Берендеево царство - Лев Правдин

— А мне-то что? — возмущенно воскликнула Ольга. — Что вы все на меня?

— Вот с какой стороны к тебе враг подбирается…

— Врат! Все у тебя враги да кулаки.

— Подожди, он еще покажет себя, твой Василий Ипатыч.

— Когда еще это будет?

— Говорю, не долго ждать.

Почему-то из всего этого разговора Ольге только и запомнились Гришины слова о том, что враг подбирается к ней с той самой стороны, откуда его и не ждать, — со стороны сердечной. Надо же вообразить такое! Подбирается. А она просто полюбила парня, не подумав о его социальном положении. И он тоже не подумал об этом. Так что же им теперь делать?

Ждать? Этого Ольга не умела и не хотела.

Теперь и скрывать ничего не надо, когда уже все знают о ее любви. Так она думала, но как раз именно теперь ей и хотелось все скрыть от людей, и даже от того, которого любила и которого ей нельзя было любить. И вот именно потому, что все обстоятельства были против них, Ольга стремилась к Ивану и знала, что он тоже стремится к ней.

Но они так оберегали свою любовь, что даже ни разу не встретились. Им казалось, что люди видят не только их поступки, но даже все их мысли. Все видят и следят даже за их взглядами. Все. Вся деревня. Им и т голову не приходило, что никто за ними не следит, никто, кроме хозяйки.

Ольга все время замечала на себе ее цепкое, неотвязчивое бабье внимание и удивлялась только, почему ее не прогоняют. Хозяйка, она все может. Наверное, потому и не гонит, чтобы на глазах была. Но Ольга уже и сама надумала уходить. Только ждала подходящего случая. Она решила уйти ближе к сенокосу, тогда в любом месте работы по горло. А без заработка ей жить невозможно.

Однажды подошел такой случай. Ольга опоздала к утренней дойке, и когда бежала по улице, уже от конца деревни доносился переливчатый звук пастушьей дудки. Зиминчиха сама начала доить. Увидав Ольгу, она сказала:

— Милку подои. Не дается она мне. Хозяйку не признает. Чем ты тут всех приворожила?

Даже как будто ласково сказала, со смешинкой, но и с намеком в то же время. Можно обидеться, можно и посмеяться. Ольге не хотелось ни того, ни другого. Она просто ответила:

— Привыкла. Я Милку с первотела дою, вот и вся моя ворожба.

— Уж так и вся?

— Стой, Милушка, постой. — Присаживаясь к корове, Ольга, насколько хватило спокойствия, проговорила: — А вашего Ивана я не привораживала.

В тишине шумно вздыхали коровы и звенели подойники под стремительными струйками молока. А потом, когда подойники стали наполняться и звон становился все глуше, пока не перешел в монотонный шорох, Ольга сказала:

— Ухожу я от вас.

— Да ты что?

— Не век же мне…

— Не говори, ничего не говори! — испуганно забормотала хозяйка. — Сам услышит, ой беды не оберешься…

Сразу после ужина Иван ушел, сказал, что к товарищу. Ольга поняла, что он будет ждать ее где-нибудь по дороге к дому. Поняла это и хозяйка — так она посмотрела сыну вослед, — а Ольгу спросила:

— Домой пойдешь?

Пока Ольга думала, что сказать, чтобы ее не задерживали, в разговор вступил Василий Ипатыч:

— Домой иди, Ольга. Иди. А то еще скажут, что ни днем ни ночью тебе отдыха нет. И так уж говорят. Иди с богом.

Она пошла и всю дорогу ждала, что вот сейчас откуда-нибудь из темного угла выйдет Иван и возьмет ее за руку. Возьмет и скажет одно только слово. Не обниматься же на виду у всей деревни. Да он и не посмеет.

Дошла до самого дома, и никто не встретился.

Удивленная и раздосадованная, распахнула калитку в свой двор — мачеха к ней навстречу:

— Оленька, пришел!

— О! Отважился?

— В огороде сидит. Звала в избу, не идет.

Иван сидел в тени на старой перевернутой колоде, прислонившись к стене сарая. Увидав Ольгу, встал. Русый чуб свалился на глаза. Он бросил фуражку на колоду.

— Что поздно?

Засмеялась, сама не понимая отчего, и хорошо, что темно: не видно, как она покраснела. Но тут же нахмурилась:

— Не знала, что меня ожидают, а то бы и совсем не пришла.

Вот тут Иван подошел и, как она и думала, взял ее руку.

— Выходи за меня замуж.

— Прямо сейчас?

— Не смейся.

— А мне и не до смеху, Ваня. Все против нас.

— Я упорный…

— И я не сговорчивая. И не пугливая. Сам знаешь.

— Ты только скажи свое согласие, а уж я не отступлюсь. Ты только скажи, любишь ли?

Вот они эти слова, ждала их, всем сердцем страдая, дождалась, Ах, милый мой, как нам теперь быть?

— Как нам быть? — спросила Ольга и покорно склонила голову к нему на грудь. И сейчас же услыхала, как сильно и часто застучало его сердце.

Иван обнял ее.

— А что, — с ликующим вызовом ответил он, — время нынче вольное. Мамане твоей в ножки поклонюсь.

— Бели б только ей…

— А дома разговор короткий. Уйду.

Ольга вспомнила то утро, когда она бежала на работу, и подумала, что на ее пути стоит только одно и не очень большое препятствие — его родители. Утро было чистое и свежее, как всегда бывает на исходе весны, когда уже опадает черемуховый цвет и наступает долгое прочное тепло. В то утро хорошо думалось о своей любви, которая заслонила все помехи. Так они малы и не сильны перед силой ее чувства.

И в такое утро Гриша сказал: «Вот с какой стороны подбирается враг». Враг? Вот эти руки, обнимающие ее, эти удары горячего сердца, этот голос, хрипловатый от волнения, и эти слова любви — все это враг? Да нет же! Если есть любовь, то может ли быть что-нибудь еще?

— Нет, — сказала она, — нет и нет!

— Почему? — спросил он, не разжимая рук.

Ольга не сразу сообразила, что она говорит вслух. Ей показалось, что Иван проник в ее мысли. Она в ужасе отпрянула от его груди.

— Ты что? — спросил он.

— Ничего, — ответила она задыхаясь, — поздно уже.

— Ну и что? Чего испугалась?

— Я ничего не испугалась, — заговорила Ольга торопливо. — А ты иди, Баня. Уходи…

И он покорился. А Ольга стояла и смотрела, как он пошел огородом, прямиком по грядкам, по картошке, перемахнул через плетень к речке и пропал в темноте.

Только теперь поняла, что она испугалась, подумав, будто Иван проник в ее мысли, а еще больше оттого, что у нее есть такие мысли, которые ей надо скрывать от него. Как же тогда любить, если не доверяться во всем, даже в мыслях? Она любит и боится доверить ему свои сомнения. Как же так? Ведь ей-то он не враг. И она ему тоже.

А Гриша говорит — враг… Ох, как все в жизни закручено!

Когда Ольга сказала хозяйке о своем уходе, она и не думала, что это произойдет так скоро. По правде говоря, уходить она и в самом деле собиралась, но потом раздумала: без работы на стороне не проживешь, а раз так, то не все ли равно, на кого батрачить? К Зиминым она привыкла, большой обиды от них не видела, а к мелким с детства приучена — на то она и батрачка. Хороший, расчетливый хозяин зря не обидит ни батрака, ни скотину.

И после той ночи, когда у нее с Иваном получился решительный разговор, он успокоился и даже повеселел, чем очень насторожил свою мать. Она все хотела понять, отчего это, начала приглядываться к сыну, а с Ольгой сделалась даже ласковее, чем всегда, но глаз с нее не спускала. Ну и дура, как будто можно за девкой уследить? А может быть, она догадывалась, что все это затишье временное, что любовь, если она есть, в сундук не запрешь, но никаких разговоров больше не заводила.

Прошумела весна в буйных травах, в зеленых прохладных уремах, в задумчивых березовых ростошах. Облетел сладкий черемуховый цвет, и, сменяя его, по берегам Тока брызнуло в зарослях шиповника алыми звездами. Лето началось беспокойное, шалое и богатое. Гулевое лето. Жара, от которой не было спасения, часто сменялась разудалыми грозами. Отрада от них и беда: где-то выгорело полдеревни, где-то молнией убило корову. Гулевое лето, но богатое: до петрова дня еще далеко, а трава — хоть сейчас коси, но по времени рано, не зацвела еще. И хлеба вытянулись почти я человеческий рост.

Прошумела весна, и покатило лето, все в тревогах и ожиданиях, от которых трепет в груди. Никогда еще жизнь не казалась Ольге такой изменчивой и такой неожиданной на поворотах: не знаешь, что тебя ждет через день, через час.

Гриша Яблочкин сказал:

— Вот теперь ты комсомолка. Смотри держись. Ты у нас первая в ячейке, да и по волости девок в комсомоле немного. Надо бы тебе от Зимина уйти.

— И сама знаю, что надо. А как тогда жить?

Он горячо, как давно уже продуманное и решенное, заговорил:

— Этого ты не бойся. Скоро артель организуем из бедноты. А то еще, знаешь, в совхоз можно. Слыхал я, зимой на курсы набирать начнут. Вот махнуть бы! Ты как?

— Это хорошо, — согласилась она и подумала: «Вот нам с Иваном и выход. Он только о том и мечтает».