Мизери - Стивен Кинг

А этот дурак посмел явиться сюда и завести пустой разговор о привидениях!

но Колтер выглядел таким напуганным, что Джеффри сдержался.

– Мы очень любили мисс Мизери, то есть ее милость, – тихо проговорил он.

– Да, сэ-эр, так оно и было, – с жаром подтвердил Колтер, переложил шляпу в левую руку, а правой достал из кармана внушительных размеров красный носовой платок и оглушительно высморкался. Глаза его увлажнились.

– Мы все очень скорбим о ней. – Джеффри засунул руку под рубашку и принялся теребить бинты.

– О да, сэ-эр, и мы скорби-им. – Колтер говорил в платок, но Джеффри видел его глаза. Его гость действительно плакал, плакал всерьез, и поэтому Джеффри отбросил свое эгоистическое раздражение. – О, сэ-эр, она была хорошей госпожой! Удивительная она была госпожа, и прямо жутко смотреть, как убивается его милость…

– Да, она была хорошая, – мягко согласился Джеффри и почувствовал, что у него самого слезы подступают к глазам – как будто дождь собирается в славный леткий день. – Знаете, Колтер, когда хороший человек от нас уходит, когда уходит особенно дорогой для нас человек, нам бывает трудно смириться с его уходом. Вот мы и воображаем, что этот человек все еще с нами. Вы понимаете, о чем я говорю?

– О да, сэ-эр! – воскликнул Колтер. – но эти звуки, сэ-эр! Вы бы их слышали!

– Так что это за звуки? – терпеливо спросил Джеффри.

Он полагал, что звуки, о которых говорит Колтер, – это не более чем вой ветра, усиленный воображением, или же бормотание барсука на берегу речки, протекающей неподалеку от кладбища. Он совершенно не был готов услышать ответ Колтера:

– Кто-то царапался, сэ-эр! Похоже на то, что она там живая и хочет выбраться оттуда в мир живых, очень похоже, сэ-эр!

Пятнадцать минут спустя Джеффри в одиночестве подошел к обеденному столу. Он раскачивался, словно моряк на палубе корабля в штормовую ночь. Он в самом деле чувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Он мог бы поверить, что лихорадка, которую столь безоговорочно предрекал ему доктор Шайнбоун, наконец его настигла, но щеки раскраснелись и лоб приобрел восковой оттенок вовсе не от лихорадки, и не из-за лихорадки руки его дрожали так, что он едва не выронил графин с бренди. Если есть возможность – малейшая возможность, – что дикая мысль, поселившаяся в его голове после визита Колтера, окажется правдой, тогда он не имеет права терять время.

Одкако он чувствовал, что если немедленно не выпьет, то упадет в обморок.

Джеффри Оллибертон в первый и последкий раз в жизни совершил абсолютно не характерный для него поступок: поднес графин к губам и сделал несколько глотков из горлышка.

Затем он отошел от стола и прошептал:

– Надо проверить. Небом клянусь, надо проверить. И если в результате экспедиции на кладбище выяснится, что все эти звуки слышались только в воображении того дурака-гробокопателя, я отрежу ему уши и повешу их на цепочку часов, сколько бы он ни говорил, как любил Мизери.

Он задержался лишь на мгновение на нижнем этаже, чтобы накинуть на себя первое, что попалось под руку, – темно-коричневый фрак, – затем запряг пони по имени Мэри в повозку и отправился на кладбище. Небо было залито бледкым зловещим светом луны, находившейся в фазе третьей четверти. Он изо всех сил нахлестывал Мэри кнутом, и фалды фрака развевались позади. Старушке Мэри вовсе не улыбалось увеличивать скорость, а Джеффри не нравилась усиливающаяся боль в боку и ключице… Впрочем, с этой болью он ничего не мог поделать.

Кто-то царапался, сэ-эр! Похоже на то, что она там живая и хочет выбраться оттуда в мир живых, очень похоже, сэ-эр!

Сами по себе эти слова еще не внушили бы ему чувства, близкого к ужасу, но он припомнил, как приехал в Колторп-мэнор на следующий день после смерти Мизери. Они с Йеном переглянулись, и Йен попытался улыбнуться, хотя в глазах его стояли слезы.

– Было бы легче смириться, – сказал тогда Йен, – если бы она была похожа на мертвую. Я понимаю, это звучит как…

– Глупости, – ответил ему Джеффри и попытался улыбнуться. – Похоронная служба постаралась, косметологи…

– Косметологи! – воскликнул Йен, и Джеффри в первый раз осознал, что его друг находится на грани безумия. – Косметологи! БРЕД! Никаких косметологов не было, и не позволю я косметологам прикоскуться к моей любимой Мизери! Чтобы они раскрашивали ее как куклу!

– Йен, друг мой! Не надо так… – Он хотел похлопать Йена по плечу, но вместо этого обнял его. И они оба расплакались на плече друг у друга, как два измученных ребенка. В соседкей комнате разревелся сын Мизери (мальчик жил на свете уже почти сутки, но все еще не имел имени). Миссис Рэмедж, повинуясь велению своего доброго сердца, запела над ним колыбельную песню, хотя голос ее дрожал от подступивших слез.