Далеко от Москвы - Василий Ажаев

В столовой Алексея поджидала Женя. Она самовольно взяла на себя опеку над ним. И сейчас ему не пришлось ждать захлопотавшейся официантки, обслуживающей половину зала, — завтрак стоял на столе. Сегодня забота девушки почему-то особенно растрогала инженера. Пряча от нее глаза, он склонился к глиняной миске, в которой, на мятом картофеле, лежал кусок ярко-красной соленой кеты.

— Не спалось вам сегодня, наверное, дорогой москвич? — спросила Женя. Прихлебывая чай, она поверх большой глиняной кружки смотрела на него темными беспокойными глазами. Полное лицо девушки еще не отошло от мороза и полыхало розами на щеках. — Сегодня вряд ли кто спал спокойно.

— Почему так? Я, например, спал спокойно и видел довоенные сны. Будто бы в павильоне Севера, на выставке ел мороженое с клубникой. И никакой войны. — Алексей хотел ответить в тоне возражения, но помимо воли слова о выставке прозвучали грустно. — От мороженого стало холодно, проснулся, и оказалось, что моя голова примерзла к подушке.

— Я тоже не сомкнула глаз, — сказала Женя, не обращая внимания на попытку Ковшова свести разговор к шутке. — Знаете, я родилась в ночь с шестого на седьмое и всегда этим гордилась. В один день совпадало два праздника.

Она дождалась, когда он сделал последний глоток невкусного, почти несладкого чая, и встала. С завтраком они покончили в пять минут.

— Поздравляю вас, Евгения Ивановна, от чистого сердца, от глубины души! — с жаром сказал Алексей. — Напрасно вчера не сказали мне про день рождения. Отпраздновали бы потихоньку.

— Вы слышали, как я вчера разревелась? Сколько народу кругом, и в такой момент я не сдержалась. Как-то уж очень тяжко мне стало. Ведь сколько радостей у нас всегда было припасено к Октябрю! А сейчас и горе, и кровь, и гибель таких вот молодых, как вы и я.

Он дружески взял ее за руку. Они поднимались по лестнице. Женя благодарно ответила на его пожатие своими пухлыми пальцами.

— Я хотела вчера рассказать вам про все это, но не достучалась — должно быть, вы спали. Мы приходили вместе с Таней. Потом она ушла к Ольге, и я вволю наплакалась в одиночестве. — Она помолчала. — Вот сегодня все будут поздравлять меня: «Желаем вам, Женечка, в текущем году найти хорошего мужа». Гречкин уже поздравил — в точности такими словами. Будто все счастье в хорошем муже! Спасибо вам, что вы обошлись хоть без этого пожелания.

Она совсем на себя не походила сегодня: ни улыбки, ни смешка, какая-то необычная для нее серьезность. Ковшов проводил ее удивленным взглядом.

Тополев уже сидел на месте. Он приходил с утра очень рано. По совету Беридзе, Ковшов усадил старика в кабинет — «скорее втянется в поток». Они поздоровались за руку, но сухо и молча. Отношения сложились между ними неприязненные — так захотел Тополев, старший по возрасту. Целыми днями он сидел против Ковшова и, отрываясь от бумаг, изредка, впавшими глазами, равнодушно посматривал на приходивших к Алексею людей. Молодой инженер обходился с Тополевым предупредительно, ни в чем не проявляя своих прав начальника отдела. Задания он передавал старику от имени главного инженера. Тополев выполнял их неторопливо и как-то холодно, хотя и аккуратно. Иногда безучастность старика возмущала Ковшова, и он еле сдерживал возникавшее в нем желание крупно поговорить со своим заместителем. Единственный в аппарате, старик оставался вне треволнений и споров, связанных с проектом.

Просматривая составленную вчера ночью памятку неотложных дел на сегодняшний день, Алексей вздохнул. Перечень был велик и кое-что в нем переходило из памятки в памятку уже несколько раз.

Ему не приходилось больше сетовать на расточительную потерю времени, на то, что начальство медленно раскачивается. Работа хлынула, как наводнение. Руководители строительства словно уговорились всеми способами увеличить его нагрузку. Непосредственным начальником был главный инженер, он часто и ревниво напоминал об этом. Ему все казалось, что Ковшов занимается чем-то посторонним, не имеющим отношения к инженерной работе. Батманов давал ему задания, не осведомляясь — имеет ли он возможность их выполнить. Залкинд тоже не отставал от него, редкий день проходил без какого-нибудь партийного поручения.

Обязанностей и забот было бы, пожалуй, меньше, откажись Алексей от чего-нибудь. Он не отказывался. Он сам хотел как можно больше работы: в хлопотах утихали тревоги. Он улыбался, когда от Батманова, Залкинда и Беридзе в самый разгар рабочего дня получал новое задание — неизменно более срочное и важное, нежели все предыдущие. Залкинд однажды заметил его улыбку и понимающе сказал:

— Интереснее всего жить, когда работы сверх головы. Правильно? Учти, свет-Алеша: чем больше с человека спрашивают, чем больше у него обязанностей, тем, значит, нужнее он коллективу.

В очередном письме Зине Алексей написал: «Я поставил перед собой и своими людьми задачу: справляться с любой работой. Мне теперь кажется — нет предела силам человека, надо только очень много с него спрашивать. Прямая пропорция: больше нагрузят — больше потянешь. Может быть, я невзначай открыл новый закон природы производительности труда?»

Он посылал такие письма в адрес тещи. Не зная, когда они дойдут до Зины и дойдут ли вообще, он все же не мог не писать время от времени о том, как живет, как работает, о чем размышляет. Это стало какой-то душевной потребностью. С некоторых пор сочинение этих своеобразных отчетов требовало немало ночных часов: чтобы добросовестно изложить события очередной недели, нужно было исписать толстую тетрадь. Однажды он попытался воспроизвести историю одного только дня — получилось непомерно длинно, и он пожимал плечами, перечитывая конспективное перечисление дел, совершенных за сутки. Хлопот этого обычного будничного дня хватило бы, пожалуй, на целую жизнь какому-нибудь скучающему молодому человеку прошлого столетия, из числа тех, что гением великих писателей оказались запечатленными в десятках книг.

И сегодня заботы сразу увлекли Алексея в свой поток. С утра часа два-три он не отрывался от проекта. Эти первые часы были лучшим временем суток — голова свежая, меньше беспокоят посетители.

Ветер пробирался в невидимые щели стен и оконных переплетов, выдувал из комнаты тепло. Посидев с полчаса раздетым, Алексей снова надел полушубок. Взлохмаченный Кобзев и три других инженера сидели вокруг Ковшова и дымили махорочными закрутками.

Наморщив лоб и постукивая карандашом по виску, Алексей проверял расчет пьезометрического уклона, составленный для участка нефтепровода на левом берегу. Этот расчет служил одним из доказательств преимущества нового направления трассы. Беридзе намеревался вместо двух перекачечных станций на материке строить одну. Вторая намечалась по проекту Грубского для преодоления гряды сопок на правом берегу. Поскольку на левом берегу это препятствие не встречалось, отпадала и нужда в дополнительной станции.

— На конечном пункте сколько у вас остается давления? Полторы? — спрашивал Ковшов, не глядя на инженеров.

— Полторы атмосферы, — отвечал Кобзев, ревнивым взглядом провожая каждое движение начальника отдела, то прикидывавшего цифры на логарифмической линейке, то записывавшего их на бумаге.

— И какой же вывод? — спрашивал Алексей.

— Вторая станция не нужна.

— Вывод хороший, — сказал Алексей и посмотрел на Тополева. — Одной станции хватит для перекачки нефти от Джагдинского пролива до самого Новинска.

Кузьма Кузьмич с недовольным видом отгонял наплывавшие на него клубы махорочного дыма и на замечание Алексея не отозвался. Алексею, довольному итогом, хотелось пронять старика, и он громко сказал:

— Одной только электроэнергии экономится сто киловатт-часов на тонну нефти. Здорово! Это сверх того, что мы сокращаем срок строительства, сберегаем рабочую силу и материалы.

Он явно адресовался к Тополеву, и, заметив это, Кобзев тоже повернулся к старику. Кузьма Кузьмич спокойно отсыпал из большой бутылки в табакерку зеленый нюхательный табак и не обращал на них никакого внимания.

В кабинете давно уже позванивал телефон. Звонки учащались, стали продолжительными и резкими. Не поднимая трубки, Алексей посмотрел, прищурившись, на аппарат и усмехнулся:

— Беридзе звонит. Он не отступится! Вашим расчетом, Кобзев, его теперь не успокоить. Будет ругать за пролив. Тащите материалы по проливу, быстро!

Телефон умолк. Кобзев разложил на столе кипу чертежей и таблиц. Во всей работе над проектом переход через пролив между материком и островом оставался труднейшим этапом. Эту двенадцатикилометровую водную преграду нельзя было ни перепрыгнуть, ни обойти стороной. В проливе нефтепровод мог пройти только под водой. Трудная даже на суше, укладка его во много раз усложнялась в проливе.

По проекту предполагалось сваривать летом на берегу одиннадцатиметровые цельнотянутые трубы в плети по сто-двести метров длиной. Потом эти эластично выгибавшиеся махины весом в пятнадцать-двадцать тонн надо было затаскивать с берега на большие баржи. Приваривание конца опущенной в пролив плети к новой намеревались вести непосредственно на воде, что было крайне неудобно И не давало возможностей применить механизм. Пробная попытка приварить две плети на всегда зыбкой поверхности пролива окончилась катастрофой. Обе плети трубопровода ухнули на дно. Большой морской катер, на котором начали было сварку, опрокинулся, словно игрушечный.