Старик Хоттабыч - Лазарь Лагин

XLIII. НЕИЗВЕСТНЫЙ ПАРУСНИК

На прогулочной палубе теплохода «Колхида», совершавшего очередной рейс из Одессы в Батуми, стояли, опершись о перила и неторопливо беседуя, несколько пассажиров. Тихо громыхали где-то глубоко, в самой середине судна, мощные дизели, мечтательно шелестела вода, плескавшаяся о высокие борта теплохода, наверху, над головой, озабоченно попискивала судовая рация.

— Очень обидно, знаете ли, — сказал один из пассажиров, — что исчезли большие парусные суда, эти белокрылые красавцы. С какой радостью я очутился бы сейчас на настоящем парусном судне, на фрегате, что ли… Наслаждаться видом тугих белоснежных парусов, слушать поскрипывание могучих и в то же время изящных и стройных мачт, восхищённо следить за тем, как по приказу шкипера команда молниеносно разбегается по разным мачтам, реям… и как их ещё там называют. Хоть бы раз удалось мне видеть настоящий парусник! Только чтоб был настоящий парусник. А то в нынешние времена даже какой-нибудь «дубок» — и тот, видите ли, заводит себе моторчик, хотя — обращаю ваше внимание — считается парусным судном.

— Парусно-моторным, — поправил его гражданин в форме торгового моряка.

Наступило молчание. Все, кроме моряка, перешли на левый борт смотреть, как совсем неподалёку плещется и кувыркается в ласковом полуденном море весёлая стайка неутомимых дельфинов. А для нашего моряка дельфины уже много лет не были новостью. Он поудобнее расположился в шезлонге и попробовал перелистывать какой-то журнал. Но вскоре солнце его разморило, он закрыл журнал и стал им обмахиваться вместо веера.

И вдруг что-то так завладело его вниманием, что он перестал обмахиваться журналом, вскочил на ноги и кинулся к перилам. Далеко, почти у самого горизонта, он увидел быстро, очень быстро мчащееся красивое, но страшно старомодное парусное судно. Оно казалось видением из старинной волшебной сказки.

— Товарищи! — закричал моряк своим недавним собеседникам. — Товарищи, сюда, поскорее! Посмотрите, какой интересный парусник!.. Ну и старина!.. Ого, да у него что-то случилось с грот-мачтой!.. Нету грот-мачты! Точно корова языком слизнула! Батюшки-и-и! Да вы только посмотрите, да ведь у него же паруса не в ту сторону надуты!.. По всем законам, фок-мачта должна была уже давно улететь за борт!.. Форменные чудеса в решете!..

Но пока вняли его словам и вернулись на правый борт, неизвестное судно уже пропало из виду. Мы говорим «неизвестное» потому, что моряк готов был поклясться, что этот прекрасный парусник не был приписан ни к одному из советских портов Чёрного моря. И действительно, судно, замеченное с борта теплохода, не было приписано ни к одному из советских портов Чёрного моря. Не было оно приписано и ни к одному из иностранных портов. Оно вообще нигде и ни к чему не было приписано по той простой причине, что появилось на свет и было спущено на воду всего несколько часов назад.

Парусник этот назывался «Любезный Омар», в честь несчастного брата нашего старого знакомого Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба.

XLIV. НА «ЛЮБЕЗНОМ ОМАРЕ»

Если бы уже известный нам проводник международного вагона скорого поезда Москва — Одесса каким-нибудь чудом попал на борт двухмачтового парусника «Любезный Омар», то больше всего его поразило бы не то, что он ни с того ни с сего вдруг очутился на морском корабле, и даже не то, что этот корабль совсем не похож на обычные суда, бороздившие просторы наших морей и рек. Больше всего его поразило бы, что он знаком со всеми пассажирами и всей командой «Любезного Омара».

Старик и два его юных спутника только сегодня утром покинули купе номер семь международного вагона, а экипаж корабля состоял как раз из тех четырёх темнокожих граждан, у которых производственный стаж восходил к XVI веку до нашей эры.

Надо полагать, что вторая встреча с ними надолго уложила бы нашего впечатлительного проводника в постель.

Уж на что и Волька и Женя привыкли за последние дни ко всяким неожиданностям, но и те были порядком огорошены, встретив на корабле своих недавних знакомцев, оказавшихся к тому же очень ловкими и опытными матросами.

Вдоволь налюбовавшись быстрыми и точными движениями малочисленной команды «Любезного Омара», беспечно шнырявшей по снастям высоко над палубой, как если бы это гладкий паркетный пол, ребята пошли осматривать корабль. Он был очень красив, но мал, не больше московского речного трамвая.

Впрочем, Хоттабыч уверял, что даже у Сулеймана ибн Дауда не было такого громадного корабля, как «Любезный Омар».

Всё на «Любезном Омаре» блистало поразительной чистотой и богатством. Его борта, высокий резной нос и корма были инкрустированы золотом и слоновой костью. Палуба из бесценного розового дерева была покрыта коврами, почти не уступавшими по своей роскоши тем, которые украшали собой каюты Хоттабыча и его друзей.

Тем удивительнее показалось Вольке, когда в носовой части корабля он вдруг обнаружил тёмную, грязную конуру с нарами, на которых валялись груды всяческого тряпья.

Пока он, поборов брезгливость, знакомился с убогим убранством этого крохотного помещеньица подоспел Женя. Женя после тщательного осмотра пришёл к выводу, что эта неприглядная конура предназначена для тех пиратов, которых они, возможно, изловят в пути.

— Ничего подобного, — настаивал на своей точке зрения Волька. — Это просто осталось после капитального ремонта. После ремонта иногда остаётся какой-нибудь заброшенный уголок, где и тряпки валяются и разный другой мусор.

— Какая может быть речь о капитальном ремонте, раз ещё сегодня утром этого корабля и в природе не существовало? — сказал Женя.

На этот вопрос Волька не мог дать удовлетворительного ответа, и ребята пошли к Хоттабычу, чтобы тот помог разрешить их спор.

Но оказалось, что старик спит, так что увиделись с ним ребята только часа через полтора, за обедом.

Неумело поджав под себя ноги, они расселись на пушистом ковре, игравшем изумительно яркими красками. Ни стульев, ни столов не было ни в этих покоях, ни вообще где бы то ни было на этом корабле.

Один член экипажа остался наверху у штурвала, остальные внесли и расставили на ковре множество разных блюд, закусок, фруктов и напитков.

Когда они повернулись, чтобы покинуть помещение, Волька и Женя окликнули их:

— Куда же вы, товарищи!

А Волька учтиво осведомился:

— А вы что, разве не будете обедать?

Слуги в ответ только отрицательно замахали руками.

Хоттабыч растерялся:

— Я, вероятно, недостаточно внимательно слушал вас, о юные мои друзья. Мне показалось, будто вы пригласили на нашу трапезу тех, кто нас обслуживает…

— Ну да, пригласили, — сказал тут особенного?

— Но ведь это простые матросы, — возразил Хоттабыч таким тоном, будто этими словами вопрос был исчерпан.

Однако, к его удивлению, ребята всё же остались при своём.

— Тем более, что матросы, — сказал Волька, — не какие-нибудь капиталисты, а самые настоящие трудящиеся, свои люди.

А Женя добавил:

— Надо ещё учесть, что они, кажется, негры, угнетённая нация. К ним надо особенно чутко относиться.

— Тут какое-то прискорбное недоразумение, — заволновался Хоттабыч, смущеный дружным натиском со стороны ребят. — Я вторично прошу вас принять во внимание, что это простые мореходы. Нам не пристало сидеть с ними за одной трапезой. Это унизит нас в их глазах и в наших собственных.

— Меня нисколько не унизит, — быстро возразил Волька.

— И меня не унизит. Наоборот, будет очень интересно, — сказал, в свою очередь. Женя, с вожделением поглядывая на дымящуюся жареную индейку. — Зови скорее матросов, а то индейка остынет.

— Мне что-то не хочется есть, о юные мои друзья. Я буду обедать позже, — хмуро промолвил Хоттабыч и три раза громко хлопнул в ладоши: — Эй, слуги!

Матросы явились в то же мгновение.

— Эти молодые господа милостиво изъявили желание отобедать вместе с вами, недостойными моими слугами.

— О великий и могучий повелитель! — промолвил старший из матросов, падая ниц перед Хоттабычем и коснувшись лбом драгоценного пушистого ковра. — Нам совсем не хочется есть. Мы очень сыты. Мы настолько сыты, что от одной лишь цыплячьей ножки наши желудки разорвутся на части, и мы умрём в страшных мучениях.

— Врут! — убеждённо прошептал Волька на ухо Жене. — Голову отдаю на отсечение — врут. Они не прочь пообедать, но боятся Хоттабыча… Вот вы говорите, что сыты, — обратился он к матросам, — а скажите, пожалуйста, когда вы успели пообедать?

— Да будет тебе известно, о юный благородный мой господин, что мы можем по году и больше воздерживаться от пищи, не испытывая голода, — уклончиво ответил за всех старший из матросов.

— Они ни за что не согласятся, — разочарованно заявил Женя. — Они его боятся.