они были весьма красивы.

Она застенчиво поднесла руку к волосам. Несмотря на тщеславие, пострадавшее при его замечании, она все еще жалела о своих волосах. Пожелав, чтобы он все еще считал их прекрасными.

Его пристальный взгляд переместился на чемодан.

— Куда–то собираетесь?

— Я думала, это очевидно.

Она объявила о своем намерении уехать прошлой ночью, и тогда ей казалось, что он полностью с этим согласен.

Он пожал плечами.

— Ну, ладно. Возможно, это лишняя мера.

Несомненно, она неправильно его поняла, и слегка качнула головой:

— Прошу прощения?

— Вы образованная леди, — объявил он, как видно, не в тему.

Она моргнула, удивленная этим неожиданным утверждением.

— Да. — Это то единственное, за что она могла поблагодарить мастера Броклхёрста. — Мой отец умер, когда мне было тринадцать лет. Меня послали в школу для добродетельных девочек в Пенвиче.

— Понимаю, — кивнул он, указывая на нее. — И теперь вы подходяще одеты и можете быть прекрасным дополнением к дому.

Она облизнула губы.

– Что вы сказали?

Его рот искривился. Он свел вместе кончики пальцев и некоторое время изучал ее.

– Вы можете остаться здесь.

Она, насторожившись, пристально смотрела на него.

— Почему вы этого хотите?

Он выгнул бровь.

— Вы во мне сомневаетесь? Я думал, вы будите счастливы остаться на этом месте.

— За все надо платить, — это она поняла много лет назад.

— Вот это да, такая пресытившаяся в столь юном возрасте.

— Почему вы позволили остаться здесь? — она крепко сжала ручку чемодана.

Откинувшись назад, он положил руки за голову, смотря на нее полузакрытыми глазами.

— Как вы утверждаете, вы желаете только заработать на жизнь, что вы и неудачно пытались сделать в прошлом, — он пожал плечами, словно не верил в это. Волна негодования поднялась у нее внутри. — Я дам вам шанс, вы можете остаться. Как женщина. В любой должности, которую мистер Адамс сочтет подходящей. В этом я полностью на него полагаюсь.

Она пристально смотрела в лицо, которое стало таким близким… и страстно желала суметь отказать ему. Ее гордость требовала отклонить это предложение и выйти из комнаты. Но логика сдерживала этот порыв. И самосохранение. Всегда чувство самосохранения было главным, вело ее, а с гордостью у нее было бы чувство голода и сточная канава.

— Согласны? — спросил он, приподняв бровь, чем всегда сводил ее с ума.

Она слегка кинула, сомневаясь, не заключила ли она сделку с дьяволом.

Он тоже кивнул.

— Вам следует знать, что не все джентльмены бесчестны, как считаете вы.

— О, — услышала она свое бормотание прежде, чем успел подумать. — Теперь вы утверждаете, что у вас есть честь? Я думала, вы избегаете столь высоких идеалов, наслаждаясь ролью распутника.

— Не позволю никому говорить, что я совратил женщину… особенно мою служанку. Под моей крышей вы будете в полной безопасности, не беспокойтесь на этот счет, — его глаза мерцали, губы скривились в усмешке. — Вчерашний вечер служит тому доказательством, — его пальцы поднялись ко рту, лениво поглаживая верхнюю губу… и она вспомнила те удивительно распутные пальцы на ней. В ней. Человек, превратившийся в ужасное чудовище.

— В безопасности от вас? Как необычно, – она потрясла головой, короткие волосы щекотали шею. – Прошлой ночью я этого не чувствовала. — Нет. Она испытывала множество эмоций. В первую очередь, желание. Но не было ощущения безопасности.

— Ваша добродетель не тронута.

— Вы, — смущение сжигало ее щеки, — трогали меня, — она обсуждала это? С ним?

— Я сделал даже больше, — насмешка исчезла. Губы превратились в линию, которая прекрасно гармонировала со стальным взглядом. — Но больше это не повторится.

— Как я могу быть уверена? Как я могу быть уверена в ваших намерениях.

Одним резким движением, он поднялся на ноги. Его челюсть стала твердой, как стол. Ее сердце бешено стучало, поскольку он прислонился к нему, пересекающему его ноги в лодыжках. — Вы слишком много думаете о себе. Знаете, вы не настолько неотразимы. И я всегда был равнодушен к амазонкам.