Северный ветер - Владимир Прасолов

В ноябре 1941 года гауптман Фридрих Кранке получил очередное звание. В небольшом старинном прусском городке Тильзит, знаменитом задолго до Наполеона с его Тильзитским миром, своим пивом, сыром и величественными кирхами, он со своим адъютантом Рунге заехал в отель у моста Королевы Луизы, где в уютном баре с видом на реку решил отметить это событие. У него было пять дней отпуска. Кранке решил их провести достойно и весело. Ему уже опротивели нескончаемые колонны на пыльных, а теперь еще и грязных дорогах, переклички пленных, лагеря, мертвые лица в нескончаемых шеренгах, жуткий, непереносимый запах смерти в этих лагерях… Он хотел отмыться. Он хотел расслабиться. Он хотел отвлечься и забыться на несколько дней, обстановка в этом тихом городке располагала.

Пока адъютант занялся бытовыми делами, Кранке пошел по городу. Устроил себе экскурсию. И не зря. Архитектура старинных зданий потрясала его своей неповторимостью и строгой красотой. Кто-то сравнивал этот город с Парижем, вернее, называл его «маленький Париж». Да, в этом что-то есть, в мыслях соглашался Кранке. Он долго гулял по большому, тщательно ухоженному парку и берегу озера. Стая лебедей кормилась из рук какой-то пожилой женщины. Кранке приблизился, опустил к воде руку. Лебеди доверчиво потянулись к нему, один даже ущипнул за перчатку. Пройдя через центр, вышел к памятнику знаменитому немецкому поэту Шенкендорфу, бронзовая фигура которого взывала к небесам, пересек площадь и углубился в дубовый парк, окружавший театр. Старые дубы не спешили сбрасывать уже пожелтевшие листья, шумели ими от легких порывов ветра. В местном драматическом театре вечером давали спектакль, и в многочисленных аллеях около него было людно. Люди оживленно что-то обсуждали, звучали женский смех и звонкое цоканье каблучков по отполированным камням брусчатки мостовых и тротуаров, сиял мягкий свет газовых фонарей. Все это было так далеко от войны, от всей той грязи и мерзости… Неужели кто-то еще дарит женщинам цветы…

Нет, это какой-то другой мир. Фридрих почему-то вспомнил русскую девушку, медсестру, с изумительной красоты глазами и фигурой богини. Он увидел ее летом, в колонне пленных, потом, к сожалению, ее увезли офицеры СС. Фридрих был слегка огорчен тем, что не успел ее «опробовать», и выкинул из головы, как десятки других прошедших через его руки женщин. Да, видно, не совсем — врезались в память ее глаза. Они были разного цвета, отчего ее взгляд был просто фантастически красив, он обладал какой-то неземной притягательностью. Кранке умел видеть красоту. Эта красота привлекала его, и он желал ею владеть, владеть безраздельно. Сколько он ни вглядывался в лица женщин, ничего подобного найти не мог. Вот и сейчас он машинально взглянул на стоявшую у колонны женщину, и вдруг как удар тока пронзил его. Это была она. Он узнал ее мгновенно. Это невозможно!! Как она вообще могла здесь оказаться? Фридрих прошел мимо и остановился, вытащив сигареты, прикуривая, еще раз внимательно посмотрел на нее. Да, сомнений не было, это была она. Но она была прекрасно одета и явно кого-то ждала.

«Что она здесь делает?»

Будто услышав этот возникший в мозгу Кранке вопрос, она вдруг повернулась и как бы мельком взглянула на него. Это был ее взгляд, ее разноцветные глаза в мгновение пронзили Фридриха. Он просто потерял дар речи и так и замер с неприкуренной сигаретой во рту. В это время к ней из-за колонны вышел высокий белокурый офицер. Фридрих увидел зигзаги молний на его петлицах и вытянулся в приветствии:

— Хайль Гитлер!

— Зиг хайль, — спокойно ответил ему офицер СС и, взяв под руку ожидавшую его даму, не спеша спустившись со ступеней театрального крыльца, пошел с ней, оживленно беседуя, по одной из аллей парка.

Он громко говорил, обсуждая тему спектакля, игру актеров. Фридрих, следуя за ними, отчетливо слышал его, но не слышал ответов женщины. Она не должна была знать немецкий язык, не могла и говорить на нем. В этом Кранке был почему-то убежден, и вдруг он услышал ее голос. Она произнесла фразу, соглашаясь в чем-то с офицером. Она говорила на немецком! Неужели он, Фридрих Кранке, обознался? Этого не может быть! Это же она! Это ее глаза! Кранке ускорил шаг и догнал их. Поравнявшись, он повернулся и, щелкнув каблуками, сказал:

— Господин штурмбаннфюрер, извините, разрешите представиться, гауптман Фридрих Кранке.

Офицер остановился, вглядываясь в лицо Кранке, затем предельно холодно произнес:

— Штольц. Что вы хотели, гауптман?

— У меня сегодня небольшой праздник, а я совершенно один в этом городе, позвольте пригласить вас и вашу очаровательную даму к моему скромному столу.

Офицер вопросительно взглянул на даму, та повела плечами, предоставляя право решения ему, и ответил:

— Что ж, хорошо, в этот прохладный вечер мы не против согреться у камина. Надеюсь, в этом городе есть хороший коньяк?

— Благодарю вас, господин штурмбаннфюрер. Небольшая прогулка по набережной Немана — и мы окажемся в очень уютном баре при отеле, где я остановился. Там уже все готово. Прошу…

— Идите, гауптман, мы вас догоним… Как называется отель?

— «У моста».

— Хорошо, гауптман…

Все это время Фридрих краем глаза следил за женщиной. Она, казалось, внимательно слушала то, о чем он говорил. Или делала вид, что слушает?

Кранке жестом указал направление и шагнул в сторону набережной. Он не заметил, как эсэсовец кому-то, вышедшему из темноты аллеи, что-то тихо сказал.

Когда Кранке подходил к отелю, лихорадочно думая о том, как он разоблачит сейчас эту русскую, кто-то внезапно перегородил ему дорогу. Кранке увидел двоих мужчин в штатском.

— В чем дело?

— Ваши документы, господин офицер…

— Кто вы такие?.. — Кранке потянулся к кобуре, но вытащить пистолет не успел.

Сильный удар в лицо откинул его к краю набережной, он выхватил пистолет; еще мгновение, и он успел бы выстрелить в нападавших, но вспышка света и пуля, взорвавшаяся в голове, остановила его.

— Действительно, согласно офицерской книжке, он майор вермахта. Да, дилетанты в разведке у русских, дилетанты. Как его наш шеф вычислил, а?! На плечах майорские погоны, а он штурмбаннфюреру СС представляется гауптманом, это я сам слышал, свое звание перепутал, идиот. Шеф, чтобы убедиться, еще дважды назвал его гауптманом, а он как ни в чем не бывало…

Бывший гауптман Кранке, от возбуждения забывший о своем новом звании, действительно умер мгновенно, так и не осознав причины своей гибели.

— Плохо, Ганс, приказано было взять его живым.

— Да, — пытаясь прощупать пульс у лежавшего навзничь офицера, проговорил Ганс. Оставив эту попытку, он поглядел по сторонам и предложил: — А мы его задержать не смогли, он в реку прыгнул…

— Точно! Ты гений, Ганс…

Штурмбаннфюрер СС Штольц отметил в служебной записке самоотверженные действия своих телохранителей, предотвративших дерзкую попытку советской разведки нападения на офицера СС, руководителя одного из секретных отделов «Аненербе», и через месяц они получили Железные кресты за храбрость.

Труп немецкого офицера был найден только весной, в десяти километрах от города. Опознать его не смогли из-за сильных повреждений. К тому времени дело о пропаже офицера вермахта Фридриха Кранке уже лежало оставленное без движения в связи с полным отсутствием каких-либо сведений о пропавшем. Нет трупа — нет преступления. Родные в Гамбурге получили извещение о его пропаже без вести.

Пауль Штольц тоже сделал для себя выводы: даже здесь, на территории рейха, необходима постоянная бдительность. Его деятельность несомненно привлекает разведывательные службы вражеских стран, особенно опасен Советский Союз. Как они сумели его выследить? Ведь только его выдающаяся интуиция и опыт помогли разглядеть и обезвредить вражеского агента… С того дня охрана объекта и его лично была усилена вдвое.

Штурмбаннфюрер был доволен собой, он сидел в своем любимом кожаном кресле в кабинете, отделанном светлым дубом и золотистым анатолийским орехом. На полированной дубовой с инкрустациями из палисандра и тика поверхности стола лежала тонкая папка. Ее золотистый ободок и гриф «Совершенно секретно» свидетельствовали об особой важности содержащихся в ней документов. Это привезли сегодня фельдъегеря из Берлина, из самой рейхсканцелярии, из рук самого фюрера! Эти бумаги — утвержденный план его работы! Штольц взял в руки папку и осторожно открыт ее. Он отложил в сторону бумаги, касавшиеся финансирования его программы, все его запросы были удовлетворены с избытком. Его интересовал отдельно вложенный конверт — письмо фюрера с пометкой «Лично в руки штурмбаннфюреру Штольцу», внизу было подчеркнуто — один экземпляр, по прочтении немедленно сжечь.

«Дорогой друг и товарищ по борьбе!»

Пауль встал, прочитав первую фразу письма. Дальше он читал письмо стоя, перечитывая некоторые места, лицо его побледнело от волнения. Содержание письма потрясло его до глубины души. Он трясущейся рукой достал из стола зажигалку и вытащил небольшой серебряный поднос. Пробежав еще раз взглядом содержание письма, он чиркнул зажигалкой и поднес пламя к листу. Бумага загорелась каким-то лиловым пламенем и, обугливаясь, начала сжиматься и корчиться на серебре подноса. Пауль смотрел на это с каким-то благоговейным ужасом в глазах. Теперь он причастен к великим тайнам рейха — к тайнам, знание которых обрекает их носителя на великие жертвы. Это были слова фюрера, обращенные к нему. Он, Пауль Штольц, был готов на любые жертвы ради воплощения того, о чем написал ему Адольф Гитлер. Он запомнил это письмо наизусть, запомнил каждую букву и каждую запятую в этом письме.