Седьмая девственница - Виктория Холт

— Здорово, — окликнул он. — Чего надо? Говоря, он ласкал головку голубя, и видно было, что он больше думает о нем, чем обо мне.

— Я принесла травки для Хетти, — сказала я ему.

— Травки для малявки! — Он рассмеялся звонким невинным смехом. — А на кой они ей? Чтоб красивше стать. — На его лице появилось воинственное выражение. — Разве наша Хетти не красотка и безо всяких травок? — На мгновение он угрожающе выпятил челюсть, словно готовясь напасть на меня за то, что я сомневаюсь в ее красоте.

— Это дело Хетти решать, нужны ли ей эти травки, — резко возразила я.

И вновь зазвенел этот невинный смех.

— Точно, — сказал он. — Хоть Сол Канди и думает, что она куда как хороша.

— Надо полагать.

— Она, можно сказать, уже помолвлена, — продолжал он почти застенчиво и нельзя было не заметить его любви к сестре и гордости за нее.

— Надеюсь, они будут счастливы.

— Они будут счастливы! — Сол — большой человек. Капитан Сол… шахтерам не побалуешь, а, с Солом-то. Скажет Сол — идите, они и идут, скажет — приходите, они приходят. Вот те крест. Сам мистер Феддер не такой важный начальник, как капитан Сол Канди.

Я решила не углубляться в эту тему. Мне надо было побыстрей отдать травки да уйти.

— А где Хетти? — спросила я.

— Да небось на кухне, с матушкой Пенгаллон.

Я заколебалась, подумав, не отдать ли ему пакетик, чтобы он передал Хетти, но решила, что не стоит.

— Пойду ее поищу, — сказала я.

— Я тебя к ней провожу, — пообещал он и пошел со мной рядом. — Гули-кули-гули, — бормотал он голубю, и мне сразу вспомнилось, как Джо лечил лапку голубю наверху у нас в домике. Я обратила внимание, какие огромные ручищи у Ройбена и как бережно держит он в них птицу.

Он подвел меня к дому сзади и указал на черепичный конек, служивший украшением. К стене была прислонена лестница — он занимался ремонтом.

— Кой-где черепица поразболталась, — сказал он, как бы подтверждая это. — Так не годится. Вдруг маленький народец придет сюда в полночь погулять?

И снова этот высокий звонкий смех, который уже начал меня раздражать. Да такой громкий, что мне захотелось, чтоб Ройбен поскорее ушел.

Я знала, что он говорит об «альфовой площадке», как ее у нас называли, — о черепичном коньке, куда, как считалось, приходят эльфы и танцуют после полуночи. Если такой конек не в порядке, то, говорили, эльфы могут рассердиться и навлечь на дом несчастье. Естественно, подумала я, человек, про которого говорят, что его зачаровали эльфы, должен верить этой легенде.

— Вот теперь порядок, — сказал Ройбен. — Уж я постарался. А потом захотелось взглянуть на моих пташек.

Он провел меня через моечную с каменными полами и вымощенный плитами переход, а затем распахнул дверь, ведущую в громадную кухню с двумя большими окнами, очагом и глиняной печью, красными изразцами и огромным обеденным столом; с дубовых балок свисали свиные окорока, колбасы и пучки трав.

За столом сидела и чистила картошку миссис Пенгаллон, которая с тех пор как умерла миссис Пенгастер, была на ферме кухаркой и домоправительницей. Эта большая, приятного вида женщина казалась сейчас непривычно грустной. Хетти была на кухне и гладила себе блузку.

— Батюшки, — сказала Хетти, когда мы вошли, — разрази меня гром, ежели это не Керенса Карли. Ах, какая честь. Входите, входите. То есть ежели не побрезгуете нами, грешными.

— Да угомонись ты, — вмешалась миссис Пенгаллон. — Это ж всего только Керенса Карли. Входи, милушка, и скажи-ка мне, не видела ль ты где моего Табса.

— Так вы потеряли кота, миссис Пенгаллон? — спросила я, не обращая никакого внимания на Хетти.

— Уже два дня тому, милушка. Так на него не похоже. Он и раньше погуливал целыми днями, да к ужину всегда в аккурат приходил… всегда мурлыкал, как я ему молочка в блюдечко налью.

— Ах, как жаль. Нет, я его не видала.

— Я прямо так беспокоюсь, что с ним сталось. Все кажется, что он, голубчик, в какой-нибудь капкан угодил. Было бы просто ужасно, милушка, у меня это из головы нейдет. Я уж подумываю, не сходить ли к твоей бабушке. Может, она мне чего скажет. С миссис Томс она прямо чудо сотворила. У ней теперь дыхание куда как лучше, а делала она только то, что ей твоя бабушка велела: взять паутины, скатать в комочек да проглотить. Конечно, это колдовство, а твоя бабушка — замечательная женщина.

— Да, — согласилась я, — замечательная.

— Ты скажи ей, как ее следующий раз будешь навещать, что ячмень больше о себе знать не дает, как я потерла глаз Табсовым хвостом, как она велела. Ой, бедненький мой Табс! Ума не приложу, куда он подевался, и не будет мне покоя, пока он не найдется.

— Может, его кто прикормил, миссис Пенгаллон, — предположила я.

— Навряд ли, милушка. Он свой дом знает. Никогда он так подолгу не гулял. Любил свой дом-то, Табсик мой. Ох ты, горюшко, только бы он вернулся ко мне.

— Я буду посматривать, — сказала я ей.

— И попроси бабушку, не поможет ли мне.

— Но, миссис Пенгаллон, я сейчас туда не иду.

— Ах, нет, — злобно ввернула Хетти. — Сейчас ты пойдешь работать в аббатство, вместе с Долл и Дейзи. Долл тут хороводится с нашим Томом, так что все нам об этом рассказала. Ни в жисть бы не согласилась работать на эту семейку.

— Думаю, тебе вряд ли представится такая возможность, — парировала я.

Ройбен, пристально наблюдавший за нашей беседой, расхохотался вместе с Хетти.

Я холодно сказала:

— Я принесла тебе трав.

Хетти схватила их и запихнула в карман платья, а я повернулась, чтобы уйти.

— Так не забудь попросить бабушку, — сказала миссис Пенгаллон. — Я прямо ночей не сплю, все думаю, что с моим Табсом приключилось.

Вот тут-то я и перехватил взгляд, которым обменялись Хетти и Ройбен Я была ошарашена, потому что мне показалось, что в нем… само зло. У них была какая-то общая тайна, и я догадывалась, что раз она была забавой для них, для всех прочих это было не забавно.

И мне очень захотелось поскорее убраться из кухни Пенгастеров.

Я была слишком погружена в свои заботы и не замечала, что происходит с Меллиорой Я часто слышала громкие голоса в соседних с моей комнатах и догадывалась: Джудит упрекает мужа, что он ею пренебрегает. Эти сцены стали немного надоедать, и, хотя мне нравилась моя госпожа, мои симпатии — если мое чувство заслуживало такого названия, — были на стороне Джастина, несмотря на то, что он едва меня замечал; он обращал внимание на мое присутствие только в те минуты, когда Джудит смущала его излишними проявлениями своих нежных чувств. Я не думала, что он очень привязан к своей жене, и хорошо представляла себе, как утомительно, когда кто-то постоянно требует от тебя пылких чувств.